«Расстрижение»афонских иноков одесскими чиновниками происходило с применением физической силы. Очевидец так описал»процесс переряжения монахов в обычных мирян»под руководством околоточных и помощника пристава:«Добираются до так называемого»парамана» [1596], и разыгрывается там сцена.«Нет, — твердо заявляет имяславец. — Этого я не дам, поклялся пред Богом всю жизнь носить его». Но в ответ следует распоряжение»снять», и четыре дюжих руки освобождают монаха от последнего доказательства его принадлежности к монашеской братии» [1597]. Расстриженные монахи из тех, кто не угодил в тюрьму, были»направлены по проходным свидетельствам в мирском одеянии для водворения на родину по местам прописки» [1598]. Некоторые возвращались на родину в подрясниках, обрезанных выше колен: в таком виде они напоминали»бывших людей» [1599].
Расстригая афонских иноков и снимая с них монашеские одежды, одесские чиновники исполняли Определение Святейшего Синода за № 5967 от 6–9 июля 1913 года: согласно этому Определению, признанными в монашеском звании могли быть только те иноки, которые получили постриг в России, до отправки на Афон; постриг, полученный на Афоне, вообще не признавался. Формальным основанием для такого необычного разделения монахов по месту пострига являлся синодальный указ от 19 марта 1836 года, согласно которому»русские подданные, получившие монашеское пострижение на Афоне, в России не признаются, доколе не выполнят трехлетнего послушнического искуса в одном из российских монастырей» [1600]. Синод распорядился не допускать высланных афонцев в монастыри и запретить носить монашеские одежды; постриженных в России или впоследствии признанных Синодом было решено направить в Одесские подворья афонских монастырей [1601]. Эти инструкции и были исполнены одесскими гражданскими чиновниками. За ходом операции по расстрижению афонских иноков наблюдал направленный в Одессу 11 июля директор канцелярии обер–прокурора Святейшего Синода В. И. Яцкевич.
Согласно газетным сведениям, Патриарх Константинопольский Герман, один из виновников»афонской трагедии», направил в российский Синод протест против превращения изгнанных с Афона иноков в мирян [1602], однако в данном случае Синод предпочел проигнорировать мнение Константинопольского Патриарха, а также присоединившихся к этому мнению Патриархов Иерусалимского и Антиохийского [1603]. Впрочем, канцелярия Святейшего Синода опровергла сообщения газет о протестах Патриархов [1604].
15 июля в доме архиепископа Херсонского и Одесского Назария состоялось совещание с участием архиепископа Никона, одесского градоначальника И. В. Сосновского, директора канцелярии обер–прокурора Святейшего Синода В. И. Яцкевича, начальника жандармского управления П. П. Заварзина, С. В. Троицкого и В. С. Щербины. Обсуждались сделанные распоряжения относительно прибывших на»Херсоне»имяслав–цев, а также дальнейшие действия. Совещание постановило»отобранные у афонцев монашеские платья, церковные облачения, богослужебные книги передавать под расписку в афонские подворья»,«всю имеющуюся в багаже афонцев литературу направлять в распоряжение Херсонского епархиального начальства»,«имеющиеся при афонцах значительные денежные суммы отбирать и зачислять в депозиты Одесского градоначальства, оставляя им на руках для путевых расходов не более 50 рублей на каждого»,«предъявить к афонцам принудительное требование о снятии волос»,«о всех выдворяемых из Одессы афонцах в целях надзора за ними поставить в известность начальников губерний и епархиальных преосвященных» [1605]. Был составлен опросный лист, который должны были подписать все имяславцы, не признанные в монашестве Синодом. Лист завершался следующими словами:«Сим обязываюсь не носить монашеского одеяния и явиться незамедлительно в п[ункт] указанный в проходном свидетельстве местному полицейскому начальству» [1606].
Характерно, что на принудительном расстрижении иноков настаивали именно архиепископы Никон и Назарий, тогда как градоначальник Со–сновский возражал против этого. По окончании заседания он направил на имя товарища министра внутренних дел генерала В. Ф. Джунковского телеграмму следующего содержания:«Совещание при участии архиепископов Никона и Назария и командированных лиц признало необходимым снять с прибывших афонцев, кроме монашеского платья, также волосы. Ввиду упорного нежелания имяславцев подчиниться последнему требованию, прошу срочных указаний относительно допустимости принудительной стрижки». Ответ Джунковского гласил:«Принудительную стрижку имяславцев мерами полиции признаю недопустимой» [1607].
17 июля в Одессу на пароходе»Чихачев»прибыла еще одна партия имяславцев, покинувших Афон, числом 212. Из оставшихся на Афоне русских монахов некоторые, опасаясь ареста, вскоре уехали добровольно (предпочтительным считалось бегство на Камчатку к миссионеру о. Нестору Анисимову) [1608]. В результате русское афонское монашество в течение одного месяца уменьшилось примерно на тысячу человек; если же сравнивать статистику 1910и 1914 годов, то разница составляет около полутора тысяч [1609].
Всех прибывших в Россию имяславцев ждала суровая участь: если их не сажали в тюрьму, то распределяли по епархиям и монастырям с запретом в священнослужении и отлучением от причастия; иных лишали даже предсмертного причащения и хоронили по мирскому обряду [1610]. Лишь десять имяславцев во главе с архимандритом Давидом (Мухрановым) были оставлены при Андреевском подворье в Одессе. Настоятель подворья иеромонах Питирим 12 сентября 1913 года направил на имя Константинопольского Патриарха Германа V прошение, в котором, обращаясь к Патриарху»яко верховному судне и главе Вселенской Церкви», сообщал о том, что находящиеся под его надзором имяслав–цы не принесли никакого покаяния, и просил Патриарха вызвать их в Константинополь на суд [1611].
Спустя год после изгнания имяславцев с Афона газета»Московский листок»со ссылкой на иеросхимонаха Антония (Булатовича) свидетельствовала:
По имеющимся сведениям, до 600 человек, изгнанных с Афона и разосланных по всей России, подвергаются всевозможным притеснениям. Духовенство требует от них отречения от каких‑то заблуждений; настоятели монастырей не принимают их в обители<…>Настоятель одной из пустынь Курской епархии сначала принял в число братии 16 иноков–афонцев, а потом стал называть их»еретиками»и обращался с просьбой к светскому начальству о высылке их из пустыни на родину по этапу, что и было исполнено. Один из афонских монахов, умирая, пожелал причаститься; послали за священником, который отказался его напутствовать, сказав, что грешно молиться за»еретика». И таких случаев было несколько [1612].
По возвращении архиепископа Никона с Афона Святейший Синод несколько раз назначал и переносил дату слушания его доклада. Газеты конца июля–начала августа 1913 года писали о разногласиях в среде иерархов по вопросу об имяславии: среди сочувствующих афонскому движению называли епископа Полтавского Феофана (Быстрова) и епископа Саратовского Гермогена (Долганова) [1613]. Сообщается и о разногласиях внутри Святейшего Синода по поводу действий архиепископа Никона на Афоне:«На частном совещании иерархов, как говорят, раздавались даже голоса о необходимости выхода архиепископа Никона из числа присутствующих членов Синода» [1614]. Первоприсутствующий член Синода митрополит Владимир якобы высказывался в том смысле, что»нужно было отнестись к вопросу с полным вниманием и против убеждений бороться убеждениями же и текстами Священного Писания, а не штыками, так как штыки могут создать из еретиков мучеников и таким образом вместо прекращения ереси деяния епископа Никона могут только способствовать перенесению ее в Россию» [1615].
Доклад Никона, которого синодалы так долго ожидали, был сделан лишь 21 августа, спустя более месяца после его возвращения с Афона [1616]. Главным аргументом Никона в защиту необходимости силового решения была угроза греков изгнать с Афона всех русских монахов, если немедленные меры против»еретиков»не будут приняты [1617]. Затем Синод заслушал доклады С. В. Троицкого и архиепископа Херсонского и Одесского Назария [1618].
Результатом слушаний в Синоде стало Определение от 27 августа за № 7644»о пересмотре решения Святейшего Синода относительно имябожников» [1619]. В Определении, в частности, предлагалось»усвоить последователям нового лжеучения наименование имябожников, как наиболее соответствующее содержанию их учения»; направить Послание Святейшего Синода Вселенскому Патриарху Герману V»с просьбой произвести канонический суд над упорствующими, подчиненными его духовной власти, а раскаявшихся разрешить Российскому Святейшему Синоду принимать в церковное общение»;«по получении ответа от патриарха иметь суждение о дальнейших мерах, касающихся упорствующих имябожников»;«поручить миссионерам и священникам тех приходов, где проживают имябожники, принять меры к предупреждению распространения ими своего лжеучения и увещания их»; в случае желания кого‑либо из имябожников принести чистосердечное раскаяние»предоставить таковому обратиться к игумену ближайшего монастыря или местному священнику», который должен произвести тщательное испытание его и»на исповеди, не разрешая его, предложить ему подписать отречение о ереси», о чем затем донести письменно епископу; епископ может предоставить право»разрешить такового от греха ереси и противления Церкви», допустить к причастию и поступлению в»тот монастырь, куда примут», при условии строгого надзора со стороны настоятеля и духовника;«препроводить к епархиальным преосвященным алфавитные списки высланных и добровольно приехавших в Россию имябожников для рассылки этих списков настоятелям монастырей с запрещением принимать в монастырь упомянутых в списках лиц без особого разрешения епархиальной власти» [1620].
