Люди шли на муки и смерть ради нее. Ради того, чтобы она благополучно добралась к жениху. Которого, ни разу в жизни не видав, она всей душой ненавидела…
Потом она снова вспомнила свой сон, в котором ее верный телохранитель отступал, пятясь, по каменистой тропе, с обеих сторон сжатой серыми скалами, отступал, сражаясь с кем-то невидимым… Тогда, во сне, она пыталась помочь ему чем могла. Не отсиживалась в безопасности, пока другие бились насмерть. Наверное, тогда ей просто некуда было больше деваться. И вся храбрость. Или дело в том, что во сне, как бы ни было страшно, взаправду все же не погибаешь?..
Бой длился по-прежнему во мраке. Ни те ни другие не стали мастерить факелов. «Призраки» упрямо цеплялись за личину потусторонних существ. Хотя все уже поняли, что это были вполне обычные люди, для вящего страху напялившие старинные доспехи, найденные в Кайеранах. Осажденные не желали открывать нападавшим свою численность и попусту привлекать внимание вражьих стрельцов…
Волкодав кружил под стеной, беспощадно пользуясь выгодами своего зрения, Славный меч, впервые обнаженный им для настоящего боя, умылся кровью по самую крестовину. Лесных душегубов он любил не больше самого Волкодава.
Довольно скоро венн обнаружил, что налетчики видели в темноте вряд ли хуже него, только как-то иначе. Сразу подмечали движение, а затаившегося человека могли пропустить. Вот, стало быть, почему не разглядел его тот первый, которому он всадил стрелу под забрало. Волкодав вертелся волчком, стараясь оттянуть на себя побольше врагов. Он понимал, что в толчее рукопашной они все же вряд ли станут стрелять, а раз так, пусть-ка попробуют до него добраться. Сколько народу может разом напасть на одного человека? Трое-четверо, уж не больше. Иначе только помешают друг другу. А значит, если учен отбиваться от четырех, не дашься и сорока. Волкодав позволил взять себя в кольцо и пошел выписывать мечом замысловатые кренделя. Мечи и копья «призраков» скользили по его клинку, а их владельцы откатывались прочь и, случалось, уже не могли встать. Волкодав успел убедиться, что его многочисленные соперники отнюдь не блистали особым боевым мастерством. Знать, слишком привыкли нападать врасплох и резать спящих, не встречая серьезного отпора. Против подобного воинства одиночка вроде Волкодава мог держаться, пока не упадет от усталости. А его свалить таким образом было очень непросто. Если бы маленькая седая женщина вдруг выехала на своем ослике к заброшенному святилищу, стала бы она гордиться способным учеником?.. Или вновь укорила бы его за то, что он расправлялся с врагами, не дожидаясь, пока они что-то поймут и решатся изменить свою жизнь?..
Время определенно сдвинулось на два века назад. Тени давно погибших плыли сквозь тьму, вглядываясь в тех, кто потревожил их сон. Вокруг жилища Богов снова кипел лютый ночной бой, только на сей раз воинам в гребнистых шлемах не удалось вырвать легкой победы, не довелось потешиться над беззащитными. В святилище оборонялись суровые и очень спокойные люди, отнюдь не считавшие себя обреченными. Не в пример древнему племени, они крепко надеялись выстоять.
– Держись!.. – услышал вдруг Волкодав. Он оглянулся на крик и увидел воительницу Эртан.
Отчаянная девка прорубалась ему на помощь, решив – коли окружили, значит, плохи дела. Она действовала мечом очень умело и с той самозабвенной яростью, которой издревле славились вельхи. Кольцо нападавших вправду распалось. Эртан была уже в двух шагах от Волкодава и почти спасла его, когда кто-то метнул в нее нож. Венн находился с другой стороны и не мог поспеть ей на выручку. Эртан молча вскинула руку к груди и стала оседать наземь. Разбойники бросились добивать, но Волкодав уже стоял над воительницей, и его длинный меч ткал в воздухе погребальные саваны всякому, кто подбирался слишком близко. Эртан, скрипя зубами, силилась приподняться, но ничего не выходило.
– Беги, – прохрипела она. – Беги. Волкодав, не отвечая, сгреб ее свободной рукой и поднял с земли, успев ощутить ладонью рукоятку ножа.
– Держись!.. – зарычал он по-вельхски. – Тоже выдумала, помирать!
Эртан попробовала обхватить его за шею. От боли и дурноты пальцы сперва были совсем ватными, потом немного окрепли. Эртан качалась, но ноги как-то переставляла. Разбойники немедленно обложили их, точно волки пару лосей, изранивших ноги по весеннему насту. Волкодав начал тихо ругаться сквозь зубы: вот теперь ему приходилось по-настоящему туго. Эртан наполовину висела на его руке, уткнувшись ему в плечо головой. У нее текла изо рта кровь, он чувствовал, как густая горячая влага впитывалась в кожаный чехол. Все-таки Волкодав пробился к южному входу в святилище, и там услышали его голос. Бесстрашные парни немедля выскочили наружу, прикрыли обоих. Волкодав вытер меч о сапог и сунул его в ножны. Руки Эртан бессильно разжались у него на шее. Венн подхватил ее – очень осторожно, чтобы не пошевелить нож. Он внес девушку внутрь и поискал глазами Иллада. Кто-то подбежал к нему принять раненую. Волкодав повернул голову и увидел кнесинку, за которой неотступно следовали братья Лихие.
Оказывается, юная государыня успела приставить служанок помогать лекарю и сама не отставала от них, забирая покалеченных и отводя их под защиту стены. Рядом валялись двое изловчившихся перелезть извне, – оба в гребнистых шлемах и древних нагрудниках. Один был убит ударом боевого ножа под подбородок. Этому удару Волкодав самолично обучил близнецов, в Галираде такого не знали. Другому разбойнику, похоже, сыпанули горячими углями в лицо и тем на мгновение ошарашили. То-то у няньки, тешившей разговорами мучимого болью парня, была замотана тряпкой ладонь; старуха чем-то страшно гордилась.
– Не поминай лихом, бан-риона, – медленно, чужим низким голосом выговорила Эртан. – Я ухожу. Геллама… Он ждет…
– Тоже мне, собралась, – фыркнул Волкодав. Он опустил девушку наземь, усадил, прислоняя к жертвенному камню, и стал осторожно резать кожаную куртку. Кнесинка встала рядом на колени, бережно поддерживая клонившуюся голову Эртан. По ее щекам снова бежали слезы: ей казалось, жизнь славной вельхинки вот-вот истечет у нее между пальцев, подобно бегучей воде. Как удержать?..
В это время рядом с ними зашевелился увечный, оказавшийся Белоголовым. Бывший тестомес жестоко страдал: он потерял в сражении глаз, и голову стягивала кровавая повязка, но под уцелевшим глазом еще виднелись следы довольно свежего синяка. Синяком этим, насколько было известно Волкодаву, сольвенна за чрезмерный пыл пожаловала сама Эртан. Белоголовый скользнул взглядом по ее обнаженной, залитой кровью груди, растянул непослушные губы в хищной ухмылке и заявил:
