class="p1">В разряд студентов, коих вознамерились взять под белы рученьки оперативники, попал Иван Дубок и ещё парочка активистов. Резник встал за них стеной, а прямого силового противостояния сотрудникам контрольно-ревизионного дивизиона пока что было велено избегать, выдворить молодых людей не вышло.
— Это возмутительно! — заголосил доцент и схватил лежавшую на столе шляпу. — Я немедленно поставлю в известность об этом произволе ректорат!
Демонстративно закрытая дверь Резника ничуть не смутила, он всерьёз вознамерился прорваться через оперативников, удар пришлось принимать на себя Спасу.
— Настоятельно прошу вас задержаться, — спокойно произнёс старший советник надзорного дивизиона. — Вот постановление на проведение обыска, ознакомьтесь.
Резник недоверчиво нахмурился, принял бумагу и, наскоро просмотрев текст, уточнил:
— Так вы по тому взлому? И к чему такая помпа, господа?
— Открылись новые обстоятельства, — заявил Эдуард Лаврентьевич и махнул рукой своим людям. — Начинайте, начинайте! И этих на выход!
— Нет, постойте! — возмутился Резник. — Я знаю свои права и не потерплю произвола! Никакие новые обстоятельства не способны оправдать нарушение законности! Желаете учинить обыск — делайте это по всем правилам, в присутствии понятых! И ваши подставные меня не устроят! Определённо — нет!
За время этой тирады Борис Давидович окинул незваных гостей колючим взглядом, и я, ощутив неуютный холодок, инстинктивно попытался укрыться за спиной Альберта Павловича, даром что был выше куратора сантиметров на десять.
Эдуард Лаврентьевич начал что-то разгорячённо доказывать, но Резник его аргументы со всей решительностью отмёл. Так вот и вышло, что обыском занялись сотрудники аналитического дивизиона, а парочка подчинённых Георгия Ивановича взялась контролировать понятых, благо Иван Дубок остался при доценте, точнее сказать — уподобился соляному столбу. Стоял, сопел, потел. Происходящее его определённо нервировало сверх всякой меры.
На толстяка бы сейчас чуток надавить — глядишь, и раскололся бы, но куда там! Все на Резника нацелились. Вот он главный приз! Ату его!
Впрочем, нет — не все. Старший советник Спас, будучи коллегой Бориса Давидовича по преподавательской деятельности, от допроса самоустранился, да и Городец лишь раздражённо топорщил усы и хмурился, вопросов доценту он не задавал. Альберт Павлович и вовсе занял позицию независимого арбитра, предупредив доцента, что тот в любой момент может обратиться к нему за консультацией.
Резник на это заявление лишь пробурчал себе под нос нечто неразборчивое, но точно злое, схватился за телефон и начал названивать в ректорат. Поначалу все его попытки задействовать связи терпели крах — судя по отдельным репликам, собеседники хоть и обещали сделать всё возможное, непременно ссылались при этом кто на отсутствие полномочий, кто на закон о чрезвычайном положении, но в итоге ему всё же удалось поднять волну.
Спаса и Городца выдернули на какую-то срочную встречу, вот тогда-то Эдуард Лаврентьевич и Эльвира Генриховна, которые до того форсировать ситуацию не спешили, и жахнули из главного калибра.
— Ознакомьтесь с предварительными результатами обыска вашей квартиры! — Специальный агент протянул Резнику исписанный от руки лист и с выражением добавил: — У вас была изъята запрещённая литература!
— Да как вы посмели?! — взвился доцент. — На каком основании?!
Борису Давидовичу без промедления вручили очередное постановление о проведении обыска, он раздражённо кинул листок на стол и зло выдал:
— И что с того?! Подумаешь, велико прегрешение!
— Вы зря относитесь к этому столь несерьёзно! — подключилась к разговору Эльвира Генриховна, мягкости в голосе которой определённо поубавилось. — Хранение запрещённой литературы является серьёзным правонарушением!
— Судить меня за это станете?! — взорвался Резник. — Бред! Я учёный, а не преступник и все изъятые книги получил в институтской библиотеке! Да, возможно, нарушил при этом какие-то правила, но это всё во имя науки! Попробуйте предъявить обвинения — посмотрим, как отреагирует на ваши действия общественность! Это преследование по политическим мотивам, вот что я вам скажу! Господин Кучер, зафиксируйте это в протоколе!
Альберт Павлович сделал пометку в блокноте, а Эдуард Лаврентьевич поджал губы.
— Под суд вы отправитесь не за хранение запрещённой литературы! — отчеканил он. — Работа с этими антинаучными текстами лишь показывает вашу некомпетентность и служит отягощающим обстоятельством! В самое ближайшее время против вас возбудят уголовное дело по статье «Халатность», но, уверен, в ходе следствия она будет переквалифицирована на саботаж!
— Что?! — возопил Борис Давидович. — Да это произвол!
От возмущения его затрясло, но страха в голосе уловить не удалось, пусть я и постарался настроиться на состояние внутренней энергетики доцента. Ему определённо оттоптали мозоль, но никак не ткнули пальцем в действительно больное место.
— Из-за вашего несогласованного эксперимента по контролируемой инициации госпитализированы три десятка человек и ещё десять проходят восстановительные процедуры в стационаре!
— Моего несанкционированного эксперимента?! — презрительно скривился Резник. — Вы хотели сказать, студенческой инициативы, прошедшей все необходимые стадии согласования? И которая, к слову, показала блестящие результаты!
— Никто не давал вам разрешения на проведение опытов на людях! — заявила Эльвира Генриховна.
— А вот об этом, дорогуша, — голос Резника едва ли не сочился ядом, — вам следует поговорить с господином Ломовым. Именно он заинтересовался студенческой инициативой и добился её практического воплощения. Если уж на то пошло, все осложнения случились с соискателями из его контрольной группы!
Кого бы другого от столь фамильярного обращения бросило в краску, но Эльвира Генриховна была слеплена совсем из другого теста. Дамочку, способную прилюдно разгуливать в едва ли не полупрозрачной ночной сорочке, так легко не пронять. Вполне возможно, что не пронять словами вовсе.
— Ваши блестящие результаты — фикция! — вернула она собеседнику ядовитую улыбку. — И осложнения коснулись отнюдь не одной только контрольной группы, как вы пытаетесь это представить! Так называемой контрольной группы не было вовсе! Абсолютно всем подопытным демонстрировались киноролики с одним и тем же гипнокодом! А затем на протяжении двух месяцев вами из общей массы выбирались наиболее перспективные операторы!
Наверное, мне бы удалось уловить мимолётное замешательство доцента, если б я безотрывно наблюдал за ним, но куда интересней показалась реакция на это заявления Ивана Дубка. Вздрогнуть тот не вздрогнул, зато судорожно сглотнул и облизнул пересохшие губы. Пробрало!
А вот — Резника нет, этого прожжённого интригана и шарлатана бездоказательными утверждениями к стенке было не припереть. Борис Давидович лишь печально улыбнулся и покачал головой.
— Когда дилетанты начинают судить о научных исследованиях по своим обывательским меркам, это даже как-то неловко слушать, — завил он, вздохнул и пояснил свою мысль: — Разумеется абсолютно всем соискателям
