очень ее любил, и жениться на Юлии. Как пишет
Светоний Транквилл: «Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза». Скорее всего и Випсания Агриппина испытывала сходные чувства.
Брак Тиберия и Юлии Старшей не сложился. Они постоянно ссорились и в конце концов стали жить раздельно, а в 6 году до нашей эры Тиберий удалился на остров Родос. Друзу Младшему шел тогда седьмой год. Уже лишенный возможности нормально общаться с родной матерью, он теперь на много лет лишился возможности общаться и с отцом.
Такая трагедия родителей не могла не сказаться на их сыне, но внешне Друз Младший выглядел юношей общительным и был любителем весело пожить, хотя в дальнейшем, как мы увидим, семейная трагедия действительно стала отражаться на его характере.
Во 2 году нашей эры Тиберий был возвращен из ссылки и представил в Риме свету своего сына, достигшего 15-летнего возраста, когда юному римлянину полагалось надеть мужскую тогу. С этого времени положение Тиберия, а вместе с ним и Друза Младшего меняется к лучшему, — в 4 году Тиберий был усыновлен Октавианом Августом, став официальным наследником престола, в 12 году он становится соправителем Октавиана, а в 14 году, после смерти Октавиана, императором. И если похвальную речь усопшему Октавиану Августу перед храмом божественного Юлия произнес сам Тиберий, то Друзу Младшему было доверено произнести вторую похвальную речь перед старой ростральной трибуной. (В Риме было две ростральные трибуны. Старая ростральная трибуна была построена во время пунических войн из носов захваченных карфагенских кораблей, а новая ростральная трибуна возведена Октавианом Августом и украшена носами кораблей Марка Антония, захваченных в битве при Акции.)
Еще при жизни Октавиана, в 14 году нашей эры, Друз Младший был избран консулом на следующий, 15 год. В завещании Октавиана Друз Младший, тогда еще не имевший сыновей, был назван наследником второй степени в размере одной трети имущества, а Германик с тремя сыновьями — наследником в остальной части. Это показывало, что Октавиан считает возможными будущими наследниками (преемниками Тиберия) как Друза Младшего, так и Германика, но сводные братья жили дружно, и если Тиберий относился к своему приемному сыну с некоторым опасением, то Друз Младший с ним ладил.
Кончина Октавиана и приход к власти Тиберия вызвали в империи большие потрясения. В римских легионах, стоявших в Германии и Паннонии, вспыхнули солдатские волнения, грозившие перерасти в мятеж. Подавления волнений в Германии Тиберий поручил Германику, а в Паннонию отправил Друза Младшего.
Как пишет Корнелий Тацит, в Паннонии в летних лагерях стояли собранные вместе на лето три легиона (восьмой, девятый и пятнадцатый). Узнав о смерти Октавиана, командовавший этими войсками полководец Юний Блез в ознаменование траура освободил воинов от несения обычных обязанностей и работ. Это привело к тому, что легионеры распустились и получили достаточно времени для разговоров. Один из легионеров, в прошлом театральный актер, Перценний, бойкий на язык и «умевший благодаря своему театральному опыту распалять сборища», стал подстрекать солдат к бунту, убеждая, что настал наилучший момент потребовать улучшения условий службы, которые действительно были очень тяжелыми.
Собралась солдатская сходка, где воины, изъявив неподчинение своим командирам, составили вместе значки легионов и когорт, а затем начали выкладывать дерном возвышение, с которого выступали желающие, показывая рубцы от плетей, раны и требуя изменить свое положение, а некоторые и вовсе призывая добиться своего силой. Причины для недовольства были — ветераны жаловались, что «их, уже совсем одряхлевших, и притом очень многих с изувеченным ранами телом, заставляли служить по тридцать, а то и по сорок лет. Но и уволенные в отставку не освобождаются от несения службы: перечисленные в разряд вексиллариев, они под другим названием претерпевают те же лишения и невзгоды. А если кто, несмотря на столько превратностей, все-таки выживет, его гонят к тому же чуть ли не на край света, где под видом земельных угодий он получает болотистую трясину или бесплодные камни в горах. Да и сама военная служба — тяжелая, ничего не дающая: душа и тело оцениваются десятью ассами в день; на них же приходится покупать оружие, одежду, палатки, ими же откупаться от свирепости центурионов или же покупать у них освобождение от работ. И, право же, побои и раны, суровые зимы, изнуряющее трудами лето, беспощадная война и не приносящий им никакой выгоды мир — вот их вечный удел. Единственное, что может улучшить их положение, — это служба на определенных условиях, а именно: чтобы им платили по денарию в день, чтобы после шестнадцатилетнего пребывания в войске их увольняли, чтобы, сверх этого, не удерживали в качестве вексиллариев и чтобы вознаграждение отслужившим свой срок выдавалось тут же на месте и только наличными». Требуя все это, солдаты возмущались: «Или воины преторианских когорт, которые получают по два денария в день и по истечении шестнадцати лет расходятся по домам, подвергаются большим опасностям?»
Римский денарий равнялся 16 ассам. Таким образом, солдаты требовали, повысить свое жалование более чем в полтора раза. Командующий армией не имел для этого ни денег, ни полномочий. Да и остальные требования могли удовлетворить лишь император и римский сенат.
Прибывший на сходку Юний Блез попытался успокоить легионеров. Видя, что те не унимаются и могут перебить командиров, он сумел убедить их выбрать уполномоченных и, дав им наказ, послать к императору.
Воинская сходка выбрала уполномоченным сына Юния Блеза, служившего там же войсковым трибуном, и потребовала, чтобы он добивался ограничения срока службы шестнадцатью годами, заявив, что остальные требования назовут после того, как будет удовлетворено это.
В это время подразделения, отправленные ранее в окрестности соседнего города Навпорт (город в Верхней Паннонии близ нынешней столицы Словении Любляны) для починки дорог и мостов и ради других надобностей, узнав о беспорядках в лагере, разграбили город и соседние деревни, причем избили при этом своих центурионов, пытавшихся удержать их от разбоя. Особенно досталось префекту лагеря Авфидиену Руфу, дослужившемуся до своего чина из простых солдат и всегда насаждавшему суровую дисциплину. Озверевшие от вседозволенности легионеры «стащили его с повозки и, нагрузив поклажей, погнали перед собой, издевательски спрашивая, нравится ли ему столь непомерный груз и столь длинный путь».
С возвращением этих легионеров в лагерь беспорядки, которые Юнию Блезу удалось было унять, вспыхнули с новой силой. Вновь прибывшие и часть легионеров из лагеря отправились грабить окрестности. Блез, которому все еще подчинялись центурионы
