Ал пожал плечами и почесал Нату за ухом, а тот вильнул хвостом.
К изумлению всех, даже самого Дрэяна, наибольшую суету спровоцировал Саткрон. Бывший габ-шостер носился по рядам ровно выстроенных гвардейцев из своей части и, словно оплеухи, раздавал указания, когда кому махать флажками и скандировать приветствия.
— Болваны! — доносилось с его стороны. — Вот это что такое вы делаете, а?! — он утрированно захлопал руками над головой. — Вы что, с пальмы слезли, как эти вон? — (Кивок в сторону кхаркхи.) — Вот как надо! — и Саткрон столь интеллигентно щелкает пальцами, что задние ряды — горожане — прыскают от смеха, так не вяжется эта роль с его физиономией. — Это кому там смешно? Я сейчас там кому-то посмеюсь!
— Рехнуться можно, — тихонько сообщил Дрэян стоявшему рядом брату. — Он же аринорцев с потрохами бы крокодилу в пасть утолкал! Не пойму, чего это он так из-за них засуетился?
Фирэ подумалось, что здесь наверняка что-то нечисто. Не полезет Саткрон на крючок без наживки.
Наконец оставшийся на Базе орэ-мастер Зейтори передал, что радары засекли приближение какого-то летательного аппарата с севера. Дрэян велел Саткрону встать в строй и выровнял гвардейцев в три шеренги по краю летного поля.
В наполненном ароматами знойного юга утреннем небе появилась орэмашина с голубой полосой вдоль борта. Оттесненные за пределы поля кхаркхи и жители Кула-Ори загалдели и замахали флажками. Но особой радости у южан Фирэ не заметил: многие из них успели застать на Оритане самый разгар войны с Аринорой.
Орэмашина снизилась и села. Из люка плавно выдвинулся трап.
Гости из Тепманоры все как один были разодеты в белое. От белоснежности их плащей на ярком солнце появлялась резь в глазах, мало того: они расшили одежду алмазными стразами, и начнись вдруг стычка, за ними числилось бы тактическое преимущество, поскольку своим сверканием северяне ослепили бы противника.
Фирэ заметил, как Учитель старается отвернуться от всего этого благолепия, да и Ал, выдвинутый вперед всех встречающих, изо всех сил крепится, чтобы не морщиться и не позволить слезам брызнуть из глаз.
— Их, зима меня заморозь, ненароком вороны не унесут? — пробурчал рядом Дрэян.
Под плащами северян виднелись легкие элегантные камзолы (разумеется, белые), на головах красовались изящные береты военного образца, но несколько франтоватее тех, что носили их офицеры по уставу. Узкие брюки были заправлены в высокие сапожки из нежнейшей кожи цвета слоновой кости. И все это так выспренно, так показушно, что при виде их костюмов и надменных рож Фирэ стало тошно. Хотя Ормона и рассказывала о быте тепманорийцев и их склонности к внешним эффектам, видеть это было стократ противнее…
Юноша ничего не мог с собой поделать: наблюдая перед собой северян, слыша их наречие, он тут же видел обугленные руины родного дома и представлял, в каком ужасе умирали его попутчица и родители и как смеялись орэ-мастера в таких же вот летучих машинах с голубой полосой на борту, подсчитывая количество попаданий. Фирэ стоял и убеждал себя, что вот эти трое гражданских, их орэ-мастер и четверо гвардейцев из сопровождения не имеют ни к той войне, ни к обстрелу Эйсетти никакого касательства. Но всякий раз, как раздавались раскатистые «р» их диалекта, он вздрагивал и невольно стискивал рукоять аллийского меча.
Лидер северян, довольно высокий и широкоплечий молодой мужчина с ухоженной растительностью на лице и лазурными глазами, уважительно старался говорить по-орийски напевно, однако получалось у него плохо. Понимая это, он краснел и извинялся за свое произношение.
Ал невозмутимо прочел ответную речь, но все это время взоры северян не отрывались от фигуры Тессетена, который находился чуть позади своего высокорослого друга и старался поставить больную ногу так, чтобы на нее приходилось меньше веса, чем на здоровую, и чтобы эти манипуляции были как можно меньше заметны посторонним. Но пристальнее всех разглядывал Учителя бородач Ко-Этл, однако каменная маска не позволяла понять, что он при этом думал, а лезть к северянину с ментальными приемами Фирэ пока не решался. Пусть однажды он уже воспользовался его оболочкой, чтобы узнать, как обстоят дела у Ормоны, однако искушать судьбу не стоило. Да и она просила всех вести себя с ними без лишнего риска.
Когда обмен любезностями наконец завершился, а солнце уже стало припекать не шутя, Ко-Этл обернулся к своему помощнику и протянул ладонями вверх обе руки. Эт-Алмизар принял от ближайшего офицера-аринорца большую деревянную коробку, раскрыл ее и извлек укороченный односторонний меч в ножнах, что были инкрустированы резной костью.
Держа ножны на вытянутых ладонях, Ко-Этл уверенно шагнул к Тессетену, и Алу пришлось посторониться, отойдя к Паскому и Солондану.
Два северянина стояли друг перед другом, оба одинакового роста и крепкого сложения, оба светловолосые, но один — прекрасный, словно солнечный день, а второй — безобразнее ночного ненастья.
— Я хотел бы, чтобы вы приняли этот скромный дар в качестве символа начала сотрудничества, — витиевато изложил Ко-Этл, глядя Сетену в глаза, что уже само по себе было признаком доблести и смелости: удавалось такое не каждому. — Ножны и рукоять этого меча инкрустированы мамонтовой костью. Ваша отважная супруга принимала личное участие в добывании этого зверя. Оружие по праву принадлежит вам.
Сетен непонятно улыбнулся и, приняв подношение, закрепил ножны на поясном ремне. Фирэ подумал, что эта форма меча — широкого, слегка изогнутого, с одной заточенной стороной лезвия — подходит именно ширококостным северянам, и даже будучи прирожденным ори, Учитель смотрится с этим оружием гораздо органичнее, чем с тонким аллийским мечом. Впрочем, это уже, наверное, стереотипы, навязанные событиями последних десятилетий…
Покончив с официальной встречей, Ко-Этл кивнул своей свите и, двинувшись нога в ногу с хромавшим Тессетеном, негромко спросил того:
— Я хотел отдать распоряжение выгравировать у основания клинка ваше имя, но не осмелился, поскольку точно не знаю, как пишется оно по-аринорски.
— Не беда, — коротко ответил тот, но Ко-Этл продолжал свои филологические изыскания:
— Оно означает «Черный Горизонт», не так ли?
— Дословно — да. А если вдаваться в мудреную орийскую грамоту, то смысл его глубже — «Предвестник». Наверное, бури…
— Отчего так?
— У нас, — Сетен особенно подчеркнул это «у нас», — предвестья добрыми не бывают. Ори говорят: что ждет нас там, за горизонтом — черные тучи или золотая мечта?
— Сложно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
