class="p1">Именно в том чудесном поместье обреталось все семейство Сифилда, когда одно неожиданное важное дело потребовало присутствия Луизы в Коломбо. Хорошо зная, что муж считает потерянным каждый день, проведенный вдали от любимого пристанища, она решительно не пожелала, чтобы он ее сопровождал, и отправилась в город, взяв в провожатые меня. Усердие и нетерпение поскорее вернуться домой позволили Луизе управиться с делом за меньшее время, чем ожидалось, и едва только она освободилась, так сразу велела рабам снарядить паланкины и приготовиться в дорогу. Мы проделали путешествие ночью – во-первых, чтобы добраться быстрее; во-вторых, чтобы избежать яростного жара полуденного солнца. Прибыли мы через час после восхода солнца, но Сифилда в доме уже не застали.
– Хозяин, как обычно, пошел на холм полюбоваться рассветом, – доложил Зади, преданный старый слуга Сифилда, в пользу которого последний сделал исключение из своего общего мнения, что в отношении европейцев туземцы начисто лишены благодарности, честности и добросовестности.
– Значит, мы найдем его в павильоне?
– Меньше часа назад, когда я уходил оттуда, он сидел там писал, – последовал ответ.
– Мы пойдем к нему и сделаем приятный сюрприз, – сказала мне Луиза. – Подождите здесь, пока я переоденусь. Мне с моим простым нарядом и нескольких минут хватит. Надеюсь найти вас здесь по возвращении.
Она ушла в дом, а я прислонился к колонне входного портика и стал ждать. Передо мной открывался чудесный вид на холм и павильон в кольце живописных пальм, неудержимо притягивавший взгляд. Рассматривая раскидистые пальмовые кроны, я вдруг заметил на одном из стволов странный вырост, чрезвычайно необычный для этих деревьев, прямых и стройных, как колонны. Он напоминал толстую ветку, протянувшуюся от одного ствола к соседнему. Больше всего меня озадачило, что он изредка покачивался, несмотря на почти полное безветрие: слабое веяние морского бриза едва шевелило листву на других ветвях. В попытке объяснить диковинное явление я сделал множество догадок, но все, что могли мне предложить память и воображение, казалось недостаточным для разрешения сей странности к полному моему удовлетворению.
Я все еще ломал голову, строя всевозможные предположения, когда ко мне подошел Зади с легкими закусками. Я указал на ветвь, заметное покачивание которой привлекло мое внимание, и спросил, может ли он объяснить, почему морской бриз оказывает на нее столь сильное воздействие, тогда как ветки значительно тоньше еле колышатся. Зади обратил взор к пальмам – и едва увидел указанное дерево, серебряная корзинка с закусками выпала у него из рук, смуглое лицо покрыла смертельная бледность, а в глазах отразился безмерный ужас. Старик схватился за колонну, чтоб удержаться на ногах, и с трудом проговорил:
– Это анаконда! Мы погибли!
Чтó могло вызвать внезапный панический страх у человека, который, насколько мне было известно, от природы унаследовал самую незаурядную храбрость и самое замечательное самообладание, я решительно не понимал. Но как бы то ни было, одного вида такой чрезвычайной тревоги оказалось довольно, чтобы и мое душевное равновесие пошатнулось. Увидев, что старик вот-вот упадет наземь от переизбытка волнения, я подскочил к нему и еле успел подхватить под локоть.
– Бога ради, Зади, успокойся! – воскликнул я. – Что тебя так испугало? Что значит анаконда? Чем вызваны твои причитания и твоя тревога?
Он пытался овладеть собой, силился заговорить, но тщетно. Прежде чем я сумел разобрать, что он там лепечет непослушным языком, к нам вышла Луиза. Не заметив смятенного состояния раба, она взяла меня под руку и двинулась в сторону павильона. Казалось, к Зади сейчас же вернулись утраченные телесные и умственные силы. С громким воплем он бросился перед нами на колени и прерывистым от рыданий голосом, заливаясь слезами, воспретил нам переступать порог дома.
– Стоит лишь вам покинуть эти стены, – воскликнул он, – страшной погибели не избежать! Надобно запереть все двери, закрыть решетками все окна! Дом должен походить на гробницу, где нет ничего живого!
Говоря так, он торопливо затворил и запер складные двери, через которые открывался вид на павильон.
Луиза с величайшим изумлением наблюдала за необычным поведением старика, чье лицо искажала гримаса страха.
– В своем ли ты уме, Зади? – наконец спросила она. – Что означают твои слезы, твой переполошенный вид? И почему ты запрещаешь нам пойти к твоему хозяину?
– Пойти к… О Боже Всемогущий! Мой хозяин! Он там! О! Все пропало! Его уже не спасти!
– Не спасти? Что ты имеешь в виду? Что тебя напугало? Отвечай, старик! Ах, у меня сердце из груди выпрыгивает!
Трепеща всем телом, Луиза смотрела на зловестника широко раскрытыми глазами и судорожно сжимала мою руку.
– Успокойся, мой славный Зади! – сказал я. – Что за анаконда, о которой ты говоришь с таким ужасом? Я не увидел ничего, кроме длинной пальмовой ветви, колеблемой ветром. Явление и впрямь необычное, но ничего страшного в нем нет.
– Ничего страшного? – повторил индус, заламывая руки. – Ничего страшного? Господи, помилуй меня, несчастного старика! Ах, мистер Эверард! Увы, увы! Та ветка – не ветка вовсе! А змея! Чудовищная змея! Мы называем ее анакондой, по размеру она самая огромная, по природе самая яростная и по аппетиту самая ненасытная из всех гадов, обитающих на Цейлоне. Глядите! Глядите! – продолжал он, подходя к окну. – Глядите, как тварь извивается там! Она всегда скручивается такими вот петлями да кольцами, когда изготавливается молнией ринуться вниз и схватить свою добычу! Ах! Мой хозяин! Мой бедный хозяин! Для него нет спасенья! Ничто уже ему не поможет!
И половины такого жуткого объяснения оказалось более чем достаточно, чтобы ввергнуть бедную Луизу в состояние, близкое к помешательству. От ужаса черты ее исказились почти до неузнаваемости, глаза выкатились из орбит. Она стиснула руки с такой силой, что, казалось, никогда уже их не разъединит, и вскричала глухим сдавленным голосом, приведшим наши сердца в содрогание:
– Мой муж! Мой возлюбленный муж! О, помогите мне его спасти, добрые люди! Не оставляйте его одного! О, не оставляйте!
Но сейчас жена нуждалась в помощи не меньше, чем муж. Не выдержав душевного напряжения, она без чувств упала ко мне на руки. Зади кинулся звать служанок, а я отнес бледную недвижную Луизу в ее комнату, даром что страшный рассказ старика и меня самого привел в полуобморочное состояние.
Наши попытки вновь разжечь угасшее пламя жизни наконец увенчались успехом. Луиза открыла глаза и повела вокруг испуганным взглядом.
– Ах, почему вы все еще здесь? – слабо проговорила она. – Неужели его жизнь ничего для вас не значит? Бегите к нему на помощь! Спасите его – или дайте мне умереть! Сохранив жизнь ему, вы сохраните жизнь и мне. Если он погибнет,
