— Не говори о смерти, — тихо предостерегла я. — Моли Бога, чтобы Эдуарду сегодня больше ничто не угрожало. Надеюсь, он не слишком напуган этой схваткой. Моли Бога, чтобы его действительно всего лишь отвели в глубь Тауэра, а не увезли оттуда… в другое место.
— Возможно, для подготовки к следующей атаке нам будет достаточно и одного месяца, — невпопад ответил Лайонел. — Наш Ричард велел непременно тебе это передать. Твои друзья вооружаются, готовясь к сражению, а король тем временем скачет на север, и при нем всего лишь его личная охрана. Бекингем и Стэнли у него в свите, и они постараются убедить короля ни в коем случае не поворачивать назад, а ехать дальше, в Йорк. Джаспер Тюдор приведет сюда из Бретани свою армию, так что следующая битва не за горами. Как только узурпатор будет мертв, ключи от Тауэра окажутся в наших руках.
Елизавета выпрямилась, на руке у нее висели аккуратно свернутые плащи младших сестер.
— Неужели ты, мама, действительно доверяешь всем своим новым друзьям? — холодно спросила она. — Всем своим новым союзникам, которые вдруг перешли на твою сторону, но почему-то потерпели поражение? Ты веришь, что все эти люди готовы рисковать собственной жизнью ради возведения Эдуарда на трон, но забываешь, что всего лишь две-три недели назад они всласть ели и пили на пиру в честь коронации герцога Ричарда. Я, например, слышала, что леди Маргарита несла шлейф королевы Анны, в точности как когда-то несла и твой шлейф, мама. А потом наша новая королева расцеловала леди Маргариту в обе щеки. Да и во время коронации леди Маргарите оказывались всевозможные почести. И теперь вдруг она созывает войско нам в помощь? Теперь она стала нашим верным партнером? А ведь герцог Бекингем, находясь под твоей опекой, ненавидел тебя за то, что ты женила его на моей тетке Екатерине. Не сомневаюсь, он и теперь тебя ненавидит. Неужели это и есть твои надежные друзья? А может, это просто верные слуги нового короля, которым велено заманить тебя в ловушку? Еще неизвестно, на чьей они стороне, ведь сейчас они путешествуют вместе с Ричардом и вместе с ним гуляют в Оксфорде. И между прочим, никого из них не было в Тауэре в момент опасности, когда нужно было спасать моего брата.
Мои слова звучали не менее холодно:
— Сейчас я не могу выбирать себе союзников. А ради спасения сына я готова вступить в сговор хоть с самим дьяволом.
На лице Елизаветы мелькнула призрачная усмешка.
— Возможно, ты как раз и вступила с ним в сговор.
АВГУСТ 1483 ГОДА
В середине лета установилась страшная жара. Лайонел время от времени выбирался из нашего убежища в город и встречался с братьями и кое с кем из наших сторонников, как и мы, стремившихся свергнуть Ричарда III. Каждый раз, когда Лайонел уходил, меня охватывало чувство чудовищного одиночества. Елизавета хранила молчание и держалась отчужденно, и мне не с кем было поделиться своими страхами. Чуть ниже по реке, в Тауэре, по-прежнему находился в плену мой маленький сын, но, по словам нашей служанки Джеммы, никто из горожан давно уже не видел принцев, хотя раньше оба они, Эдуард и Ричард — о подменыше Джемма не знала, — часто играли в саду, упражняясь в стрельбе из лука на одной из зеленых лужаек. После той неудачной попытки вызволить мальчиков из крепости они постоянно находились где-то во внутренних помещениях Тауэра, под охраной, и почти не бывали на воздухе. И теперь я опасалась, как бы они не заболели — при такой жаре в Лондоне снова могла начаться вспышка чумы.
В конце августа, услышав крик лодочника, я распахнула окно и выглянула наружу. Иногда рыбаки и лодочники привозили мне подарки, чаще всего просто сетку с рыбой, но этот человек держал в руке какой-то белый мячик.
— Сможете поймать, ваша милость? — спросил он, увидев меня в окне.
Я улыбнулась.
— Смогу.
— Тогда ловите.
И лодочник кинул мне мяч, который плавно пролетел у меня над головой. И все же я подскочила и поймала мяч обеими руками. Я даже засмеялась, внезапно испытав радость, словно от участия в какой-то детской игре. Это действительно был мяч, завернутый в белую бумагу. Ничего не понимая, я снова повернулась к окну, но лодочник уже исчез.
Я развернула бумагу, разгладила ее и… одной рукой схватилась за сердце, а другую прижала к губам, сдерживая крик: я узнала детски-округлый почерк моего маленького Ричарда.
Моя дорогая-предорогая матушка-королева!
Приветствую и благословляю тебя. Мне не разрешают часто писать тебе, как не разрешают и сообщать, где я в точности нахожусь, на тот случай, если письмо вдруг кто-нибудь похитит. Мне позволили сказать только, что доехал я вполне благополучно и здесь очень даже неплохо. Люди, у которых я живу, очень добрые, и я уже научился грести; они меня хвалят, говорят, что я молодец и ловкий малый. Скоро я, правда, отсюда уеду учиться в другой школе, потому что здесь меня не смогут научить всему, что мне нужно знать, но летом я буду снова жить здесь и ловить в реке угрей, которые очень даже вкусные, когда к ним привыкнешь. А потом, наверное, смогу и домой вернуться, к тебе.
Передай моим дорогим сестричкам, что я их люблю, а моему брату-королю — что я его люблю и уважаю. С глубоким почтением и любовью,
твой сын Ричард, герцог Йоркский.
Хотя теперь меня зовут Питер. И я хорошо запомнил, что всегда должен отзываться на это имя. А хозяйка дома, где я живу, очень добра ко мне и называет меня «мой маленький Перкин»,[32] и мне это даже нравится.[33]
Сквозь слезы я едва разбирала строки; промокнув глаза, я еще раз перечитала письмо. Я улыбалась, представляя, как эти простые люди называют моего сына «ловким малым», однако то, что хозяйка зовет его «своим маленьким Перкином», вновь заставило меня плакать так горько, что я с трудом перевела дыхание. Мне казалось, что я навсегда разлучена со своим сыном, а ведь он еще так мал. С другой стороны, я понимала, что должна радоваться: ведь Ричард в безопасности, ему, единственному из моих детей, ничто сейчас не угрожает — ни факт того, что он принадлежит к нашей семье, ни опасность новой войны, которая вот-вот снова разразится в Англии; я должна радоваться тому, что мой мальчик, который теперь откликается на имя Питер, может спокойно ходить в школу, учить иностранные языки, заниматься музыкой и ждать. Если мы победим, он вернется домой как принц крови; если мы проиграем, он станет в наших руках тем тайным оружием, о котором врагам ничего неизвестно: скрывающимся на чужбине наследником престола, ожидающим своего часа, Немезидой моего честолюбия и мщения. Мой сын и верные ему люди не оставят в покое никого из правителей, осмелившихся взойти на трон после нас с Эдуардом, и будут преследовать их, точно призраки прошлого.
