— Неблагодарный вы, господин капитан, — с притворным гневом обрушился на пандурского капитана князь, — так вы вознаграждаете меня за то, что я поймал для вас шайку разбойников? Вы испортили все мое развлечение! Вы что, не могли сюда притащиться на час позже? А мне так хотелось побывать в узилище! Вы лишили меня редкостного переживания!
Капитан непонимающе посмотрел на князя. Гости вместе с палатином смеялись.
— Именно это вы должны были сообщить мне столь безотлагательно? — спросил палатин капитана.
— Нет, я пришел просить помощи. Можно предположить, что разбойники уже узнали о том, что мы везем их друзей в Бытчу. Они были рассеяны по лесам, а теперь объединились, опередили нас, хотят напасть и освободить узников.
— Капитан, — обратился палатин к своему военачальнику, — пошли на помощь пандурам столько человек, сколько сочтешь необходимым.
Оба ратника удалились. Палатин выискивал глазами Алжбету Батори, но ее, потерявшую сознание, как раз выносили из зала под присмотром жены палатина Анны Цобор.
— Милый князь, — палатин подошел к Яну Христиану, — прошу прощения за оскорбление, которого вы удостоились под моей крышей. Уверен, что ошибку искупит и сама чахтицкая госпожа, как только придет в себя. Я счастлив, что сей неприятный эпизод вы не воспринимаете трагически. Благодаря этому он не вызвал паники среди моих дорогих гостей, а лишь развеселил их.
— А более всех — меня, — улыбнулся князь. — Это приключение я буду с радостью вспоминать!
Свадебные гости, окружив князя, бурно поздравляли его.
Об Алжбете Батори никто и не вспомнил, а если и вспомнил, то лишь с высокомерной жалостью. В ней видели женщину, которая так неистово влюбилась в князя, что это помутило ей разум. Но палатин не переставал размышлять о ней. Капитан ждал его в дверях.
— Осмелюсь доложить, — сказал он, — что содержимое чаш мы опробовали на двух собаках. Вино было отравлено быстродействующим ядом. Собаки мгновенно отмучились.
— Можешь идти, — помрачнев, сказал палантин и направился в залу, куда отнесли чахтицкую госпожу.
Тем временем граф Няри с просиявшим лицом подошел к прославленному князю.
— Поздравляю вашу княжескую светлость!
— Мне есть с чем поздравить и вас, милый граф. Минутой назад мне всего лишь угрожала темница, вам же и палатину, — продолжил князь с загадочной улыбкой, — грозила смерть! Меня, кажется, лишь случайность спасла от узилища. Но вас и нашего любезного хозяина спасло от верной смерти ваше острое зрение.
— О, — на лице графа обозначился неподдельный восторг, — острота зрения бледнеет перед остротой разума вашей княжеской ясности!
Гости, которые выслушали эти взаимные комплименты, не думали, что в них более глубокий смысл, иное значение, чем им представлялось. Но минутой спустя все уже знали, что, собственно, случилось. И это лишь благодаря тому, что некоторым дамам — в ответ на клятвенное обещание не проговориться ни словом — граф Няри обрисовал событие так, как ему было выгодно.
Дочери и зятья чахтицкой госпожи, бледные, расстроенные, сновали среди гостей. Они чувствовали, что их все вокруг неведомо почему жалеют, почему-то избегают разговора с ними, что-то от них утаивают. Они задавали себе мучительный вопрос: возможно ли такое?
Палатин подошел к Алжбете Батори как раз в ту минуту, когда она пришла в себя и устало обвела глазами слуг и Анну Цобор, хлопотавшую над ней не из особой любви, а по обязанности хозяйки дома. Когда Алжбета увидела палатина, она снова упала в обморок.
— Я хочу остаться с ней наедине, — сказал Дёрдь Турзо и решительным жестом велел жене вместе с прислугой покинуть помещение.
Когда за ними закрылась дверь, палатин заговорил так дерзко, как обычно никогда не разговаривал с дамами:
— Итак, довольно! Или я прикажу бросить вас в колодец, если будете продолжать изображать обмороки!
Смертельно бледная, графиня открыла глаза и села.
— Отравительница! Убийца! — закричал он на нее. — Убирайся из моего дома. Если через час ты не будешь за пределами Бытчи, я заточу тебя в самом темном подвале!
Он повернулся и пошел прочь.
Гнев буквально сотрясал палатина. Близость чахтицкой госпожи настолько бесила Дёрдя Турзо, что останься он в комнате еще немного, определенно забыл бы о достоинстве и своем положении и бросился бы душить ее, как самого лютого врага, посягнувшего на его жизнь.
Как только он вышел, кровно оскорбленная Алжбета Батори выбежала из залы и как безумная бросилась в свои покои. В дальних коридорах она ничего не замечала.
— Запрягайте! — отдала она приказ гайдукам и даже сама принялась помогать служанкам укладывать вещи в сундуки.
Среди гостей мигом распространился слух, что она уезжает. Всем стало легче: свадьба обойдется без ненужных неприятных сцен. В этом заключался, как им думалось, единственный способ удовлетворить оскорбленную гордость князя.
Дочери и зятья Алжбеты чувствовали себя прескверно. Один за другим незаметно покидали они зал и, мучимые множеством вопросов, входили в апартаменты матери. Но вид ее приводил их в трепет.
— Прочь с глаз моих! Не хочу вас видеть! — кричала она на них так бешено, что они оставили ее покои в полном отчаянии.
У дочерей слезы навертывались на глаза, у зятьев в бессильном гневе сжимались кулаки. Недолгое время спустя они оказались в кабинете палатина, где по его приказу их всех собрал Юрай Заводский.
Палатин был буквально разъярен.
— Алжбета Батори совершает неслыханные вещи, — сдерживая себя, говорил он, — они уже перестали быть тайной для общества. О них знает уже и король и требует наказания виновников. Сегодня она превзошла все свои злодейства: попыталась отравить меня и графа Няри. Я сообщаю вам этого с настоятельным требованием — призвать ее к порядку. Если этого не произойдет, придется вмешаться мне, и я не смогу защитить от позора и ваши семьи.
Тем временем чахтицкая госпожа выезжала из турзовского замка так стремительно, словно крыша горела над головой. В коридоре она столкнулась с Юраем Заводским. Он хотел было избежать встречи, исчезнуть, но она отгадала его умысел. Он остановился.
— Юрай Заводский, — вперила она в него свой взгляд, — в последний день года я жду тебя в чахтицком граде. Жду непременно. Не забудь!
И она вышла во двор, где уже стоял наготове экипаж.
Минуту спустя кортеж выехал из ворот и растворился в ночной мгле.
Князь-разбойник
Граф Няри искал возможности поговорить с князем Яном Христианом наедине. Наконец это ему удалось. Они вместе наблюдали отъезд Алжбеты Батори, укрывшись в нише.
— Хотя ты и не выполняешь наше условие, — сказал граф Няри, — и пускаешься в опасную авантюру на свой страх и риск, все равно я восхищен тобой, мой молодой друг! Сперва я не понимал, зачем тебе сей княжеский маскарад, но вскоре догадался!
— Да затем, чтобы о чахтицких делах, о чахтицкой госпоже и ее злодействах узнали и наверху, хотелось открыть глаза палатину.
— Это тебе на славу удалось, искренне тебя поздравляю.
— А разве вас не следует поздравлять и благодарить?
— Однако нам нельзя терять ни часа, — сказал граф Няри шепотом, когда у ниши появилась пара влюбленных. — Теперь объясни, как ты хочешь выбраться из этого опасного положения. В самом скором времени обнаружится, что никаких разбойников сюда из Нового Места не привозят. Твоего пандурского капитана схватят, под пытками он все выложит. И ты плохо кончишь.
— Со мной ничего не может произойти. Пандурский капитан — один из самых ловких моих товарищей: он появился здесь в форме Имриха Кендерешши. Ловкий малый, его не поймаешь. А если и случится такое, у меня хватит сообразительности, чтобы его освободить.
— В твоей сообразительности я не сомневаюсь. А теперь расскажи, как ты обошелся с князем?
— Не хотелось бы об этом говорить, хотя вы великодушно и предоставили нам свой охотничий замок.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что князь оказался моим гостем?
— Примерно так, мой господин: он ждет моего возвращения в вашем замке. Я отвел его туда, как только остановил его кортеж. Он негодовал, что несколько дней ему придется жить в столь роскошном замке. Однако понял, что другого выхода нет. Я преспокойно переоделся в его платье, сел в его экипаж — и вот я здесь.
— И никто из многочисленного княжеского кортежа не выдаст тебя?
— Князь строго-настрого приказал своим провожатым молчать. Он понимал, что не удержи кто-нибудь из них язык за зубами и попади я даже в небольшую переделку, он уже не будет наслаждаться красотой звезд, слушать стихи бродячих поэтов и черпать мудрость из старых фолиантов.
— Ты что — пригрозил ему смертью?
— Пришлось. И не только в этом случае, но даже если бы я ненароком выдал себя. Как бы, по-вашему, повел себя палатин, если бы обнаружилось, кто я?
