— Делэль, завтрак готов! — окликнул девочку Эдгар, и та обернулась, услышав имя, что уже много раз звучало из уст Гелаты. Юноша махнул ей рукой и, бросив палку, альбиноска подбежала к сидящей у костра парочке. Она уселась около Гелаты и осмотрелась, точно зверёк. Эдгар аккуратно разделал горячего кролика, разложив его ломтики на небольшой деревянной дощечке, и протянул остальным. Гелата выбрала самые мягкие куски и отдала их Делэль.
— Ешь! — Она указала на рот, и девочка, повертев в коротких чумазых пальцах крольчатину, откусила маленький кусочек. Пресное мясо не вызывало аппетита, но Гелата уже и забыла, когда в последний раз ела что-то не столь отвратительное. Наверное, до того, как она встретила Энэйн, как её изнасиловали в лесу... Это было гораздо раньше, дома... Та жизнь казалась ей такой далёкой и уже не существующей. Гелата ещё помнила, как выглядят лица родных, но не испытывала никаких чувств привязанности или сожаления, иногда вспоминая их. Теперь у неё были Эдгар и маленькая альбиноска Делэль. Сны о жизни Энэйн по-прежнему донимали, но Гелата не видела в них каких-то новых знаков или ответов. Оставалось лишь ждать.
— Скоро мы уйдём отсюда. — Внезапно заявила она, и уловила на себе вопросительный взгляд Эдгара. — Не вижу причин задерживаться. Кажется, всё, что следовало найти, мы нашли. Пойдём на северо-восток.
— К Саарскому морю?
Гелата пожала плечами.
— Я не знакома с местностью, но какой смысл идти назад? Попытаем удачу там, где нас ещё не было.
— Уверена, что следует поступить именно так?
— Не сидеть же нам здесь до старости.
— Выход не близко. — Юноша задумался. — Несколько дней пути, если по прямой дороге, но поблизости нет никаких троп, мы давно уже блуждаем среди дебрей, и не можем быть уверены, что впереди не встретим непроходимых препятствий. На это может уйти куда больше времени.
— Какая разница? — Осведомилась Гелата. — Мы ведь никуда не спешим.
Юноша пожал плечами и промолчал. Ему-то уж точно некуда спешить, он в любом случае пойдёт за Гелатой. Вернуться в Коваль, где, наверняка, разыскивается — невозможно. Ревердас слишком жесток, чтобы прощать даже малейшее неповиновение.
После завтрака были собраны небольшие пожитки. Гелата предложила спуститься к реке и двигаться по ней на северо-восток. Наверняка, она впадала в северное море. На том и порешили. Девушка взяла за руку Делэль, и они пошли впереди, а Эдгар, которому поручили нести провизию, двинулся следом.
Поначалу прибрежная дорога казалась лёгким путём. «Так мы быстро выйдем из леса», — подумал юноша, но ошибся. Чем дальше они отходили от храма, там сильнее сужалось пространство, а вскоре и вовсе пришлось тащиться по зарослям, опасаясь, как бы размытая почва под ногами не провалилась. Всё чаще преградой становились выпирающие корни, по которым скользили ноги, и плотно растущие деревья, стену которых приходилось огибать. Эдгар поражался бесстрашию Гелаты, с которым та двигалась вперёд. Может, она только хочет казаться сильной? Юноша наблюдал за тем, как она не раз перетаскивала Делэль через лужи и проносила на себе в местах, где ребёнок мог легко упасть. Он порывался было помочь, но был награждён только мимолётным усталым взглядом и сухим отказом. Солнце начинало припекать. «Найдём сухое место и сделаем привал», — понадеялся Эдгар, но вдруг услышал громкий хруст и детский вскрик. Он поднял голову и не увидел Гелаты. Испуганная Делэль замерла в пяти метрах от него, и Эдгар незамедлительно бросился к ней. Он нашёл девушку распластавшуюся среди корней и камыша. Она был без сознания. «Поскользнулась? Ушиблась головой?» Эдгар склонился и прощупал пульс. Живая. Он приподнял Гелате голову. Видимых повреждений не было. Может, солнечный удар? Зная, что Делэль не понимает языка, он бесстыдно выругался. Ну и что теперь делать? Придётся отклониться от курса и подняться от реки. Остановиться здесь было невозможно. Юноша поднял Гелату на руки. Несмотря на худобу, она оказалась не такой уж и лёгкой. «Я не смогу одновременно следить и за девочкой».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Делэль! — позвал он её. — Иди за мной и смотри под ноги!
Девочка не поняла слов, но запетляла следом.
***
Когда сознание вернулось к Гелате, она не почувствовала опоры. Её ноги висели где-то в воздухе, щека прижималась к обнажённому мужскому торсу. Кто-то сверху громко дышал. Она разлепила глаза. Мокрая шея, знакомый подбородок, мелькающая над головой листва. Эдгар. Он куда-то нёс её.
— Что ты делаешь? — спросила Гелата на удивление тихо и несколько раздражённо. — Отпусти меня.
Эдгар остановился и взглянул на бледное хмурое лицо. Гелата поспешила от него отстраниться, но юноша сделал несколько шагов, прежде чем отпустить её на землю.
— Ты потеряла сознание. Пришлось подняться на твёрдую почву. Сделаем привал тут.
Гелата растерянно осмотрелась и увидела, как неподалёку снуёт малышка Делэль. Эдгар опустил её на траву, а сам уселся неподалёку и с облегчением выдохнул. Гелата почувствовала неловкость. Что произошло? Почему в глазах вдруг потемнело? Как жутко болит голова! Она невольно дотронулась до затылка и сморщилась. Ударилась прилично.
— Ты как?
— В порядке.
Подумала, но в голове пронеслось: «Совсем не в порядке».
— Тогда посиди здесь, пока я ищу хворост. Надо бы разжечь костер, да обсушиться.
Только сейчас Гелата поняла, что её платье вымокло при падении. «Как нелепо я, наверное, смотрелась! Какое унижение!» Она скорбно промолчала. Делэль села рядом и прижалась к её руке. Гелата обняла малышку и пригладила её светлые волосы. «А если бы я была матерью?» — вновь подумала она. «Что же это за удивительный ребёнок?»
Через пару часов Эдгар развёл костёр. Вновь спустившись к реке, он умудрился выловить пару рыбёшек и зажарил их, пока Гелата рассчитывала, на сколько им хватит запасов.
— У меня мать хорошо готовила рыбу, — сказал юноша с ироничной улыбкой, выбирая кости из доставшегося ему куска. — Я этого делать никогда не умел, да и зачем? Мужское дело — махать мечом. Конечно, я иногда представлял, как выхожу с отрядом в поход, но почему-то мне всегда казалось, что среди нас отыщется человек, умеющий готовить, и я точно не буду им. Наверное, в силу возраста я считал это недостойным воина. Такие вот воспоминания иногда приходят, хотя сейчас мои взгляды несколько поменялись. А у тебя... бывает такое? Что какая-то мелочь напоминает о прошлом?
Вопрос был адресован Гелате, поскольку альбиноска ответить не могла. Она жевала рыбу, даже не поднимая глаз.
— Иногда. Я не часто думаю о прошлом, в нём не было ничего хорошего.
— Совсем? — удивился юноша.
— Наверное, совсем. Во всяком случае, я не помню, чтобы радовалась жизни. Мы жили бедно, как живут многие, и не счастливо, как большинство. Моя мать была женщиной совершенно лишённой воли, часто подвергалась побоям мужа, который... не был моим родным отцом. Я даже не знала отца в лицо, он умер слишком рано, и мать вышла замуж снова. Конечно, вопрос о том, как я должна звать её мужа никогда не стоял. Отец... никем иным он мне быть не мог. Она вскоре родила сына, но он скончался от лихорадки будучи младенцем. Через некоторое время она забеременела опять, но потеряла ребёнка, когда муж в порыве ярости в очередной раз избил её, а после они уже не смогли зачать дитя. Не помогали знахарки и ритуалы, поэтому до самого конца я оставалась единственным ребёнком в семье, ненавистным обоим родителям. Мать печалилась, что я не сын, а отец, что не его ребёнок. Мать, конечно, иногда делала вид, будто я ей не безразлична, но лишь затем, чтобы угодить отцу, или затем, чтобы хоть от кого-то получить благодарность. Но я всегда считала, что так и должно быть, что мы, женщины, просто обречены на страшную жизнь изначально. Мать боялась отца, и я тоже боялась его. Он бил по любому пустяку. Нужно было хотя бы прикинуться идеальной дочерью. Я помню... один раз мать приготовила репу. Была ранняя весна, в нашей кладовке уже ничего не осталось, и приходилось питаться остатками, а отец ненавидел репу. Он возмутился, почему на столе нет свинины, но мать ответила, что свиней осталось всего три, и мы не можем зарезать их, обрекая себя тем самым на дальнейшую нищету и голодание. И знаешь, что он сделал? Он завязал вокруг её шеи верёвку, затем привязал к свинье и гонял её, пока мать, как ненужный балласт волочилась в грязи и задыхалась. К благу или худу, она не умерла, и с тех пор всегда пыталась сделать так, чтобы на нашем столе было мясо. Она совершала ужасные вещи: продавала себя другим мужчинам. Знала, что в случае открытия правды её ждёт верная смерть, и всё равно шла на это. Я не понимала, почему она любит этого тирана, но она любила. Когда я убила его... она не почувствовала освобождения. Страх и ненависть ко мне — вот всё, что у неё осталось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
