Мадемуазель Филипов наморщила брови.
— Вы себя хорошо…
— Нет сумасшедших! Вы не понимаете? Это не затем Никола ходил в вагон с арсеналом Лета! Тут у него была динамо-машина, но там — мне не показал, переключил кабель на черную соль, переставил спрятанную аппаратуру, вытащил тунгетитовое зеркало — там у него перекачивающая станция, предназначенная для обратной работы! Боже, ведь он открыто говорил: как убить лютов — ну да, только так: не заливая их еще большим количеством тьмечи, но высасывая из них всяческую тьмечь! Это словно электрический ток, то ли к аноду, то ли к катоду течет, все равно — ток; точно так же есть два направления тока Теслы: больше тьмечи, меньше тьмечи. Вы понимаете? Это рецепт от безумия, но и для открывательских мыслей, о чем никто перед тем не подумал, чудесная машина поэтов и изобретателей — это насос логики Котарбиньского! Тот же самый ток, но направленный в другую сторону! Арсенал Лета: то, что и есть, и не есть, ни правда, ни ложь, ни да, ни нет, — я-оно глянуло на останки Николы Теслы, — ни живое, ни мертвое, панна Кристина, ни живое, ни мертвое! Следующая остановка! Когда? Где? Который час?
У нее тряслись руки. Она вытащила из ящика свой экземпляр «Путеводителя», нервно пролистала.
— Не знаю, насколько мы опаздываем, — простонала. — Новониколаевск? Вы, случаем, не видели, какая была последняя станция…
— Сейчас.
Я-оно выскочило в коридор. Купе проводников находилось в хвосте вагона, перед туалетами. Там обнаружило человека с жирными пальцами и с колбасой в зубах. Еще немного, и он поперхнулся бы до смерти. В ответ на резкий вопрос тот сразу указал на небольшие часы, стоящие над самоваром, потом на расписание движения, пришпиленное к двери, с дописками от руки, сделанными красными чернилами, размашистой кириллицей. Чтобы ее прочитать, пришлось чуть ли не воткнуть нос в бумагу. Новониколаевск, часовая остановка через двадцать восемь минут. Нет, уже двадцать семь. Время уходит, я-оно побежало назад в купе Теслы.
Я-оно схватило доктора за руку (кожа холодная, словно лед), рвануло. Мадемуазель Филипов тихонько вскрикнула.
— Что вы делаете?
— Черт, до чего же тяжелы эти трупы, — просопело в ответ. — Милая, давайте-ка сразу поправьтесь какими-нибудь солями, поскольку мне будет нужна ваша помощь и руки, а так же нормально мыслящая голова.
— Но…
— Через полчаса Никола должен очутиться в своем товарном вагоне, и я попытаюсь совершить чудо. Сейчас же, — я-оно сделало несколько глубоких вдохов, уселось в ногах ложа покойника, вытерло лоб, — сейчас нам надо подумать, как все это провести. Кто перенесет. И как. Чтобы не спровоцировать сборища на станции и не притащить толпу к арсеналу Лета; господин Тесла мне не простил бы. Думаю, что сразу же после остановки поезда вам следует пройти к тому вагону, постучать и привести тех двух агентов, вас они знают, так что послушаются; затем очень быстро…
Мадемуазель Кристина выкрутила из динамо-машины рукоятку и, склонившись над пустой кроватью, ударила деревянной ручкой по стенке: стук — стук — стук, три раза по разу.
Я-оно вопросительно глянуло на нее. Девушка отложила рукоятку. Дверь открылась, и в купе ворвался Павел Владимирович Фогель с наганом в руке.
— Господин док…
— Да спрячьте же свою пушку! — рявкнуло я-оно седовласому охраннику, поскольку, засмотревшись на тело Теслы, тот замер с опасно нацеленным оружием, с пальцем, напрягшимся на курке, при этом Фогель по-птичьи мигал.
— С ним что-то случилось? — слабым голосом спросил он.
— Господин доктор мертв, — сообщила Кристина Филипов. — Как только поезд остановится в Новониколаевске, нам необходимо будет перенести Николу в товарный. Сходите за Олегом.
— Мертв?
— Да спрячьте же это!
Тот спрятал револьвер. Насадив пенсне на нос, он приблизился к телу Теслы; осторожно взялся за запястье. Какое-то время, казалось, он измеряет пульс, поглядывая при этом пустыми глазами на стоящий под окном теслектрический генератор.
— Так, буркнул он и неспешно, с бюрократической скрупулезностью перекрестился. — Нужно будет телеграфировать. Вы же засвидетельствуете, что это был несчастный случай? Что мы никак не могли предупредить?
— Еще не известно.
— Что?
— Нужно ли будет свидетельствовать. — Кристина отвела глаза, навернула локон на палец. — Господин Бенедикт вам расскажет.
Я-оно поднялось, схватило пожилого полицейского за плечо.
— Нужно организовать сундук, чемодан, самый большой, понятное дело — пустой, чтобы тело доктора поместилось в нем без труда. Мы перенесем его в чемодане.
Фогель поправил очки, наморщил брови.
— Зачем?
— Сами увидите. Что вам терять? Сейчас он мертв, так что уже ничто не помешает. Ну, идите, времени нет! Чемодан, ящик, сундук — только большой!
Тот вышел, обернувшись на пороге к вытянутому на багряной накидке сербу — длинные ноги выступающие за кровать, рука в белой перчатке медленно опадающая на ковер, платок на шее распустился, открывая кровавые синяки, а в расчесанных в стороны черных волосах белый локон на виске — Фогель стоял и пялился, пока я-оно не закрыло двери.
— Как вы считаете, послушает?
Из мадемуазель Кристины снова вышел весь дух, она сползла по стенке у окна, приклеив лоб к холодному стеклу.
— Может. Скорее всего, так. Должен.
— А я думал, что он едет в служебном, за тендером.
— Перебрался на место Вазова. Пустые купе оставили до Иркутска.
— А-а!
Вазов и тот другой, которому Вазов разбил череп, забыл его имя, два ангела-хранителя, предназначенные с самого начала для охраны Никола Теслы, имели выкупленные места в люксе; и действительно, после смерти оставили купе пустыми, как раз две «единички» по обеим сторонам купе Теслы и Кристины — это было бы логично. Так что Фогель перебрался в одно из них, и проводник явно об этом знал. Тем не менее, билета у него не было, так что полноправным пассажиром он не был; вот он и не показывался в вагоне-ресторане, скорее всего — вообще не покидал купе. (Если не считать ночных визитов в соседние вагоны, чтобы напугать мешавших ему пассажиров.) Он охранял Теслу.
— Вы и вправду надеетесь… что… Николу…
— Мы еще не добрались до стран Льда, панна Кристина, еще есть место для лжи, даже самой огромной.
Я-оно закурило папиросу. В какой-то степени могло беспокоить то, как неожиданно все объясняется и складывается в порядке, приятном для ума — если бы не осознание, что это, по крайней мере, совсем не первое столь совершенное объяснение; каждое предыдущее очень быстро оказывалось фальшивым, во всяком случае — неполным. В конце концов, здесь мы имеем дело с новой областью знания, новой наукой — наукой о тьвете, о теслектричестве, о физических основах логики; и в ходе этого путешествия к сердцу Зимы проезжаешь через очередные эпохи истории науки, одна теория заменяет другую теорию, одна гипотеза вытесняет другую гипотезу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
