– Монахиню называют Неистовой Матильдой, – играя глазами, продолжал рассказчик. – Она, бесспорно, красотка, однако стоит на нее глянуть, и, клянусь святым Андре, любому становится ясно, чего ей надобно. Видели бы вы этот не пропускающий ни одного мужчину пристальный взгляд, эти дрожащие, словно от долго сдерживаемой страсти, губы! Неудивительно, что герцог Бургундский поклялся не отдавать нашему Карлу дочь, пока подле него будет эта блудница. И что бы вы думали? Карл Валуа настолько увлекся этой расстриженной монахиней, что отложил свое сватовство до лучших времен.
– Да, бывают такие женщины! – мечтательно протянул торговец в синем камзоле. – Вот когда я ездил на ярмарку в Шампань, довелось мне там провести ночь на постоялом дворе в Провене. И мне там попалась красотка, горячая, как печка. За ночь она меня измотала вчистую. А когда я уставал, то знаете, как она меня распаляла?..
Далее рассказчик уже и вовсе не стеснялся в выражениях, подкрепляя свои слова жестами.
Филип коснулся плеча Анны:
– Не пора ли вам отдохнуть?
Девушка даже не оглянулась. Пользуясь тем, что ее принимают за паренька, она беспрепятственно слушала то, что не предназначалось для девичьих ушей.
Филип с досады налил себе полную кружку вина. Не мог же он тащить Анну силой! Но когда он вновь тронул ее за локоть и она повернулась… Слова застыли на губах рыцаря. Он увидел ее горящие глаза, побледневшее напряженное лицо, закушенную губу. Даже на расстоянии чувствовалось, как бурлит ее кровь. И Филип поспешил отвернуться. Его словно обдало исходившим от нее возбуждением. Придвинув кружку, он сделал большой глоток, словно его мучила жажда.
За стол подсели двое латников. Бравые вояки, узнав, о чем речь, приняли участие в беседе. По мере того как пустели кувшины и кубки, рассказы становились все непристойнее, а рассказчики все красноречивее.
Внезапно смуглый южанин, смеясь, указал на Анну:
– Взгляните только, как слушает мальчик! Пусть возьмет меня дьявол, но он сейчас изойдет и без женщины!
Все расхохотались. А один из латников спросил, перегнувшись через стол:
– Тебе уже ведомо, как это исходить соками, малыш? Мессир рыцарь, ваш паж успел уже, наверно, поваляться на сеновале с пастушкой?
– Могу поручиться, что ничего подобного с ним не случалось, – с усмешкой отвечал Майсгрейв.
Анна боялась поднять глаза.
– А он у вас красавчик! – посмеиваясь, сказал южанин. – Смотрите, мессир, как бы какой-нибудь любитель мальчиков не похитил его у вас. Или вы и сами из тех, кто не прочь позабавиться с зеленоглазым ангелочком?
Вновь грянул смех. Филип не отвечал. Анна украдкой бросила на него быстрый взгляд. Майсгрейв сидел неподвижно, подперев щеку рукой и неотрывно глядя на нее. Анна никогда раньше не видела у него такого взгляда.
– Эй, а не отправиться ли нам к девкам, – внезапно предложил кто-то, и ответом ему были одобрительные возгласы.
– В самом деле, идем к шлюхам и испытаем все те удовольствия, о которых только что так живописали. А заодно и паренька научим кое-чему. Эй, малыш, ты куда?
Но Анна уже опрометью выскочила из-за стола и кинулась к лестнице. Там она спряталась за резную подпору и несколько минут стояла, пытаясь успокоиться. Внезапно она услышала, как постояльцы зовут с собой и ее рыцаря. Девушка вдруг не на шутку заволновалась и, метнувшись назад, схватила Филипа за рукав.
– Сэр Филип, неужели… Вы пойдете?
Филип склонился к ней и негромко сказал:
– Ступайте в комнату, миледи. Или вы настолько безрассудны, что последуете за нами в притон?
Лицо девушки исказилось. Казалось, еще миг, и она расплачется. Губы ее дрогнули.
– Не ходите, сэр… Я вас умоляю.
Филип покачал головой. Он видел, как взгляд Анны сверкнул презрением. Потом она стремительно повернулась и взбежала по лестнице.
Когда за ней захлопнулась дверь, Филип вышел во двор гостиницы. Остальная компания уже ушла вперед, его окликали. Какое-то время он шел следом, затем незаметно отстал и, свернув в какой-то переулок, отправился бродить по городу.
Окна домов были настежь открыты, и, поглядывая в них, Филип видел ужинающих бордосцев. Праздник кончился, но на улицах еще встречались прохожие. Кто-то брел, держась за стену и пьяно распевая, прошла небольшая процессия с факелами, донеслись смех и гудение рожков. На ступенях одного из домов сидела молодежь. При свете луны белые одеяния девушек, казалось, излучали сияние. Дрогнули струны, чистый юношеский голос запел:
Не в благости ль нежной любви благодать?И ангелы любят друг друга…Зачем же, скажи, от любви нам бежать,Веленью сердец воспротивясь…
Филип прошел мимо.
«Веленью сердец воспротивясь…» А ведь они с Анной любят друг друга. Это ясно как Божий день. Что там поет этот малый? «Зачем же, скажи, от любви нам бежать…» Филипа терзала эта любовь, ибо против нее восставал долг. «Клянусь Всевышним – это невозможно: она принцесса, а я… Я так хочу ее!»
Он остановился, прислонившись к стене темного дома. Прохлада камня была приятна – рыцарь весь горел изнутри. Губы его пересохли, сердце рвалось из груди. Прикосновение ночного воздуха навевало мысль о неге, о страсти. Весь мир казался шепчущим, манящим, расплывающимся… У Филипа кружилась голова.
– Я выпил лишнего сегодня. Эти, черт их побери, южные вина… Эта южная ночь…
Он поднял голову. Над ним было поразительно красивое, искрящееся миллиардами звезд небо. Звезды словно касались своими лучами шпилей города, огромная луна лила вниз молочный свет. На мостовой сплетались кружевные тени от флюгеров и башенок. Благоухала сирень, в садах распевали соловьи.
Майсгрейв стоял едва дыша. Северянин из далекого сырого Нортумберленда, он оказался в плену южной ночи. Воин, знавший лишь слепую ярость схватки и кровь, сейчас готов был разрыдаться от окружавшей его красоты.
«Нет, все это со мной уже было, – тряхнув головой, подумал Филип. – Мне случалось любить, и я знаю, как больно бывает потом. Неужели все начинать сначала?»
Его сердце помнило Элизабет. Не ту надменную венценосную красавицу, а любящую слабую женщину, которая тайно искала встреч с ним, стонала от блаженства в его объятиях. Но это воспоминание прошло стороной, не взволновав его. Зато при одной мысли об Анне его душа как будто озарялась вспышкой молнии. Становилось трудно дышать от нежности и безумного влечения. Он вспомнил ее покорность, ее сияющие глаза, ее безудержную страстность во время гибельной бури. «Я люблю тебя, – сказала она тогда. – И хочу познать твою любовь…»
– Моя маленькая искусительница… И я хочу узнать твою любовь. Мой ангел… Мой сорванец… Моя сладостная фея…
