чтобы пожелать им удачи.
— Надеюсь, ты прав, — ответил я и отвернулся от озера в самом мрачном расположении духа.
Аркл, по крайней мере, получил женщину, о которой так страстно мечтал, а вот я, признаться, чувствовал себя одураченным. Мне постоянно приходилось делать за всех грязную работу: за Белую Мышь, Кенеку, Аркла, Кумпану — и, честно говоря, было неприятно ощущать себя этаким скромным подручным инструментом, который становится никому не нужен, когда работа закончена.
В ту ночь мы разбили лагерь на берегу озера. Мне почти не спалось, на душе было тревожно. В таинственной тьме камышовых зарослей то и дело раздавались крики птиц и тоскливые стоны ветра, но эти звуки не шли ни в какое сравнение с шумом, который доносился из леса. Взбешенные слоны яростно трубили, ревели также и другие звери; но что самое ужасное, я слышал отчаянные крики истязаемых людей. Они звучали так громко и настойчиво, что я бы обязательно нашел Кумпану и потребовал у него объяснений, если бы только знал, где его искать. Впрочем, было ясно, что старик в любом случае ничего мне не скажет. В конце концов наступила тишина, и мне удалось немного поспать.
Хмурым утром, когда солнце еще не взошло, а унылый серый туман окутал озеро, пришел Кумпана. Он принес нам поесть и объявил, что пора двигаться в обратный путь. С восходом солнца мы вступили в ненавистный мне заповедный лес. Пройдя шагов триста, я наткнулся на что-то мягкое. Посмотрел себе под ноги и с ужасом обнаружил истерзанное тело воина абанда. По всему было видно, что его убил слон.
— Ханс, смотри! — воскликнул я, указывая на ужасную находку.
— Вижу, баас. Думаю, мы встретим тут множество погибших. Разве баас не слышал ночью, как слоны-призраки охотились на абанда? Похоже, именно за этим колдуны дабанда и привели их сюда.
— Да, я что-то такое слышал, — прошептал я, припомнив страшное пророчество Тени: «Ступайте прочь, и пусть свершится звериный суд». Боже правый, так это было судилище!
Ханс как в воду глядел. Вокруг валялось несколько сотен трупов несчастных абанда. Какая жуткая смерть! На них охотились в темноте, их растаптывали и рвали на куски обезумевшие животные. Слоны, вероятно, шли по следам своих жертв, полагаясь на обоняние. Если таким образом рука судьбы расправилась с приспешниками Кенеки, то что же тогда, интересно, ожидало его самого? Ведь он, судя по всему, ушел далеко вперед, и я его нигде не видел.
Если раньше я просто недолюбливал дабанда, то теперь буквально их возненавидел и желал только одного — поскорее покинуть эту жестокую землю, сплошь населенную колдунами. Ибо тщетно пытался я найти какое-либо иное, логическое объяснение невероятной власти этих людей над дикими животными. Нет, похоже, тут и впрямь без чародейства не обошлось. Разумеется, нападение слонов на абанда могло быть трагическим совпадением: несчастные совершенно случайно наткнулись на стадо, в страхе убегая от той, кого считали земным воплощением богини Энгои. Однако мне в это верилось с трудом, ведь, следуя за нами по пятам, абанда спокойно прошли через лес мимо слонов, а я уже упоминал, как эти животные следили за нами из-за деревьев.
Почему в тот раз слоны не напали на них? У меня есть только одно объяснение. Потому что тогда с ними был Кенека, которого звери хорошо знали и беспрекословно слушались. Разве он не продемонстрировал нам свою власть над этими гигантскими животными еще до того, как мы вошли в землю абанда? Все изменилось, когда воины лишились его защиты. Слоны мигом на них напали, растоптали и разорвали на куски. Такая участь ждала бы и нас с Хансом, если бы мы шли одни.
Впрочем, сейчас нам ничего не угрожало. Слонов мы больше не видели: как я потом узнал, отомстив воинам абанда, они чинно покинули лес и вслед за старым самцом отправились через долину кратера к ущелью, из которого и появились. Понятия не имею, что затем с ними сталось; скорее всего, слоны вернулись в свое логово, туда, где мы впервые с ними встретились.
После множества привалов, которые Кумпана устраивал непонятно зачем, мы к вечеру выбрались наконец из этого ужасного леса, и тут нашим глазам предстало нечто еще более устрашающее. Вокруг алтарного помоста и по улицам города бегали сотни воинов абанда — в разорванных одеждах, а иные и голышом. Они в ужасе таращили глаза и пронзительно кричали. Эти помешанные едва ли походили на людей: с пеной у рта они катались по земле, рвали на себе волосы и кусали друг друга.
— Баас, да они тут все разом спятили, — испуганно заметил Ханс, прячась за моей спиной. Среди африканских туземцев бытует суеверный страх перед безумием, которое они считают карой небесной. — Не прикасайтесь к ним, баас, а не то и мы сойдем с ума.
В его увещаниях не было надобности, ибо я и сам желал держаться подальше от столь омерзительного зрелища. До сих пор мне не дает покоя вопрос: что могло привести несчастных в такое состояние? Наверное, страх тех, кто вернулся с озера живым, передался их собратьям, ожидавшим в городе, и они лишились рассудка.
Или же теперь, когда абанда остались без поддержки Кенеки, суеверия, которые он всячески обуздывал, всплыли с новой силой и взяли над ними верх. Они вспомнили о древнем проклятии, каковое должно было пасть на голову всякого, кто ступит на землю Моун, откуда их изгнали еще в незапамятные времена, и оттого повредились умом. Кто знает, в чем была истинная причина, но только несчастные и в самом деле «стали подобны диким зверям», как то предсказывала жрица по имени Тень.
Я был так потрясен и напуган, что, признаться, обрадовался, когда, завидев нас, абанда сбились в кучу и с истошными воплями и криками убежали прочь. Наверное, вернулись в свою землю.
Вскоре все их тысячное войско растворилось в сгущающейся тьме, и совершенно невредимый город дабанда погрузился в безмолвие.
