- Я знал это, отец, когда нарушал клятвы.
- Конечно, ведь я учил тебя только доброму. - Он горестно покачал головой. - Теперь я тоже должен проклясть тебя, так нас учили. Но знаешь, сын, мудрость Господа неисповедима и недоступна нашему разумению, милость его беспредельна Возможно, когда-нибудь он простит тебя. Я очень надеюсь на это. - Он обнял меня. - До свидания, Николас.
Я в отчаянии смотрел ему вслед. Как тогда, давно, когда он оставил меня за воротами Академии с тяжелой сумкой на плече и страхом в душе оттого, что я был вырван из-под отцовской опеки. Отец ни разу не оглянулся.
- Отец! - Может быть, сейчас он все-таки оглянется? И он обернулся, остановившись у двери.
- Что?
- Отец, ты любишь меня?
Он долго молчал, как бы переваривая непривычные для него слова.
- Любовь человеческая преходяща, ты же знаешь, Николас. Только любовь Господа вечна. И она для нас важнее всего. Если я скажу, что люблю, тем самым направлю тебя по ложной стезе. Ты навлек на себя проклятие, но выполнил свой долг в меру своего разумения. И я уважаю тебя за это, Николас. Знай! Уважаю! - Он повернулся и исчез за дверью.
Таких слов я никогда не слышал от отца и все-таки испытал горькое разочарование, хотя понимал, что не вправе рассчитывать на большее.
Эпилог
Огромный корабль со множеством людей на борту и страждущим командиром у руля погрузился в глубокую ночь сверхсветового полета сквозь космическую бездну.
Два предшествующих дня были наполнены совещаниями, новыми знакомствами и встречами старых друзей. Экипаж на "Гибернии" остался почти тот же. Главный инженер Макэндрюс, по-прежнему поддерживавший в машинном отделении идеальный порядок, помощник механика Герни, неизменно любезный мистер Шантир, теперь уже старший лейтенант, и еще несколько матросов.
Прежних друзей мое изуродованное лицо сильно огорчило. И только Макэндрюс сделал вид, что ничего не заметил. Оставалось еще достаточно времени, и я решил облазить магазины старого Лунаполиса. Здесь можно было приобрести буквально все, чтобы порадовать инженера несколькими пачками его любимого табака, которые я до поры спрятал в своей каюте. В один прекрасный день я смогу вручить подарок адресату.
На корабле оказалось множество незнакомых мне лиц: совсем юные гардемарины, натянуто-официальные лейтенанты и юнга, который из кожи вон лез, чтобы угодить командиру.
Ну и, конечно же, беспризорники. Эдди Босс оставался членом экипажа. И вполне сносно справлялся со своими обязанностями - приобретенный на "Дерзком" опыт не прошел даром. Вот только улыбался он мне чересчур часто, что по уставу не положено. Как я ни хмурился, это не помогало.
Итак, мы покинули станцию Лунаполиса, на безопасном расстоянии от нее - тысячи километров - рассчитали курс и нырнули в гиперпространство. Начался долгий прыжок к планете Надежда.
Даже в Военно-Космических Силах с их железной дисциплиной командиры имеют право позволять себе небольшие вольности. Воспользовавшись этим, я распорядился поменять в командирской каюте всю мебель, чтобы ничто не напоминало мне об Аманде. Зачем бередить старые раны?
Устроившись в своей знакомой, но выглядевшей совсем по-новому каюте, я стал привыкать к большому, хорошо вышколенному экипажу. Я столько времени проводил на командирском мостике, что Дарла, бортовой компьютер, поинтересовалась, когда же я сплю. После этого мне пришлось умерить свое рвение и не докучать офицерам бесконечными проверками.
В каюте я то читал, то мысленно вел беседы с Амандой и Нэйтом, не в силах их забыть. Вскоре я обнаружил незаметно подложенный мне адмиралом Брентли подарок. Это была большая шкатулка из красного дерева с красивым резным узором. В ней оказались два старинных пистолета с пороховыми патронами. Время от времени в шлюпочном отделении я упражнялся в стрельбе из них.
За ужином в пассажирской столовой я вел беседы с пассажирами, сидевшими за командирским столом, а потом сразу удалялся к себе в каюту наслаждаться уединением. Иногда без всякого интереса наблюдал за боевой учебой гардемаринов.
Других удовольствий у меня не было, да я к ним и не стремился.
Однажды ко мне пришел офицер и передал просьбу Эдди Босса встретиться со мной на мостике. К немалому моему удивлению, он привел с собой Анни. Я так и не дождался, когда Эдди заговорит. Вместо этого он подтолкнул ко мне оробевшую Анни, которую, видимо, взялся сопровождать. Краснея от смущения, девушка несла какую-то околесицу.
- Мистер Босс, что вам угодно? - начал терять терпение я.
- Анни хочет попросить вас кое о чем, но боится и поручила это мне,произнес он, старательно выговаривая каждое слово.
Я невольно улыбнулся: произношение его заметно улучшилось.
- Ну, спрашивай,- подбодрил его я. - Не понимаю, почему она сама не может спросить и все время теребит свою юбку?
- Не говори обо мне так, как будто меня здесь нет! - сердито произнесла на своем тарабарском языке Анни, топнув при этом ногой.
- Повтори, что ты сказала, я ничего не понял,- мягко попросил я.
- Командир научил говорить Эдди, я тоже хочу научиться!
- Ты имеешь в виду уроки правильной речи? - изумился я.
- Не только, а еще кое-что - как ходить, как вести себя с другими людьми. Да, я хочу быть такая, как верхние,- с грехом пополам объяснила она.
- Зачем тебе это? - осторожно осведомился я.
- Мистер командир, она... - Анни опустила глаза. - Она сказала, что я могу стать хорошей, когда учила меня причесываться.
Надо было отказаться сразу, решительно. Но я не смог. До сих пор не могу понять почему.
Теперь Анни ежедневно приходила ко мне в каюту. С ней было дьявольски трудно! Набравшись терпения,
вспоминая Аманду, я стал обучать Анни правильному произношению, правилам вежливости, хорошим манерам.
И чем дольше я встречался с Анни - тем чаще вспоминал Аманду. Мне не хватало ее голоса, ее заботы, ее ласк по ночам, ее горячего тела.
Постепенно я привык к Анни настолько, что уже мог разговаривать с ней на любые темы. Стал делиться с ней, как в свое время с Амандой, своими радостями и сомнениями. Познав ее внутренний мир, я открыл в ней замечательные качества, и она нравилась мне все больше и больше.
Уолтер Дакко - он и на "Гибернии" был старшиной корабельной полиции учил Анни хорошим манерам, как Эдди Босса на "Дерзком".
Через два месяца Анни было не узнать, так она изменилась. Я не преминул ей об этом сообщить.
- Благодарю вас, командир,- ответила она с безупречным произношением.
Я заулыбался. Еще месяц назад она бы сказала: "Будя, кэп".
- Ты становишься настоящей леди, Анни. Аманда могла бы тобою гордиться.
Вместо благодарности Анни вскочила и заорала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
