Серпетису.
— Это не ошибка, — вызывающе говорит тот.
— Твоя мама умерла, Кмерлан, — тон правителя становится мягким, когда он наклоняется и смотрит на мальчика, в глазах которого стоят слезы. На слова Серпетиса он не обращает внимания. — Это не она. Она самозванка, которая одурачила твоего брата. Она очень похожа, я знаю. Но это не она.
— Отец, — начинает Кмерлан, но его голос срывается. — Прости меня, отец. Я больше не позволю себя одурачить, прости.
Он плачет, уткнувшись Мланкину в живот, но правитель Асморанты больше не слушает его. Он отстраняет мальчика и кивает взявшим нас в кольцо воинам.
— Не спускать с них глаз. А ты, наследник, подойди сюда. Выпустите его. — Последний взгляд на плачущего ребенка. — Кмерлан, не лей слезы на виду. Иди к себе в сонную. Я позову тебя позже.
— Прости, — снова повторяет Кмерлан. Он не смотрит на нас, он, наверное, даже не запомнил наших лиц. Я пытаюсь поймать его взгляд, как-то подбодрить его, но это так трудно сделать, когда острие друса почти упирается в грудь.
Мое сердце разрывается от жалости. Почему Энефрет не помогла нам? Почему позволила увести Инетис, почему не вмешалась?
Мальчик скрывается из виду в коридоре, и внимание правителя снова обращено к нам. Серпетис так и стоит на месте, несмотря на то, что стража расступилась, и на его лице — то же выражение, что и на лице его отца.
— Ты должен отпустить Инетис.
И даже голос его звучит так же, как голос Мланкина.
— Ты должен отпустить ее, если хочешь сохранить Асморанту.
Мланкин усмехается.
— Ты уже почувствовал себя сыном своего отца, син-фиоарна, — говорит он. — Но твое Цветение мужества еще не наступило, и не тебе давать мне советы.
— Тогда позволь, совет дам я, — говорит рядом с нами Энефрет.
Я не заметила, когда она появилась. Она обводит рукой пространство вокруг — и друсы вылетают из рук воинов, со свистом вонзаясь в каменные стены. Мланкин не успевает отдать другого приказа — Энефрет становится в два раза, в три раза выше обычного человека, и воины бросаются прочь, когда ее волосы рекой темных змей начинают растекаться по полу. Они шевелятся как живые. Они шипят как живые.
— Куда? — вопит Мланкин, прижимаясь к стене и выхватывая из-за пояса короткий кинжал. — Вернитесь! Это приказ!
Но кроме правителя никто не решается вступить в схватку с обладателем такой сильной магии.
— Оставайтесь на месте, люди Мланкина! — говорит Энефрет, и ее голос похож на рев рога. — Если хотите сохранить свою жизнь, стойте на месте!
В зале становится темнее, и мрак собирается в углах, шепчет о чем-то на странном непонятном языке, пока волосы у меня на затылке не поднимаются дыбом. Мланкин набрасывается на Энефрет и вонзает в кинжал в ее голень — единственное место, до которого он может дотянуться. Из моей груди вырывается резкий вздох, но Энефрет, кажется, даже не почувствовала удара. Она выдергивает из раны кинжал и отбрасывает его прочь — и темная, черная кровь брызгает на пол и стены из этой раны.
— Ты действительно хочешь умереть, владетель земель от неба до моря и до гор?
Мланкин напуган — я вижу это по его взгляду. Но он не опускается на колени и не молит о пощаде. Он стоит у стены, рядом с тем коридором, в котором скрылся его сын, и я откуда-то знаю, что он отдаст жизнь за него, даже если ему придется схватиться с Энефрет голыми руками.
— Что тебе нужно, маг? — выкрикивает он. — Запрет снят, возвращайся к себе домой!
— Я и так у себя дома, правитель, — отвечает она. — Весь этот мир — мой дом. Вся Цветущая долина — мой дом, и мне очень не понравилось, когда ты стал убивать тех, кто живет в моем доме по моей же воле.
Энефрет снова становится обычной женщиной — в мгновение ока, стоило лишь моргнуть. Ее улыбка холодна, а глаза горят серебристо-холодным светом луны Чевь. Она протягивает руку и касается ей руки Серпетиса, и его глаза тоже вспыхивают этим светом, как будто она поделилась с ним частью своей магии. Она вытягивает перед собой другую руку, и над ней начинают кружиться в танце два ярких шара — один желтый, другой серебристый.
Чевь и Черь. Две луны нашего мира.
— Твоя жена родит на исходе Холодов ребенка, — говорит она. — Этот ребенок принесет славу твоему роду и станет величайшим магом на века и века вперед. Ты, Мланкин, можешь выбрать свою участь прямо сейчас. Твой наследник Серпетис здоров рассудком и уже достаточно мужчина, чтобы принять правление страной, но ему понадобятся твоя мудрость и твой опыт, чтобы победить в войне, которую несут с собой люди с того берега серой реки Шиниру. Ты можешь умереть прямо сейчас, если пойдешь против моей воли.
Желтый шар накаляется, на него становится больно смотреть, и Мланкин хватается за грудь, его лицо искажается от острой боли.
Голос Энефрет звучит спокойно, тихо:
— Ты можешь помочь своей земле, нисфиур Асморанты. Вы с Серпетисом сможете объединить силу и мудрость и продержаться до тех пор, пока сын Инетис не станет взрослым. Обещаю, ему для этого понадобится не много времени.
Желтый шар тускнеет, и теперь белый сияет нестерпимым светом.
— Вам не победить в этой войне без магии, Мланкин, — говорит Энефрет. — Ты обрек свою страну на два Цветения кровопролития и боли. Это плата за то, что ты нарушил естественный ход вещей. Это цена, которую люди Цветущей долины заплатят за то, что разрешили
