— Я подожду, — говорит он, словно заклинание. — Здесь, в Кула-Ори, давно уже живут твои родители, но почему же…
— Не я выбираю, Коорэ. Не ты выбрал своих родителей, вот и мне остается только ждать. Но я чувствую, что все произойдет очень скоро, и мы опять будем вместе! Только… я ведь могу теперь стать совсем не похожей на ту себя… Привыкни к этой мысли!
Ветерок умчался дальше, и образ ее растаял, оставаясь в царстве снов. Фирэ открыл глаза.
Неужели она и правда опасается, что ему есть дело до того, как она будет выглядеть? Да ему лишь бы только чувствовать рядом ее душу, ее «куарт»! Или это все лишь его собственные фантазии и не было никакого разговора ни тогда, в горах Виэлоро, ни сейчас? Ну нет! Если не надеяться, то не стоит и жить! Всё было на самом деле — они дали друг другу страшную клятву. Он так решил — и точка!
Последний день зимы… А здесь не бывает никаких зим, только ливни да направление ветра отделяют сезоны один от другого. Сейчас как раз период частых ливней, но еще пара месяцев — и может начаться засуха, здесь и она не редкая гостья.
Позевывая, Фирэ спустился в гостиную, где уже металось несколько женщин-кхаркхи, наводивших порядок.
— Атме! — почтительно поклонились они, увидев юношу, и тут же бросились продолжать свое занятие.
Настроение у него было приподнятым, он все время вспоминал свой сон.
А, ну да! Сегодня же в Кула-Ори прилетают северяне из Тепманоры…
На ступеньках послышались спотыкающиеся шаги, и на лестницы показался Тессетен. Страшно хромая при спуске, он тем не менее ухитрялся на ходу застегивать камзол. Впервые увидев Учителя в таком костюме, Фирэ отметил, до чего же в этой жаре неуместна празднично-официальная одежда ори.
— Вот в толк не возьму, — сказал Тессетен, усаживаясь за стол, — почему вместо меня не выступить от лица южан Алу? Он представительный…
Окно с веранды растворилось, в комнату заглянула Ормона в рабочей косынке на голове. И в ней она была так же хороша, как была бы хороша в венце, подумалось Фирэ.
— Ал тоже едет. Но необходимо, чтобы там был именно ты, моя любовь. Неужели сломаешься просто постоять?
— Да нет. Просто чувствую себя ряженым придурком…
— Не вижу большой разницы между тем, ряженый ты придурок или не ряженый, поэтому выброси эти мысли из головы, иного не дано, — тут же съязвила она. — Они знают, что наш лидер — северянин, и подсунуть вместо тебя Ала не получится никак.
— А что ты там делаешь, родная?
— Сажаю петрушку.
Сетен и Фирэ одновременно поперхнулись молоком. Она отступила и закрыла за собой створки окна.
— Пойдем посмотрим, — не выдержал Учитель, стирая и стряхивая с руки пошедшее носом молоко, а Фирэ — тот и подавно подскочил при первом же его слове.
Ормона и какой-то подросток-кхаркхи старательно втыкали в кривенькую грядку повядшие кустики петрушки. Она гордо указала на неровные ряды огородной культуры:
— Вот!
— Аплодирую стоя, — Сетен похлопал в ладоши. — Это ты им покажешь в агитационных целях — что будет с зелеными насаждениями, если наши правители развяжут войну распада?
— Не хлопай! — предупредила она.
— Денег не будет?
— Надо щелкать пальцами! Вот так — берешь и щелкаешь!
Фирэ не удержался и начал хохотать. Ей каким-то чудом удавалось оставаться убийственно серьезной, не уступая в том мужу.
— Однажды я сдуру сболтнула им, будто являюсь мастером по выращиванию петрушки в наших краях… Придется сказать, что у нас произрастает именно такой сорт…
Кхаркхи печально приподнял и уронил вялую веточку одного из посаженных и тут же ловко улегшихся на землю кустиков.
— Да, неурожай у нас нынче на петрушку, родная… Как жить-то будем…
Сетен прищелкнул языком, повернулся и ушел в дом доедать завтрак, а Фирэ, тихонько постанывая, плакал за одной из колонн веранды.
* * *
Стоило Фирэ и Тессетену уехать навстречу гостям, Ормона взнуздала одну из своих гайн, велела помощникам-кхаркхи наведаться к соседям и одолжить у них ребятишек, о которых они уже договорились заранее, а сама, вскочив верхом, погнала скакуна к комплексу Теснауто.
На этот раз жена Паорэса вышла из комнатушки сама, без намеков со стороны гостьи.
Паорэс смотрел на Ормону с неприязнью — видимо, чувствовал эту же эмоцию с ее стороны и отвечал взаимностью. Но решение принято, и они нужны друг другу.
— Я согласен, — сказал он.
— Прекрасно, — она подошла и собственными руками надела ему на шею медальон Ала. — Не снимайте это никогда, слышите? Амулет пригодится нам в Тепманоре, но вы должны пропитать его своей энергией, а он вас — своей.
У нее не было никаких сомнений в том, что орэ-мастер согласится. После смерти дочери он не думал больше ни о чем, кроме как о ней — какой она могла бы стать, что сделать в жизни… Будь у него такая возможность, он, наверное, поднял бы ее из мертвых и заставил существовать в состоянии нежити, такой безрассудной, похожей на одержимость, была его любовь к Саэти. Они с Фирэ заразили Ормону своей сумасшедшей привязанностью к той девчонке. Она видела ее лишь издалека, и теперь уже сама почти мечтала познакомиться с нею поближе, сравнить с той, кем Саэти являлась в прошлых воплощениях, поговорить… Но сейчас главное — освободить ее будущую мать, а остальные мечты — поэтапно и, возможно, уже не на этой планете (если осуществится план с «куламоэно» — местом вечной жизни).
Дом встретил ее грохотом падающих вещей и детскими воплями. Интересно, для чего она звала сегодня помощников?..
Привязав гайну, Ормона с опаской ступила в собственное жилище.
* * *
Несмотря на ранний час, летное поле близ Базы было наводнено людьми. Кула-орийцы четко выполнили приказ явиться на встречу гостей исключительно мужским составом. Но вместо женщин туда прибежали местные из племени кхаркхи, ученики Танрэй, и неулыбчиво глазели по сторонам. Фирэ порадовался, что самой Ормоны здесь нет, иначе она была бы очень разгневана присутствием антропоидов.
— Твоя речь, — Сетен протянул свиток Алу, безукоризненно наряженному и подтянутому.
— А ты?
— Не в голосе я нынче, — Учитель, кажется, едва сдержался, чтобы не сплюнуть. — Рядом постою, вас послушаю.
Фирэ прислушался к нему и понял причину его дурного настроения: на перемену погоды у Тессетена сильно болела нога, а поскольку он из гордости опирался не на костыль, а на трость, то болела она еще сильнее, чем обычно.
Ал пожал плечами и почесал Нату за ухом, а тот вильнул хвостом.
К изумлению всех, даже самого Дрэяна, наибольшую суету спровоцировал Саткрон. Бывший габ-шостер носился по рядам ровно выстроенных гвардейцев из своей части и, словно оплеухи, раздавал указания, когда кому махать флажками и скандировать приветствия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});