— Пресвятая Богородица, спаси и сохрани моего сына, — шептала я, закрыв лицо руками, и слезы так и текли у меня между пальцами. — Сохрани нашего мальчика, о, всемогущая Мелюзина.
СЕНТЯБРЬ 1483 ГОДА
Каждый день я получала известия о том, как идет подготовка и вооружение нашей армии — и не только в тех графствах, где этим занимались мои братья, но и по всей стране. Постепенно узнавая, что Ричард незаконно захватил английский трон, все большее число простых людей — мелкие сквайры, торговцы, ремесленники и даже главы гильдий, — а также представителей знати задавалось вопросом: как могло случиться, что младший брат покойного короля осмелился отнять корону у королевского сына? Разве можно допустить, чтобы человек, совершивший подобное преступление, остался безнаказанным и спокойно отправился на встречу с Создателем? Зачем человеку трудиться в поте лица всю жизнь, дабы возвысить и обеспечить свой род, если самый младший из его братьев, жалкий последыш, с которым в семье почти не считались, готов тут же занять его место, стоит этому человеку хоть немного ослабеть?
В стране осталось много людей — особенно в тех местах, которые мы с Эдуардом чаще всего посещали, — которые хорошо помнили нас, называли нас красивой парой и благословляли наших хорошеньких дочек и крепких, умных маленьких сыновей. Эти люди нарекли нас «золотым семейством», уверяли, что именно мы принесли в Англию мир и обеспечили ее трон целым выводком замечательных наследников. И теперь они были искренне возмущены, что не мы живем в королевских замках, что на троне Англии сидит не сын Эдуарда.
Я очень часто писала моему мальчику Эдуарду, нашему юному королю, заклиная его быть веселым и бодрым, но вскоре послания мои стали возвращаться назад нераскрытыми, с ненарушенными печатями. Их явно никто не читал. Значит, за нашей перепиской даже шпионы не следили! Неужели таким образом мне давали понять, что моего мальчика больше нет в королевских покоях Тауэра? С каким же нетерпением я ждала, когда наконец разразится эта война, которая освободит моего сына! Как страстно я желала ускорить ее начало, а не ожидать тщеславного неторопливого продвижения Ричарда на север через Оксфордшир и Глостершир в Понтефракт и Йорк. Добравшись до Йорка, Ричард пожаловал своему сыну, тощенькому болезненному мальчику, титул принца Уэльского. Он отдал ему титул, принадлежавший моему Эдуарду, словно мой сын был уже мертв! Весь тот день я провела на коленях, моля Бога дать мне возможность отомстить за столь тяжкое оскорбление. Я не смела даже подумать о том, что это, возможно, не просто оскорбление, что в действительности все гораздо хуже, что титул этот и впрямь уже свободен, что мальчика моего больше нет на свете.
За молитвой я не заметила, как настало время обеда. Ко мне зашла Елизавета позвать к столу, и, когда она помогала мне подняться на ноги, я спросила:
— Ты знаешь, что сегодня сотворил твой дядя?
— Да, — спокойно отозвалась дочь, хотя и отвернулась. — Городской глашатай весь день кричал об этом на площади. Его было слышно даже от наших дверей.
— Ты открывала двери? — встревожилась я.
Дочь вздохнула.
— Нет, не открывала. Я никогда их не открываю.
— Герцог Ричард украл корону твоего отца. А теперь еще и своего сына облачил в одежды твоего брата. Ничего, он за это заплатит. Собственной жизнью, — мрачно предрекла я.
— Неужели тебе мало тех, кто уже умер?
Я взяла дочь за руку и повернула к себе, заставив ее посмотреть мне в глаза.
— Речь идет о троне Англии, Елизавета. И о том, что твой брат по рождению имеет на него все права.
— Речь идет о гибели целой семьи, — ровным тоном возразила она. — У тебя ведь еще и дочери есть. А о нашем праве по рождению ты подумала? Мы все лето прячемся в этой норе, как крысы, а ты целыми днями молишь Господа о возмездии. Тебе даже точно неизвестно, где он сейчас, твой бесценный сын, — по-прежнему в тюрьме или уже мертв. А второго своего сына ты сама отослала куда-то ночью, в темноте, с чужими людьми. И мы не знаем толком ни где он, ни жив ли он. Ты жаждешь вернуть свой трон, не имея представления о том, остался ли у тебя хоть один сын, которого можно на этот трон посадить!
Охнув, я в ужасе отступила от дочери.
— Елизавета!
— Я бы хотела, чтобы ты сама написала моему дяде и согласилась принять его правление, — ледяным тоном произнесла она, рука ее в моей руке тоже была холодной как ледышка. — Да, я бы очень этого хотела! Предложи ему все обсудить и прийти к компромиссу. Дай ему понять, что мы, в общем-то, согласны на любые условия, которые он выдвинет. И убеди его освободить нас и позволить нам жить в Графтоне; мы заживем там как самая обычная семья, вдали от Лондона, вдали от заговоров и предательств, вдали от постоянной смертельной угрозы. Если сейчас ты объявишь, что готова сдаться, нам еще, возможно, удастся вернуть домой моих братьев.
— Но для меня это означало бы, что я вернулась к исходной точке, к тому месту, откуда начался мой путь! — воскликнула я.
— Но разве не была ты счастлива в Графтоне, когда жила там с родителями и со своим первым мужем, который подарил тебе Ричарда и Томаса? — скороговоркой протараторила Елизавета.
— Да, конечно была, — неосторожно ответила я, не успев подготовиться к такому вопросу.
— Вот и для самой себя я бы желала того же, — сообщила моя дочь. — И для своих сестер. Простого счастья. Ты упорно делаешь из нас наследниц собственного унижения и несчастья, а я бы предпочла быть наследницей того счастья, каким ты обладала до того, как стала королевой. Мне не нужен этот трон. Я мечтаю выйти замуж за человека, которого полюблю, мечтаю совершенно свободно любить его.
Я посмотрела на дочь.
— В таком случае тебе придется отказаться от своего отца, от меня и от всего, что связывает тебя с династией Плантагенетов и делает принцессой Йоркской. Ты с тем же успехом могла бы быть Джеммой, нашей служанкой, если не хочешь подняться выше своего нынешнего положения, если не видишь своих возможностей и не собираешься ими пользоваться.
Елизавета глаз не отвела.
— Да, пожалуй, я предпочла бы стать такой, как служанка Джемма, а не такой, как ты, мама. — В голосе дочери отчетливо прозвучало свойственное молодости презрение. — По крайней мере, служанка Джемма может вечером вернуться домой и лечь спать в свою собственную постель. Служанка Джемма может даже отказаться служить у той или иной хозяйки. Служанка Джемма может, наконец, попросту убежать из опостылевшего ей дома. А ты живешь точно прикованная цепью к английскому трону, заодно и нас, своих детей, ты сделала его рабами.
