Горящие изумрудным огнём глаза преспокойно взглянули на меня, и Лэйд улыбнулся чёрными от крови губами, обнажив острые кошачьи клыки, но ничего не произнёс.
И не надо было.
Я медленно хлопнулась задницей на асфальт, ошалело пялясь на всех троих. Отчаянье отступало под натиском мысли, что синеглазый парень теперь вне опасности. И эта же мысль приносила страх от того, они спокойно пьют кровь друг друга. Это было для меня ново, странно… дико.
Но наряду со страхом было удивительное ощущение, как в ту ночь, когда белые тигры, мурлыкая, тёрлись о ноги Жаниль и Итима. Как и тогда, я видела перед собой семью, узы которой были куда более крепкие, чем в человеческих семьях. Я видела перед собой неполный, но всё же чётко обозначенный Клан оборотней. Я видела Принца, и мне почему-то на ум пришла аналогия тигра, возле которого в летний зной дремлют его тигрята. Да, конечно, Лэйд был ровесником и Жаниль, и Итиму, но он был так же за них в ответе. Если им требовалась защита, он защищал их, если им нужна была Сила и кровь, он делился Силой и кровью, если они хотели в полнолуние есть, он вёл их на охоту. И ведь он ещё только Принц. Какова же тогда Королева?
Лэйд неотрывно смотрел на меня сверху вниз, и этот взгляд ему удавался. Я сидела на асфальте, положив руки на согнутые в коленях ноги и молча пялилась на Клан. Мне больше ничего не оставалась делать. Да, я дружу с Ким и общаюсь с Итимом и даже Эдуардом, но для Клана я абсолютно чужда. Я вне Клана, я для него никто. Впрочем, я и не претендую. Для этого надо быть оборотнем, а мне и нынешней вэмпи хватает.
Лэйд осторожно оттянул черноволосого парня от раны на своей шее и положил его голову себе на колено. Итим послушно вытянулся на холодном камне и словно маленький котёнок перевернулся на бок. Я увидела на его лице, перемазанном тёмной кровью, невиданное дотоле блаженство. Изящные пальцы Принца погладили его по плечу, как гладят обычно котов или кошек, и оборотень довольно потёрся щекой об его ногу. Его синие глаза были просто пьяны или… даже не знаю. Как у наркомана, который находится на самом гребне своих иллюзорных удовольствий.
Только вот удовольствия всех этих троих из Клана Белых Тигров были отнюдь не иллюзорными. Это читалось по их глазам, которые не были ни человеческими, ни кошачьими — нечто среднее: кошачий разрез, кошачьи же огромные зрачки, а вот радужки ещё оставалась кольцами и не расплылись на весь белок, как у кошек.
Я смотрела в глаза тех, кто стоял между людьми и животными — глаза оборотней. Они видели оба мира, они жили в обоих мирах и умирали тоже в обоих.
Один из них — мой мир, но не было в нём никого, кто бы мог передать и объяснить все мои ощущения. В моей душе хранилось тепло, какое я ощущала только при виде сворки играющих котят, было умиление, которое я иногда испытывала, когда видела храброго и подающего надежды ребёнка. Странно, я смотрела на Клан оборотней, но ощущала только приятные эмоции. Они грели, как солнце, но до них нельзя было дотянуться, нельзя было стать их частью, и я знала, почему.
У меня нет дома. Нет семьи.
— Почему с ней всё хорошо? — лениво спросила Ким, словно я была чужая. Наверное, в том мире, из которого она на меня смотрела, так оно и было.
— Из всех нас она самая слабая, — ответил Эдуард и намотал на палец выбившуюся прядь её волос. Только тогда я увидела на его запястье свежие следы похожего на человеческий укуса, словно кто-то недавно пил кровь…
Наверное, Жаниль.
— Да она и не оборотень, — Итим улыбнулся чуть островатыми зубами.
— Интересно, а как её прихватит-то?
Я невольно нахмурилась. Мне не понравилось ни то, что он говорил обо мне, ни то, как он говорил. И даже то, как он на меня смотрел… Я словно была для него едой, но несколько иного рода. Того, который парни предпочитают после ужина при свечах и после выпитого вина. Романтично? Ага. Была бы хоть капля романтики в сапфировых глазах оборотня, я бы так не напрягалась. Но романтики там не было, был обыкновенный голод. Неужели я так похожа на розеточку с клубничкой?
Ну да, в их мире — возможно. Но я не в их мире, поэтому мог бы проявить хоть капельку уважения…
Впрочем, каких глупостей я требую?
Под горящим взглядом Итима уходили и отчаянье, и тепло, навеянное видом Клана. Под этим взглядом я начала смущаться своих коротких шорт и голых от беты (я всё же в кроссовках) до омеги ног. Впрочем, это нормальная реакция. Слава богу, я не принадлежу к тем девушкам — кхем, девушкам — которые, не краснея, могут смотреть в эти синие глаза. Но и эти синие глаза — совсем не то, что я привыкла видеть в оборотне.
Да, конечно, он одаривал меня взглядами, от которых я краснела, но тогда он смотрел на меня как на желанную девушку, а не еду. Хотела бы я знать, сколько в этом черноволосом парне осталось от прежнего Князя Клана Белых Тигров?
Наверное, что-то из этих мыслей отразилось в моих глазах, так как оборотень одним грациозным движением поднялся на ноги и неспеша направился ко мне. И на этот раз я была не рада этому.
— Итим, назад! — спокойно, почти небрежно бросил Лэйд, и черноволосый парень послушно замер. Но не более. Он стоял и всё так же смотрел на меня, словно я была не более, чем самкой… Что ж, если хорошенько подумать, то так оно и есть: я же всё-таки девушка, но вот только меня не устраивает перспектива быть для Итима просто самкой.
После нашей прогулки, начиная с моста через Канал Грешников и заканчивая площадью перед кинотеатром «Сезарр», я думала, что уже могу не бояться его, что он для меня безвреден. Как бы не так! Синеглазый оборотень опасен всегда и для всех. Дикого тигра не приручить, природу не обмануть. Хотя Эйнштейн сказал, что с ней всегда можно договориться…
Итим сделал ещё один шаг ко мне. Я встала на ноги и попятилась. Наверное, слишком испуганно…
А потом мне вдруг стало не до этого. Ощущение было такое, словно у меня из-под ног кто-то резко выдернул землю, и я потеряла равновесие. Мир закружился вокруг меня, словно в каком-то актрационе, а я никогда такого не любила, мне всегда становилось от этого плохо. Но ком тошноты на этот раз даже не успел застрять в горле — он вырвался наружу едкой горячей рвотой. А вслед за ей по венам хлынула острая высокая боль. Хлынула из ниоткуда и окутала плотной сетью каждую клеточку моего тела.
Но её невозможно было терпеть. Она была всем, а я — нет.
Пронзительно завопив, я начала молотить кулаками по асфальту и, перекатившись, оказалась среди сладкопахнущих цветов. Только легче от этого не становилось. Боль ослепляла рассудок, как яркий солнечный свет — глаза. И в порыве этой боли невозможно было ни понять что-либо, ни придумать. Боль хотела, чтобы я как безумная металась в агонии, и я выполняла её желание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
