Голос друга Рени. Протяжный, сладковатый. Мягкий французский выговор.
Голос этого Никиона так схож с голосом покойного друга. Это одна из первых причин каприза герцога наксосского. А второе то, что на французском в этих краях говорят только его хозяева, отцы и деды которых завоевали этот скудный на урожай участок земли. Сами селяне и ремесленники, потомки гордых эллинов, упорно отвечают на вопрос звучащий на французском, своим родным аттическим. К тому же местные жители грубы и не разговорчивы с чужаками. Особенно в горной местности.
Так что этот портовый бродяга за малые деньги будет полезен в пути. Он уже и был полезен тем, что сторговал трех лошадей и удобную повозку с возничим на три дня.
Этого вполне достаточно, чтобы добраться в замок баронов Мунтанери, хорошенько отдохнуть и не спеша вернуться в порт Пирея к прекрасной галере герцога наксосского, к его любимице галере «Виктории». А далее…
Далее будет так, как угодно Господу.
Неисповедимы пути Господни. Никому не ведома его воля. Никому не дано противиться ей.
Разве мог, ежедневно ожидающий пыток и казни герцог наксосский в жуткой тьме венецианской тюрьмы, надеяться на такую скорую и счастливую милость Божью. А явилась она широко открытой дверью и малой сальной свечой в руке Абеле Дженаро.
– Благодари Господа и… «господина в синих одеждах». От всей души и сердца благодари. Венеция не знает жалости к тем, кто шпионит за ее государственными секретами. И не спасло бы тебя и твое благородное звание великого герцога Наксосского. Более того, усугубило бы вину. Но… Так уж пожелал Господь устами Гудо. Это его второе дополнение к условию договора спасло тебя. Будь и ты же благодарен ему, как велит тебе твое сердце. Твоя «Виктория» уже приближается к Венеции. Но чтобы ни ты, ни капитан Пьетро Ипато никогда не приближались к водам Венеции…
– Никогда! – согласно кивнул седой головой Джованни Санудо.
Да и что ему теперь эта Венеция. Не завоевав ни полмира, ни крупицы славы, осознав преступность гордыни и увидев порог ада, великий герцог Наксосский желает одного – несколько спокойных последних лет на своих островах. Как, скажем, сейчас, благоденствует на Лесбосе в объятиях сестры самого василевса удачливый генуэзец Франческо Гаттилузио. Вскоре у него появятся сыновья и дочери. Потом внуки и правнуки. Семья – крепкая надежда на счастливую старость.
А какая семья у Джованни Санудо? С этим совсем печально. Кто ему капитан Пьетро Ипато? Не за плату ли предан ему едущий на коне по правую руку грозный вояка Адпатрес? Кто еще рядом и приятен великому герцогу наксосскому?
Взгляд Джованни Санудо поневоле переместился на крытую повозку.
Если бы кто полгода назад сказал, что «синий дьявол» будет находиться под покровительством его руки, мало того, он лично будет сопровождать палача и демона на собственной галере, а затем в горах Аттики, то великий герцог наксосский собственной рукой лишил бы жизни наглеца и величайшего глупца. Но воля Господа, время и обстоятельства очень круто изменили совсем состарившегося Джованни Санудо. Изменили так, что он, в самом дальнем уголке души был рад тому, что этот «господин в синих одеждах» рядом, что на его коленях в этой повозке покоится голова спящей его женщины, и что вскоре герцог увидит Грету… А еще… Да дьявол побери герцога великого со всеми его светлейшими потрохами – Джованни Санудо еще увидит сына Греты и несчастного Рамона Мунтанери. А даст бог, еще поднимет его над головой и объявит своим наследником. Так что…
Есть у Джованни надежда!.. Есть у него семья!
* * *
Да что же так трясет? Почему так небрежно правит повозкой возничий?
Гудо осторожно поправил голову Аделы на своем колене и откинул шерстяной полог. Теперь ему была видно уходящая горная, узкая дорога, щедро усыпанная мелким камнем, герцог, тихо улыбнувшийся ему с коня, малочисленная свита герцога, высокие сосны и ели, что сплошной стеной охраняют этот извилистый и трудный путь.
Адела спала. Тихо, как маленький ребенок. Или ангел, если они вообще спят. Но если они действуют, летают, выполняют волю Господа, то и они должны отдыхать. И даже спать. Вот так, как милая Адела. В первые дни ее освобождения с ней было немного трудновато. Она то принималась плакать, то, наоборот, чему-то беспричинно улыбалась. Но ни говорить, ни узнавать кого-либо не желала.
И тогда Гудо взмолился Господу. Тогда Гудо обратился к аду. От бога пришло спокойствие и уверенность. От Гальчини опыт и понимание.
Герцог был щедр и с охотой отзывался на все просьбы гостя свой галеры. Впрочем «господин в синих одеждах», постоянно за время пути приводивший Аделу в чувства, был не особо требователен и расточителен. Травы, настойки, колбы, минералы… Что-то еще ему необходимое. Это малые деньги. Особо важным для «господина в синих одеждах» оказался черный мешок мэтра Гальчини, который великий герцог наксосский отдал своему гостю в первый же день плавания. Этому возвращению Гудо так обрадовался, что не сумел скрыть своей улыбки.
Впрочем, пообвыкший к своему спутнику Джованни Санудо на этот раз своих глаз не отвел.
У Гудо теперь было все необходимое, чтобы вернуть Аделу к жизни. Ее кожа порозовела, дыхание успокоилось, сердцебиение и пульс пришли в необходимое согласие. Казалось, вот она поспит, откроет глаза и улыбнется. Этого так ждал и желал Гудо.
Но время проходило. Отчаявшийся Гудо все колдовал и колдовал над настойками, а каждую свободное мгновение без устали рассказывал своей Аделе о Грете, о ее будущем сыне, а особенно нежно о стойком малыше Андреасе.
А еще он по каплям поил ее резвым красным вином и с руки кормил продуктами моря и восточными сладостями. А еще он ежемгновенно ждал, что вот встряхнет головой его Адела и спросит:
– Где моя доченька? Где мой сынок?
Этого Гудо очень ждал и чуть-чуть страшился. Должна же была она окрепнуть и телом, и умом. Уж очень много усилий и знаний приложил Гудо (и Гальчини также – с его многочисленными опытами над мозгом человека) к выздоровлению дорогой ему женщины. А страшился от того, что не мог в это счастливое мгновение возвращения к нормальной жизни Аделы сообщить ей, что ее любимых, Греты и Андреаса, рядом нет. И хотя эта встреча очень и очень близка, но как знать, как поведет мозг женщины, не увидевшей своих детей.
А теперь… Всего ничего того пути. Вот только Адела… Она спит как дитя. Спит как ангел.
– А вот и ваш замок.
Кто это? Ах, да – это голос того человека, которого нанял герцог в порту. Значит… Слава Господу, закончилась эта ужасная, каменистая дорога. Теперь ослабевший от многого, и прежде всего от переживаний, Гудо сможет донести любимую женщину к месту, ставшему родным домом Грете, по праву жены погибшего барона Мунтанери, и ее брату.
– Остановись! – громко потребовал «господин в синих одеждах», едва повозка оказалась на границе леса и широко луга.
Повозка остановилась. Гудо спрыгнул с нее, и не глядя, сказал:
– Помоги!
На эти слова тут же соскочили с лошадей герцог и Адпатрес. Они осторожно передали с повозки на руки Гудо его любимую женщину.
«Господин в синих одеждах» коротко кивнул головой в знак благодарности, и, повернувшись в сторону замка, вздохнул.
Вот они – несколько сот последних шагов надежды!
Гудо ступает с невероятной бережливостью. Ведь в его руках невероятная ценность.
Зеленая трава, щедро украшенная многочисленными луговыми цветами. Тут и там густые заросли маквиса и фригана. В бесконечном синем небе ломано летают птицы. Высоко, возле самого солнца, парит гордый орел.
А впереди каменное строение, которое трудно назвать замком в сравнении с грозными цитаделями Европы. Главная башня, низкие стены. Между двумя крохотными башенками – настежь открытые ворота.
Гудо задыхается. Но не от тяжести своей приятной ноши. Его глаза видят, как от ворот замка к нему спешит Грета. Ее шаг скор и легок, несмотря на то, что на ее руках весьма поправившийся за время разлуки Андреас. Даже ее огромный, жизнь сотворяющий живот не помеха этому.
Еще издали Гудо слышит слова милой Греты:
– Я знала… Я верила… Я день и ночь молила Господа нашего… Уже третий день я не сходила с площадки башни. Я сразу же тебя узнала. Твои синие одежды. Это одежды радости и надежды. Я знала. Верила. Ты вернешься. Ты вернешь нам нашу маму. Ты всегда выполнял свое слово. Гудо… Мой милый Гудо! Это ты! Это наша мама. Мой милый, дорогой Гудо…
Гудо чувствует, как по его лицу стекают слезы. Их нужно было бы стереть, но руки его заняты и как назло с его большой головы сполз капюшон. Не поправить, не утереть лица. Да и нужно ли? Это глупость – скрывать счастье на лице.
Грета останавливается в нескольких шагах от «господина в синих одеждах» и тихо зовет:
– Мама. Это я – твоя Грета. А это наш Андреас. Мама. Мама, как я ждала этого счастливого мгновения. Счастья, быть всем вместе. Мама. Моя дорогая мама.
