думала о нем весь день, и теперь, когда была от него в считаных метрах, боялась встретиться с ним лицом к лицу. Собравшись с духом, я подняла руку, постучала и толкнула дверь. Вечерний свет из окна тускло освещал комнату, фигуру Ригеля окутывали тени. Он лежал на кровати и, кажется, спал. Я прислушалась к его мерному дыханию. Я принесла с собой запах дождя, но аромат его парфюма был сильнее. Запах Ригеля смешался с моей кровью и напомнил мне, как глубоко этот сложный человек проник в мою душу.
Я осторожно провела кончиками пальцев по его лицу, теплому и, к счастью, не горячему. С облегчением вздохнув, я пошла к двери, когда меня остановил его голос.
— Я сделаю тебе только больнее.
Эти слова звучали так знакомо, как будто я их когда-то уже слышала.
— Такой уж я есть, — пробормотал Ригель грустно, — и не умею быть другим.
Я смотрела прямо перед собой, чувствуя, как мое сердце холодеет и каменеет, становится тусклым, пыльным алмазом, больше не способным сиять. Я медленно обернулась.
Ригель сидел, вцепившись руками в край кровати и опустив голову. Казалось, он хотел, чтобы я не видела его глаза.
— Честно тебе говорю…
— Я теперь могу спать по ночам, — прервала его я, — при выключенном свете. И больше не брожу по дому, чтобы не заснуть. Кошмары еще снятся, но намного реже. И они не такие страшные, как раньше, потому что в черноте я вижу уже не подвал, а твои глаза. Ты исцеляешь меня, Ригель, хоть ты этого даже не замечаешь.
Он не видел или не хотел видеть, что наполнил меня звездами.
— Исцелиться можно! — твердо сказала я.
Ригель поднял на меня лицо. И в этот момент я поняла, что, какая бы истина ни таилась в его глазах, она по-прежнему мне недоступна.
— Во мне что-то сломалось, и это уже никогда не починить.
«Звезды одиноки», — недавно сказал мне Ригель с той же печалью в голосе.
Я поняла, что он говорит мне что-то важное, пытается поделиться со мной своей болью. Дверь в душу Ригеля казалась мне уже не воротами крепости, а лазом в густой ежевичник. — Ника, есть вещи, которые ты не можешь исправить. Я ходячая катастрофа, — прошептал он, — и всегда буду таким.
— Мне все равно, — тоже прошептала я.
— Да, конечно, тебе все равно, — почти зло прошипел он, — для тебя в этом мире нет ничего непоправимого и безнадежного. Нет ничего ужасного, страшного или плохого. Ты такая, да.
— Мне кажется, ты сам загоняешь себя в тупик, — ответила я.
Почему он упрямо приговаривал себя к одиночеству? Значит, все это время он делал мне больно, чтобы я обиделась на него и бросила одного тосковать в его колючих ежевичных зарослях?
Ригель посмотрел на меня с горькой иронией.
— В каждой истории есть волк… Не прикидывайся, что не знаешь, какую роль я играю в этой истории.
— Глупости! — Я взбунтовалась. — По-твоему, я так к тебе отношусь? Как к чудовищу, которое портит историю? Ты этого от меня хочешь?
— Ты даже не представляешь, чего бы я от тебя хотел, — прошептал он и тут же закрыл рукой рот, как будто пожалел о сказанном.
Я уставилась на него в потрясении. Ригель снова опустил голову, пряча глаза.
— Ригель…
— Ты думаешь, я не знаю? — перебил он сердито и поднял на меня покорный взгляд, каким волк мог бы смотреть на луну. — Я знаю, чего тебе это стоило. Знаю. Я читаю это в твоих глазах каждый божий день. Ты мечтаешь об этом с детства — о том, чтобы жить в семье.
Слушая его, я не заметила, как подошла к нему.
— Эта ситуация тебя угнетает. Ты не хочешь врать, но врешь каждую минуту. Ника, так ты никогда не будешь счастлива.
Слезы подступили к горлу, застили глаза. Я снова была маленькой хрупкой девочкой. Ригель видел меня насквозь, он давным-давно прочитал мою душу и знал, какими мечтами, надеждами и страхами я жила. И надо быть полной дурой, чтобы думать, что он не замечает моих терзаний.
Если я и могла спрятать свои чувства, то только не от него.
Его взгляд будто бы осуждал меня за то, что я никогда не перестану мечтать. Его голос был раной, которую я буду носить в себе вечно. Но его запах казался музыкой, в его глазах я нашла спасение. Я принадлежала ему. Странным, сумасшедшим, непонятным образом, но я принадлежала ему.
— Я выбрала тебя, — выдохнула я еле слышно. — Я выбрала тебя, Ригель. Ты никогда не поймешь, потому что видишь все только в черно-белом цвете. Я всегда хотела семью, это правда, но я выбрала тебя, потому что мы принадлежим друг другу. Не отвергай меня и не отталкивай! Ты
не должен приносить себя в жертву. Ты делаешь меня счастливой… На секунду я зажмурилась от боли.
— Я хочу в твой мир, даже если там одни шипы и колючки.
В его глазах мелькнула вспышка, и я воспользовалась этим моментом, чтобы протянуть руки и обхватить его лицо руками. Я всегда боялась смотреть, как он уходит, боялась почувствовать, как он сопротивляется моему прикосновению, но Ригель просто поднял на меня глаза, две великолепные черные галактики. Я посмотрела на него умоляюще, и, клянусь, какое-то мгновение он смотрел на меня так же.
Почему? Почему мы не могли быть рядом друг с другом? Почему мы не могли жить как все? все?
— Ты нужен мне, — снова сказала я, глядя ему прямо в глаза. — Ты и только ты. Каким бы ты ни был, каким бы плохим ты себя ни считал, ты нужен мне таким, какой ты есть. Не бойся, Ригель, ты ничего у меня не отнимешь. Ничего!
Я гладила его щеки и молилась, чтобы он мне поверил. Мне хотелось, чтобы он хоть разок посмотрел на себя моими глазами, которые любили в нем его непохожесть на других.
— Если я впущу тебя, — тихо прошептал он, — ты будешь страдать.
Я грустно улыбнулась, покачала головой и, показав ему свои пластыри, сказала:
— Я никогда не боялась пораниться.
Он удивленно поднял брови. Не давая ему времени сказать что-либо еще, я подняла его лицо и прижалась своими губами к его губам. Я не знала,
