Наконец, его призвали ко двору с предложением явиться с супругой. Писано это было рукой Анны, и внизу стояла королевская подпись. Ему давали последний шанс признать Жанну своей женой. Он должен был привести Жанну в замок Амбуаз в августе, куда королевский двор перемещался после сезона в Туре. Если он не повинуется королю и явится без жены, его ждет арест и заточение без всякого судебного разбирательства. Он будет обвинен в измене.
Узнав об этом, Жанна, пытаясь помочь Людовику, притащилась в Тур. Сначала она направилась к Анне, ибо прекрасно знала, кто инициатор подобного распоряжения.
— Почему ты не оставишь Людовика в покое? — говорила Жанна на ходу, так как Анна пожелала немедленно уйти. — Почему ты не позволяешь ему хоть бы немного пожить спокойно? Какая тебе разница, где я живу, в Блуа или там, где мне лучше?
Она подошла вплотную к Анне так, что та была вынуждена ее слушать.
— Анна, я не могу себе представить в мире ничего более отравленного ядом, чем твоя любовь к Людовику. Да, да, я знаю, что ты скажешь: что он предатель, убийца, что он хочет стать королем Франции. Но, пожалуйста, говори это другим, не мне. Ну и, конечно, не себе. Ведь бывают у тебя моменты, когда ты остаешься одна, наедине со своей совестью? Бывают или нет? Если бывают, то что ты тогда ей говоришь? И тебе сейчас нет оправданий, которые, возможно, были, когда ты была моложе. Ну, скажи, пожалуйста, как можно быть такой мелочной и мстительной, как можно быть такой жестокой? Это большой грех, Анна. И я твержу тебе об этом уже десять лет, с тех пор, как ты бросила Людовика за решетку.
Анна взорвалась.
— Разве только десять? А мне кажется, я от тебя слышу это с момента рождения. Я грешница, я жестокая, я злая, я буду наказана! Очень хорошо, я буду рада принять Божью кару, только бы не было этих твоих бесконечных упреков.
Она повернулась и посмотрела в глаза Жанны. И та с удивлением отметила, сколько несчастья было в этих глазах.
— Я всегда стремилась быть тебе хорошей сестрой, Жанна. Разве не так?
Жанна кивнула. Во многих отношениях Анна сделала ее жизнь в Линьере более свободной и удобной, чем при отце. Она позволила Жанне осуществить давнюю мечту — основать монастырь.
— Ну и суди меня по моему отношению к тебе. Ты не понимаешь и вряд ли поймешь всех тонкостей моих взаимоотношений с Людовиком. Да это и не нужно. А что касается жестокостей, как ты изволила выразиться, так я тебе скажу: к этому меня вынудили обстоятельства…
Отвернувшись, она добавила неожиданно тихим голосом:
— …и что-то, что сидит во мне самой и что делает меня несчастнейшей женщиной на земле.
Не сказав больше ни слова, она покинула Жанну. А та осталась стоять и глядеть вслед ее удаляющейся стройной фигуре.
Что же это такое! Здоровая, красивая, умная, образованная — а вот, подишь ты, несчастнейшая женщина на земле. Глаза Жанны увлажнились. Ей было жаль сестру. Она вообще жалела всех, кроме себя. Потом тяжело вздохнув, она поковыляла к брату.
Карл встретил ее с холодным безразличием.
— Брат мой, скажи мне, часто я обращаюсь к тебе за милостью? — Жанна ему улыбалась, а он смотрел на нее без улыбки.
— Нет. Но когда ты это делаешь, то только ради Орлеанца. Объясни мне — почему? Я никогда не смогу это понять. Он отказывается признать тебя своей женой, а ты приходишь просить за него.
— Потому что ты несправедлив.
Карл издал губами неопределенный звук и отвернулся.
— Нет, правда, Карл. Вряд ли в нашей стране можно найти человека, отношение к которому было бы более несправедливо, чем к Людовику. Ты только представь, ведь вся его жизнь — это сплошная цепь несправедливостей. Все, что должно было по праву принадлежать ему, у него отобрано. А теперь я узнала, что ты намереваешься его арестовать. Это правда?
О, Боже, как он ненавидел вопросы, которые требовали определенных ответов.
— Не обязательно. Это зависит от того, как он себя поведет, когда мы вернемся в Амбуаз. И еще имеются кое-какие моменты.
— Что это значит?
— Мы посмотрим, чем закончатся беспорядки в Нормандии, — сказал он, надув губы (дело в том, что в Нормандии не прекращались требования восстановить Людовика на посту губернатора). — А еще мы посмотрим, готов ли он выполнить наше повеление.
— Оно касается меня? Карл, а тебе хотелось бы, чтобы я была твоей женой?
Он удивленно посмотрел на нее.
— По глазам вижу, что нет. Вот и Людовик не хочет. И никто не вправе его за это осуждать. Он уже не делает попыток получить развод, так почему бы не оставить все, как есть? И как это жестоко по отношению ко мне, заставлять меня покинуть Линьер, являться ко двору и жить в Блуа. Я буду при дворе очень несчастна, и каждый, глядя на меня, тоже. Разумнее было бы не затевать всего этого. Я — супруга Людовика, я герцогиня Орлеанская в конце концов. Он часто навещает меня, и мы очень хорошо проводим время. Я хочу, чтобы так и продолжалось. Вот так бы поступил мудрый король, не настаивал бы на том, отчего никто не сделался бы счастливее.
Карл молчал. А Жанна, окрыленная первым успехом, продолжила:
— Что же касается Нормандии, то он там очень популярен.
— По-моему, он везде популярен.
— Но он и тебе тоже нравился. Он всем нравится. Используй его популярность, чтобы умиротворить Нормандию и укрепить там свои позиции. Они хотят его, пошли им его. И что в этом плохого, если они примут твоего ставленника и будут его уважать. Это только подтвердит, что ты справедливый король. Будь справедливым, Карл, прошу тебя. Не позволяй, чтобы трусливый страх толкал тебя на путь несправедливости, не будь таким, как твой отец и каким хочет, чтобы ты был, твоя сестра Анна. Будь мудрее, чем они. Не надо полагаться на мудрость Анны, она всего лишь женщина, она не может быть такой, как ты, беспристрастной и справедливой.
Даже Жанна была способна подольстить Карлу, если это хоть как-то могло помочь Людовику. И ее лицемерие было вознаграждено улыбкой. Карл кивнул.
Позднее, в течение дня, оставшись один с Анной, он заявил:
— Я тут подумал и решил: мы поставили Людовику чересчур жесткие условия.
Анна положила письма, которые держала в руках, и раздраженно на него посмотрела.
— Это следует понимать так, что ты разговаривал с Жанной. Она тоже очень трогательно со мной говорила. Ты очень впечатлительный, Карл, очень уж ты легко поддаешься на уговоры.
Разумеется, она хотела бы, чтобы он поддавался только на ее уговоры. Но он стоял на своем, помня о том, что она всего лишь женщина.
— Да, Жанна была у меня. И в том, что она сказала, много правильного. Нам не следует от нее отмахиваться. Она не хочет приезжать сюда или в Амбуаз, она не хочет жить в Блуа. Она предпочитает оставаться в Линьере, а я, должен заметить, не так уж горю желанием видеть ее при дворе. Не очень-то это будет приятное зрелище. Кроме всего прочего, Людовик ее часто навещает. Вот и все, что она просила. Разве это много?
