вероломно. Ригель не ответил и продолжал смотреть на меня. Я удобнее положила голову, наслаждаясь его взглядом.
— Как ты? — спросил он, скользнув взглядом по моему телу, укрытому одеялом.
— Хорошо. — Я искала его глаза, свернувшись калачиком, чувствуя, как от счастья загораются мои щеки. — Так хорошо, как никогда раньше не было.
Вдруг я подумала об Анне и Нормане. Наверное, мне следовало поскорее вернуться в свою комнату.
— Сколько сейчас времени? — спросила я, и Ригель, казалось, понял мои опасения.
— Они проснутся только через несколько часов.
В этом ответе я услышала призыв остаться еще ненадолго.
Хотелось лежать и смотреть ему в глаза, но было достаточно просто чувствовать его рядом с собой. По телу разлилась приятная истома, и спустя какое-то время, вместо того чтобы закрыть глаза, я прошептала:
— Мне всегда нравилось твое имя.
Я никогда не признавалась ему в этом, ни разу. И все же теперь я чувствовала, что моя душа крепко связана с Ригелем.
— Знаю, ты думаешь о нем не так, как я, — мягко добавила я, когда Ригель взглянул на меня. — Знаю, что` оно для тебя значит.
Теперь его взгляд стал внимательным, внутри черных радужек светилось что-то далекое, что я даже не пыталась уловить.
— Ты зря думаешь, что оно связывает тебя с Маргарет.
Интимность моих слов отразилась во взгляде Ригеля.
— И с чем же оно меня связывает? — хрипло и медленно спросил он, явно не надеясь на ответ.
— Ни с чем.
Ригель посмотрел на меня непонимающе.
— Ты звезда в небе, Ригель, а небо в цепи не заковать.
Кончиком пальца я провела воображаемые линии между родинками на плече и под ключицей: три звезды Пояса Ориона.
— Твое имя не должно тебя тяготить. Оно особенное, как и ты, светит только тем, кто знает, где искать свет. Ты молчаливый, глубокий и многогранный, как ночь. — Я соединила невидимой линией нижние концы его созвездия на груди. — Ты когда-нибудь думал об этом? — Я улыбнулась своим словам. — Меня назвали в честь бабочки, самого эфемерного существа на свете. Но ты… У тебя звездное имя. Очень редкое. Такие люди, как ты, сияют своим собственным светом, даже если не знают об этом. Имя делает тебя именно таким, какой ты есть.
Мой палец остановился на его груди, напротив сердца. Именно там, в самой глубине этого невидимого созвездия, должна быть звезда, имя которой он носил.
Я повернулась, свесилась с кровати и нащупала на полу свое платье. Порылась в кармане и снова повернулась к Ригелю.
Он посмотрел на фиолетовый пластырь, который я держала в руке. Прежде чем он успел чтолибо понять, я вскрыла упаковку и прилепила пластырь ему на грудь в том месте, где было сердце.
— Ригель, — прошептала я, указывая на фиолетовое пятнышко, на его звезду. Потом я достала пластырь такого же цвета, открыла его и приклеила к своей груди, прямо над сердцем. — Ригель, — сказала я, показывая на свою грудь. Я накрыла пластырь ладонью, словно давала клятву верности.
Погружаясь в сон, я чувствовала, как его рука обнимает меня поверх одеяла.
— Звезды не одиноки. Ты не одинок, — пробормотала я, медленно закрывая глаза, — Ты всегда со мной…
Я не стала ждать, пока он ответит. Мне не нужны ответы теперь, когда я постучала в дверь его души. Мне просто нужно медленно пробраться в колючий ежевичник, сесть там на корточки и терпеливо ждать. Я чувствовала на себе взгляд Ригеля. Он сопровождал меня почти всю жизнь, и я никогда не понимала его истинного значения. Не понимала до вчерашнего дня. Я погрузилась в успокаивающее тепло его дыхания и уснула. А когда проснулась… Ригеля рядом не было.
В тот вечер воздух был теплым. Ветер шелестел деревьями и приносил с собой свежий запах облаков. Казалось, стоило только вдохнуть его всей грудью — и я смогла бы подняться вместе с ветерком и прогуляться по небу.
Прошла всего неделя с того утра. Наши шаги стучали по бетонному покрытию моста, размеренные и спокойные, в этот поздний час мы здесь оказались в одиночестве.
— Смотри, — прошептала я. Рюкзак шлепнул меня по спине, когда я резко остановилась. В закатных лучах река сверкала, как россыпь самоцветов, переливаясь яркими искорками. Участки, где переделывали парапет, были закрыты строительной оранжевой сеткой.
Ригель шел впереди, его профиль четко вырисовывался в красноватом свете заката, черные волосы развевались на ветру. Он остановился, посмотрел в указанном мною направлении и кивнул.
Вот уже неделю как мы возвращались из школы вместе. Теперь это мое самое любимое время. Мы могли идти рядом друг с другом на виду у всех и ничего не опасаться. Окружающий мир в такие моменты переставал для нас существовать.
— Они прекрасны, правда? Все эти оттенки, — пробормотала я.
Далеко под нами текла река, сверкая медовыми отблесками. Но я смотрела не на реку, я на него.
Ригель это заметил и медленно повернулся.
Наверное, он тоже научился понимать то, что передавалось через взгляды и оставалось невидимо для остальных. В нашем молчании звучали слова, которые никто не мог услышать, и именно там находилось место наших встреч — среди невысказанного.
Он ждал, пока я медленно к нему подойду. Я остановилась на расстоянии шага — такая дистанция в глазах посторонних, наверное, считалась приличной. Даже если на мосту никого нет, даже если у рабочих закончилась смена и они ушли, надо соблюдать условности.
Ригель, тебя что-то беспокоит? — Я выдержала его взгляд, но увидела в нем что-то, что побудило меня продолжать: — Мыслями ты где-то далеко. Кажется, уже несколько дней ты чем-то расстроен.
Нет, «расстроен» — не то слово. С Ригелем что-то происходило, но я не понимала, в чем причина его странного состояния. Он медленно покачал головой, посмотрел вдаль, где река терялась среди деревьев.
— Никак не могу привыкнуть, — произнес он тихим голосом.
— К чему?
— К твоей способности видеть то, чего не видят другие.
— Да, есть такое! — Значит я не ошиблась, думая, что его что-то беспокоит. — И все-таки почему ты такой задумчивый?
Он промолчал, и я спросила мягче:
— Из-за психолога, да? Видела, как сегодня утром ты разговаривал с Анной. Кажется, она собиралась поговорить с тобой после визита. А позавчера вас обоих не было дома полдня.
Я сжала его руку в
