жгло промежность, когда она пыталась опустошить мочевой пузырь.
На лбу выступил пот, голова кружилась. Она вышла, решив последовать совету трайтера и проклиная свое невезение. К счастью, у Аннабель нашлись одноразовые антибиотики против мочеполовых инфекций.
— Они суперэффективны, через двадцать четыре часа цистит покажется вам дурным сном. Знаю по опыту. Жара, вода, бактерии… вот и результат, — приговаривала она, разбавляя содержимое пакетика небольшим количеством воды. Протянула стакан Амайе, которая мигом проглотила его содержимое. Затем посоветовала ей чем-нибудь заесть лекарство.
Ловцы креветок соорудили столы, положив доски на козлы, холодильники, морозильные шкафы и прочую мебель. Вокруг расставили десятки складных стульев. И хотя Амайя поклялась Аннабель, что от лихорадки и рези в промежности ничего не сможет проглотить, аппетитный запах жареного мяса, которое готовили на переносной кухне, пробудил в ней аппетит.
— Чем это так вкусно пахнет?
Аннабель улыбнулась. Это была крупная, сильная, чуть полноватая женщина. Ее волосы были зачесаны назад и собраны в хвостики, разделенные пробором на макушке. Слишком детская прическа для дамы, которая явно не страдает комплексами, надевая короткое светло-голубое платье поверх легинсов.
— Мой муж и мальчики готовят джамбалайю из креветок и ветчины.
— Ух ты, ни разу не пробовала, — призналась Амайя. — Но пахнет замечательно.
Она подошла к кастрюле, где тушились овощи с мягким красноватым оттенком. Джонсон, который тоже был тут, даже спросил рецепт у парня, размешивавшего смесь большой деревянной ложкой.
Аннабель раздавала всем желающим банки с пивом. Амайе, которая готова была бы убить за такую банку, пришлось отказаться из-за антибиотика. По ногам и спине по-прежнему растекалась слабость.
— Когда я была маленькой, мама готовила это блюдо для праздников, — объяснила Аннабель. — Сейчас, может, и неуместно говорить о праздниках, но у всех нас есть за что поблагодарить Бога. Большинство потеряли свои дома, зато мы спасли корабли и лодки, без которых не можем зарабатывать на жизнь. Наши семьи живы, наши дети в безопасности, так что laissez les bons temps rouler[26].
— Да, вы, безусловно, правы. Главное, что все живы. Вам удалось связаться с семьями?
— Да. Большинство из нас — ловцы креветок, а корабли оснащены мощными морскими радиоприемниками. Обычно это наше единственное средство связи, мобильная связь на болотах работает плохо. Сегодня я даже разговаривала по рации с двоюродным братом, он живет в штате Мэн и очень за нас переживает.
Амайя посмотрела на нее с любопытством.
— Неужели это возможно? Корабельное радио работает всего на несколько миль…
— Разумеется! Конечно, говорим мы не только по рации, — пояснила она. — С помощью рации связываемся с кораблем, находящимся в зоне максимального покрытия — например, с моей кузиной Паулой, живущей в Кокодри, — даем ей номер, с которым хотим соединиться, а она набирает его в своем мобильном телефоне и кладет телефон перед включенным микрофоном; таким образом можно поговорить с кем угодно. В этой части мира только так и живут. Одна проблема: радиотелефонные звонки доступны для всех станций, которые в это время включены, и наши разговоры слушают на всех окружающих кораблях.
Джонсон и Амайя переглянулись.
— Вы поняли? — сказала Саласар, глядя на Джонсона и Шарбу, и неожиданно улыбнулась.
Джонсон обратился к Клайву, мужу Аннабель:
— Не могли бы вы показать, как это делается? Вы даже не представляете, как для нас важно срочно наладить связь.
— Я договорился с кузиной моей жены на одиннадцать вечера. Тогда и попробуем. Джамбалайя готова. Ее нужно съедать сразу же, пока не остыла, к тому же вся компания проголодалась, — сказал он, жестом указывая за спину.
Джонсон обернулся и увидел, что вокруг импровизированных столов выстроился целый отряд, состоящий из ловцов креветок и их детей, вооруженный мисками и ложками.
* * *
После ужина Амайя застала Булла возле лежанки Дюпри. Джонсон и Шарбу отправились вместе с Клайвом и Аннабель на корабль.
— Он еще не проснулся, но температуры нет, и выглядит он гораздо лучше, — сказал Булл.
Амайя села на пол рядом с лежанкой и посмотрела в окно на темнеющие за ними болота. Эта и была та самая темнота, в которой жители байу якобы видели фифолетов, плавающих по поверхности воды, или же маленьких лютинов, духов непослушных детей, которые во время сна заплетали людям волосы, собачью шерсть или конскую гриву. Амайя прислушалась к ночным звукам. Из соседней хижины доносились оживленные голоса, и она удивилась способности людей восстанавливаться после потрясений. Слышала она и напряженное гудение веревок, которыми обвязывали хижины, чтобы удержать их вместе. Ей показалось, что она различает чуть слышное бормотание, будто где-то читали молитву. Затем Амайя поняла, что Медоры нет на месте; выглянула в окно и увидела трайтера, сидящего на заднем крыльце напротив неподвижного силуэта Медоры и бормочущего молитву, прикрыв ее руки своими.
— Что такое гауэко?
Раздавшийся в темноте голос Дюпри заставил ее вздрогнуть.
— Как вы меня напугали! Вам лучше?
— Да, гораздо лучше, — ответил агент. Скорее всего, он еще не восстановился на сто процентов, но голос его обрел привычный тембр и силу, — Так что такое гауэко? — повторил Дюпри. — Я слышал вчера, как вы произнесли это слово, глядя в темноту Нового Орлеана.
Амайя пересекла темную комнату и снова села рядом с лежанкой. Вздохнула, словно уступая.
— Гауэко — это те, кто является по ночам, — начала она. — Там, откуда я родом, легенды делят магических существ на две группы: светлых и темных. Гауэко принадлежат к темным существам. Это порождения ночи, смерти и одиночества, которые бродят по горам и городским улицам, ища лазейку, чтобы проникнуть в человеческую душу. Согласно легендам, в темное время суток они могут свободно попасть туда, куда им вздумается, но, как только затеплится свет нового дня, убегают и прячутся в гротах и под камнями. Это настолько распространенная легенда, что двери многих домов в наших краях украшены эгускилором, или солнечным цветком. Согласно легенде, богиня Мари подарила его людям, чтобы те защитили свое жилище от гауэко. Внешне цветок напоминает солнце, и ночные духи не заходят в дома, находящиеся под его защитой. Моя тетя всегда вешала на пороге эгускилор. На всякий случай.
— Я понимаю, о чем вы, — ответил Дюпри из темноты. — В вуду есть демон по имени Калфу; он залезает на грудь жертвы, пока она спит, и обездвиживает ее. После этого человек видит кошмары, но не может вырваться на свободу. Когда я был маленьким, моя тетушка Нана не позволяла мне ночью открывать окна, даже в сорокаградусную жару.
— Кажется, вы говорили, что вы католик… — заметила Амайя.
— Моя мать была католичкой. После смерти родителей я рос с Наной. Она настаивала, чтобы я получил христианское образование, по воскресеньям даже водила на
