чего они, возможно, уже оказались.
Кляня себя за нерадивость и легкомыслие, теперь я не стал медлить. Несколько минут бешеной гонки на машине в бледном свете луны – и вот я уже очутился у поросших сосной холмов на краю участка Чапмена. Там я, как и в прошлый раз, оставил машину и не разбирая дороги помчался через ночной лес. Полный ужаса пронзительный крик вдруг донесся до меня снизу, со дна долины, и так же резко оборвался. Я был совершенно уверен, что голос принадлежал Эвис, но больше я его не слышал.
Я мчался со всех ног и остановился, лишь когда вынырнул из леса на краю луга. Ни Эвис, ни Эмбервилля видно не было, но мне на беглый взгляд показалось, что повсюду загадочно извиваются и переплетаются белесоватые змейки испарений, сквозь которые мертвая черная ветла и прочая растительность проглядывают лишь смутно. Я бросился к подернутой тиной заводи и как громом пораженный застыл при виде внезапно открывшегося мне двойного кошмара.
В неглубокой воде плавали рядышком тела Эвис и Эмбервилля, полускрытые густой массой водорослей. Мертвые руки художника крепко вцепились в девушку, как будто он насильно утащил ее за собой на эту чудовищную смерть. Лицо ее облепила отвратительная зеленоватая слизь; лица Эмбервилля, которое было повернуто к ее плечу, видно не было. Казалось, их смерти предшествовала борьба; теперь же оба, безропотно покорившись своей судьбе, были тихи и недвижимы.
Но не только это зрелище заставило меня сломя голову бежать, содрогаясь и не предприняв ни малейшей попытки вытащить утопленников из воды. Подлинный ужас крылся в том, что я с расстояния принял за завихрения медленно поднимающегося от земли тумана. Это были вовсе не испарения, этого вообще не могло существовать в разумном мире – этой недоброй, опалесцирующей, мертвенной эманации, что окутывала всю сцену передо мной, словно зыбкое, жадно колышущееся продолжение ее очертаний, призрачная проекция белесой мертвой ветлы, умирающих ольх, камышей, стоячей заводи и ее добровольных жертв. Пейзаж смутно проступал сквозь нее, как сквозь пленку, однако местами она словно бы створаживалась и постепенно сгущалась, живя какой-то жуткой потусторонней жизнью. Из этих сгустков, будто исторгнутые окружающим маревом, прямо у меня на глазах возникли три человеческих лица, сотканные из той же зыбкой материи, которая не была ни туманом, ни плазмой. Одно лицо отлепилось от ветки призрачной ветлы, второе и третье поплыли, извиваясь, из завихрений фантомной заводи вверх, и бесформенные тела их заколыхались меж чахлых сучьев. То были лица старого Чапмена, Фрэнсиса Эмбервилля и Эвис Олкотт.
Сквозь эту жуткую эфемерную проекцию самого себя выглядывал настоящий пейзаж, проникнутый все тем же инфернальным вампирским духом, что и при свете дня. Только теперь в нем, казалось, не осталось ничего неподвижного: он кипел отвратительной тайной жизнью, тянулся ко мне своими мутными водами, костлявыми пальцами своих деревьев, призрачными лицами, что всплывали из глубин его гибельного омута.
Даже клубящийся внутри меня темный ужас на мгновение заледенел. Я стоял и смотрел, как зловещее мертвенное марево медленно поднимается все выше над лугом. В колыхании опалесцирующей массы сгустков три лица стали сближаться друг с другом. Каким-то неописуемым образом они медленно слились воедино и превратились в одно бесполое лицо, ни молодое и ни старое, которое в конце концов растворилось в удлиняющихся фантомных сучьях ветлы – руках древесной Смерти, и они тянулись ко мне, желая схватить. И тогда, не в состоянии долее выносить это зрелище, я бросился бежать…
Больше рассказать особо нечего: что бы я ни добавил к своему повествованию, это ни в малейшей степени не прояснит жуткой тайны. Луг – или та кошмарная сущность, что на нем обитает, – уже заполучил троих жертв… и порой я задаюсь вопросом, не пополнится ли в скором времени этот список четвертой. Похоже, лишь я один среди живущих разгадал тайну смерти Чапмена и Эвис с Эмбервиллем; и, по-видимому, никто больше не почувствовал злобного духа-хранителя этого луга. С того самого утра, когда тела моего друга и его невесты вытащили из заводи, я туда не возвращался… равно как не смог набраться решимости и уничтожить или каким-либо другим способом избавиться от четырех масляных и двух акварельных пейзажей, написанных Эмбервиллем на этом лугу. Быть может… несмотря на все доводы против… я отправлюсь туда вновь.
Секрет гурия
Очевидно, почти все, кто прочтет это повествование, скажут, что я, вероятно, изначально находился не в своем уме и что даже самое первое явление, описанное здесь, было галлюцинацией, предвещавшей какое-то опасное психическое расстройство. Возможно, я безумен и сейчас, когда волна воспоминаний уносит меня в бездну, когда я снова оказываюсь во власти зловещего света и той необъяснимой высшей силы, что открылись мне на пороге последней стадии моего приключения. Но я был совершенно нормален вначале и в известной мере нормален сейчас, чтобы четко и ясно изложить на бумаге отчет обо всем, что со мной произошло.
Моя привычка к уединенной жизни вкупе с репутацией человека эксцентричного и экстравагантного, несомненно, будет обращена многими против меня и поддержит гипотезу о моей психической ненормальности. Те же, кто достаточно открыт необычайному, чтобы не усомниться в моем здравом рассудке, с насмешкой отнесутся к этому рассказу и сочтут, что я покинул сферу нетрадиционного изобразительного искусства (где я до некоторой степени преуспел) ради лавров на поприще фантастической литературы.
Однако я мог бы, если бы хотел, представить множество доказательств, подтверждающих реальность описанных ниже странных событий. Некоторые из этих явлений не остались незамеченными другими жителями округи, чего, впрочем, я тогда не знал в силу полной своей изоляции. Одна или две краткие невразумительные заметки, дающие всему произошедшему рациональное объяснение в контексте падающих метеоритов, были напечатаны вскоре после этого в центральных журналах, откуда их в еще более кратком и невразумительном виде перепечатали научные бюллетени. Я не буду приводить их здесь, чтобы избежать повторения подробностей, которые более или менее сомнительны и неубедительны сами по себе.
Мое имя Дориан Вирмот. Возможно, некоторые читатели вспомнят меня по циклу моих иллюстраций к стихам Эдгара По.
В силу целого ряда причин, вдаваться в которые здесь нет необходимости, я решил провести год в Сьеррах. На берегу крошечного сапфирового горного озера, в долине, скрытой от посторонних глаз величественными кедрами и гранитными утесами, я построил себе грубую хижину и набил ее запасами провизии, книгами и принадлежностями своего искусства. На некоторое время я мог не зависеть от мира, чьи соблазны и чары больше меня, скажем так, не прельщали.
Край
