Он поскорее кое-как стащил рубашку с себя и тут же прильнул всем телом к своей подруге, но не полностью, а оставив меж ними некоторое расстояние, так, чтобы только её грудь касалась его груди, и провёл несколько раз по её напряженным соскам, зарываясь лицом в её густые волосы, ныряя головой вниз, целуя её за ушком, надеясь, что сейчас-то она точно обнимет его или хотя бы положит ладони на его плечи. Но она лежала всё так же, не поднимая рук, в глазах читалось что-то похожее на изумление, как будто она повторяла про себя: «Неужели это происходит в действительности?» Впрочем, возможно, он и ошибался, возможно, дело было всего лишь в игре его воображения, и всему виной являлась её обычная сдержанность.
Он снова спустился вниз, к её ногам, начиная медленными массирующими движениями ласкать их, поглаживая и целуя внутреннюю часть бёдер, постепенно забираясь всё выше, но не сразу, периодически прерываясь, чтобы снова прихватить губами её соски, или неожиданно оказаться у её лица, сорвать с её губ быстрый поцелуй, не давая ей опомниться, снова спуститься вниз и, при этом, ни на секунду не прекращать гладить её кожу, где бы ни касались ладони, так, чтобы она постоянно чувствовала его руки, чтобы градус возбуждения только рос, чтобы можно было уже перейти к более мощным, акцентированным ощущениям, которые дарили пальцы, путешествующие вдоль её ног, вверх-вниз, внутрь и наружу и снова внутрь, и всякий раз всё плотнее и выше, так, что ладони всё чаще задевают тонкую шёлковую ткань.
Наконец он решил, что уже пора освободить её от этой последней полоски, прикрывавшей её наготу. Он взялся за её трусики — медленно, так, чтобы она понимала, что он собирается сделать. Он рассчитывал, что они уже будут влажными к этому моменту, но они были сухими, что являлось очевидным диссонансом с её явным возбуждением. Он потянул их вниз, в любую секунду ожидая её сопротивления, но она только дёрнулась и сжала руки в кулачки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Очевидно, изо всех сил боролась с собой, с желанием ему помешать.
У него вновь захватило дух, так ему захотелось немедленно покрыть поцелуями эти два чудесных розовых лепестка, плотно сжатых, словно юный бутон. Но, конечно, он не стал этого делать сразу. Он продолжил своё медленное продвижение в этом направлении, слегка раздвинув её ноги и страстно целуя внутреннюю поверхность её бёдер, лаская кожу вокруг заветного треугольника, чтобы ещё больше раздразнить её, заставить жаждать того момента, когда он доберется до самого главного, до десерта, и он старался как мог, чтобы этот самый момент наступил как можно позже, чтобы она сама внутренне начала умолять его сделать что-то с заполнившим её желанием.
Даже сейчас, с уже достаточно раздвинутыми ногами, её внешние лепестки приоткрылись лишь самую малость, внутренние только чуть-чуть показались под ними, открывая в глубине багровую, слегка влажную щёлку. Зрелище было просто восхитительным! Даже самое интимное место Гермионы оказывалось как будто воплощением её самой — бесконечно очаровательным и удивительно аккуратным. Он понял, что его собственное желание уже готово напрочь смыть из головы все его мысли и планы.
«Работай, работай!» — встряхнул он себя, осознавая, что самое главное ещё впереди, и от него потребуется много усилий.
Как только он в первый раз дотронулся до её губ, она вздрогнула и шумно выдохнула. Он стал осторожно прихватывать их своими губами, смакуя распространяющееся наслаждение, как будто добрался до чудесного лакомства. Потом выпустил наружу кончик языка и провёл между ними, еще не погружаясь глубоко, отчего она задвигалась с беспокойством и вдруг спросила срывающимся голосом:
— Что ты делаешь?
Он поднял голову, нахмурив брови в непонимающем выражении. Она смотрела на него беспомощно и как-то растеряно, как будто не знала, как ей пояснить свою фразу. Он поднялся к её лицу, бережно пригладил ей волосы.
— Тебе не нравится?
— Мне? При чем тут я? Тебе же, наверное, неприятно это делать.
«Что она несёт?!»
Видно, на его лице отразилось такое откровенное изумление, что она спохватилась.
— Нет, я знаю, что мужчины делают такие вещи женщинам, но тебе вовсе не обязательно… Я хочу сказать, что это же, должно быть, неприятно, и вообще, негигиенично, и… — она потеряно замолчала, всё более краснея.
«Чем, черт побери, они с мужем занимались целый год?!!»
Этот вопрос сейчас буквально высверливал его мозг. Он сам за месяц освоил всю эту немудрёную науку от и до. Правда, у него была такая умелая и изобретательная партнёрша, как Джинни, но год! ГОД! Впрочем, он пообещал себе помалкивать на этот счет, поэтому сказал просто:
— Гермиона, поверь, это очень приятно! Всё, что доставляет тебе удовольствие, делать приятно. Да и само по себе…
— Просто я хотела, чтобы ты насладился мной, так, как ты этого хочешь. А получается наоборот — ты доставляешь мне наслаждение. Это же неправильно! — она широко раскрыла глаза.
— Нельзя получить настоящее удовольствие в этом деле, если его не получает женщина.
Она посмотрела на него каким-то удивительно пронзительным взглядом, брови сдвинулись к переносице.
— Хорошо бы, если всё было бы так, как ты сказал.
Он почувствовал, что она готова заплакать сейчас неизвестно от чего и стал целовать её — быстро, настойчиво, желая поскорее выгнать из неё это непонятное настроение. Но, к счастью, она так и не заплакала.
— Не слушай меня, Гарри, — сказала она через паузу. — Не обращай на меня внимания. Я просто… не слишком разбираюсь в этом вопросе. Просто делай то, что ты хочешь. Так, как ты хочешь. Хорошо? Как ты считаешь нужным.
— Ну, хорошо, если ты говоришь, то…
— Тем более… так даже лучше. У меня как раз бартолиновые железы плохо работают.
Вот в этом была она вся — Гермиона!
— Чего-чего?!
Она лукаво улыбнулась и тут же начала краснеть.
— Смазки не хватает… — промолвила она едва слышно, на щеках пылал алый румянец.
Его губы поневоле растянулись в широкой улыбке. Ну, по крайней мере, хоть что-то прояснилось.
Весь этот обмен странными репликами несколько выбил его из колеи, и, наверняка, её тоже, так что он снова прошелся по всему её телу, чтобы поднять градус желания, на этот раз уже как следует задействуя силу своих ладоней. Несмотря на кажущуюся хрупкость, на самом деле, он знал, что женщины намного крепче, чем выглядят и с удовольствием принимают более жёсткие ласки, когда уже возбуждены. Он буквально выцеловал всё её тело, прежде чем вернулся к прерванному занятию, раскинув пошире её ноги.
Он снова проник в её щёлку кончиком языка, словно жалом, и провёл снизу вверх, заставляя её невольно вздрагивать от (как он уже теперь понял) непривычных для неё ощущений. Потом самую малость углубился внутрь и начал повторять это движение, быстро нащупав маленький бугорок клитора…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
