Конечно, и во Франции, как и в других капиталистических развитых странах, конец XIX в. был отмечен ростом процесса концентрации производства. Крупнейшим центром металлургической и военной, в частности, промышленности стали предприятия Шнейдера в Крезо, непрерывно расширявшиеся. Другим мощным центром металлургической промышленности стали заводы в Лонгви (на северо-востоке Франции), объединившиеся в 1876 г. в крупный металлургический синдикат. Тогда же — в 70-х годах — возник ряд акционерных компаний в других отраслях промышленности.
Однако при всех этих процессах, подтверждавших, что и во Франции совершался переход капитализма к монополистической стадии развития, ее промышленность, как и экономика в целом, сохранила ряд своеобразных черт. Это сказывалось прежде всего в особенности структуры промышленности. Наряду с крупным производством по-прежнему значительную роль играли средняя и мелкая промышленность. Наиболее многочисленные мелкие предприятия обнаруживали большую живучесть. Производство так называемых «парижских изделий» — предметов роскоши и моды, одежды и других предметов потребления — было сосредоточено преимущественно на мелких предприятиях. Но эти старые традиционные отрасли производства, опиравшиеся на завоеванную репутацию на внутреннем и международном рынках, по самому своему характеру, не требуя ни солидной энергетической базы, ни особой технической вооруженности, оказывались порою более конкурентоспособными, чем предприятия тяжелой промышленности. Отсюда их устойчивость, их живучесть.
Замедление темпов промышленного развития страны и количественное преобладание мелкого и среднего производства, будучи следствием определенных исторических условий, в свою очередь оказывали обратное влияние и на развитие сельского хозяйства.
Если исходить из данных официальной статистики, то Францию в конце XIX в. следует считать все еще аграрно-индустриальной страной. В 1876 г. сельское население составляло 67,9 % всего населения. 20 лет спустя, в 1896 г., оно, по официальным данным, было равно 60 %. Однако цифры эти в значительной мере условны[813]. Самодеятельное сельское население было в действительности меньшим. В конце XIX в. собственно в сельском хозяйстве было занято уже менее половины населения[814].
Дробление крестьянской собственности на протяжении столетия привело к преобладанию парцеллярного и мелкого хозяйства в деревне. Хозяйство с наделом земли меньше 1 га и от 1 до 10 га, т. е. парцеллярные и мелкие хозяйства, по переписи 1892 г., составляли 85 % всех хозяйств. Весьма многочисленны были также безземельные крестьяне. Сельскохозяйственных пролетариев и полупролетариев, по данным Компер-Мореля, насчитывалось около 4 млн.
В литературе вопроса приводилось немало разных подсчетов распределения земельной собственности во Франции. Сближая эти расчеты и округляя цифры, можно считать, что количественно немногочисленные крупные землевладельцы и зажиточные крестьяне, т. е. капиталистические хозяйства, занимали 75 % сельскохозяйственной территории, а середняки, бедняки и рабочие с наделом, количественно (по числу хозяйств) в пять раз превосходившие первых, имели лишь 25 % сельскохозяйственной территории, т. е. в 3 раза меньше. Таким образом, во Франции шел, хотя и медленно, процесс концентрации земельных владений и параллельно рост числа парцеллярных хозяйств. Крайнее раздробление земельной собственности, затруднявшее применение сельскохозяйственной техники и иных усовершенствований, конкуренция дешевого заокеанского хлеба и фальсифицированных дешевых вин, сбивавших цены на рынке, привели к затяжному кризису сельского хозяйства во Франции, преодоленному лишь в начале XX в.
Оставаясь страной относительно отсталого сельского хозяйства и медленных темпов промышленного развития, Франция конца XIX в. была вместе с тем обладательницей огромного денежного капитала. Денежная аристократия уже давно, со времен Июльской монархии, была крупной силой. Но в конце XIX в. обнаружилось нечто новое. Уже не индивидуальный капитал, не алчные, упорные, одержимые манией обогащения стяжатели-ростовщики, вроде Гобсека или Нюсингена из галереи образов «Человеческой комедии» Бальзака, даже не казавшаяся в середине века всесильной биржа господствовали в финансовом и «деловом» мире. Власть, решающая роль переходит в конце века к крупным банкам. Несколько больших, ведущих банков подчиняют себе финансовые учреждения страны, контролируя их через акционерные общества, через сберкассы, через «дочерние» банковские учреждения.
Французские банки, достигшие еще в середине века значительной мощи, к концу столетия сосредоточили в своих руках огромные многолетние накопления капиталов и сбережений различных слоев. За тридцать с лишним лет стоимость ценных бумаг, принадлежавших французским капиталистам, поднялась с 33 млрд, франков в 1869 г. до 85-100 млрд. фр. в 1906 г. [815]
Процесс концентрации банковского хозяйства шел значительно быстрее концентрации промышленности. Уже в 80-90-х годах вся банковская система во Франции фактически находилась под контролем и в той или иной мере и зависимости от четырех крупнейших банков: Национальной учетной конторы, Лионского кредита, Генерального общества и Парижско-Нидерландского банка. Судьба этих могущественных банков была неодинаковой; но каким бы метаморфозам они ни подвергались, могущество финансовой олигархии возрастало. Всесилие банков вело к господству узкого круга финансовых королей — Ротшильдов, Верне, Мале и т. д. — богатейших семейств, тесно связанных родственными связями, но конкурирующих между собой. Главенствуя в нескольких крупнейших банках, они подчиняли себе всю банковскую систему и связанные с ней отрасли промышленности[816].
Однако огромные капиталы, сконцентрированные французскими банками, лишь в незначительных размерах шли на оплодотворение отечественной экономики. В. И. Ленин писал: «Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны» [817]. Это глубокое обобщение В. И. Ленина, данное им в труде «Империализм, как высшая стадия капитализма», полностью подтверждается примером Франции. Французские финансисты предпочитали не помещать капиталы во французскую промышленность и сельское хозяйство, так нуждавшееся в них, а вывозили их за границу.
В 70-х годах французские капиталы вкладывались в Турцию, в строительство железных дорог в Испании, в страны Латинской Америки. С конца 70-х — начала 80-х годов крупные французские капиталы устремились в Австро-Венгрию, в Россию — в угольные копи Польши, в Донбасс, в железные рудники Кривого Рога, в предприятия Горловки; они проникали в горнодобывающую, нефтяную промышленность, в городское хозяйство России. За 20 лет с 1869 по 1890 г. французский капитал, помещенный за границей, удвоился и достиг крупной суммы — 20 млрд. фр.
С 80-х годов французский экспорт капитала стал принимать преимущественно характер вывоза ссудного капитала. Это значило, что большая часть экспортируемых капиталов уже не вкладывалась в иностранную промышленность, а вывозилась в форме государственных займов — на процентах. Начиная с 1888 г. французские банкиры стали предоставлять крупные займы царскому правительству на весьма выгодных условиях. Тем самым французский экспорт капитала приобретал ярко выраженный ростовщический характер. Позже В. И. Ленин определит французский империализм как ростовщический [818]. Ростовщический характер французского экспорта капитала задерживал экономическое развитие страны, консервировал экономический уклад Франции — большой удельный вес мелкого производства в промышленности и сельском хозяйстве, наряду с немногочисленными высокоразвитыми промышленными предприятиями и концентрированным банковским хозяйством.
Наконец, предваряя последующее изложение, отметим пока в общей форме, что одновременно с развитием финансового капитала начинается интенсивная колониальная экспансия. Между двумя этими процессами существовала несомненная связь. В. И. Ленин на нее прямо указывал: «Не случайность, что во Франции как раз особо быстрое развитие финансового капитала, при ослаблении промышленного, вызвало с 80-х годов прошлого века обострение аннексионистской (колониальной) политики»[819]. Именно в конце XIX в. Франция совершает самые крупные колониальные захваты и становится обладательницей второй в мире, после Англии, колониальной империи[820].
Эти особенности экономического развития Франции в конце XIX столетия накладывали отпечаток и на ее социальное развитие. В стране зрелого капитализма, вступавшего в монополистическую стадию, рядом с могущественной финансовой буржуазией, рядом с сильной промышленной, колониальной и землевладельческой буржуазией и — на другом полюсе — неоднородным по своему составу, но весьма активным, опиравшимся на боевые революционные традиции пролетариатом, большое место занимали многочисленные промежуточные социальные группы: сельская и городская мелкая буржуазия и так называемые «средние слои» Такая расстановка классовых сил в значительной мере определяла и развитие политической борьбы в Третьей республике.
