— Не думаю, что у Отогакуре и Сунагакуре такие доверительные отношения, чтобы я мог получить возможность приблизиться к ослабленному Казекаге, — монотонно ответил Орочимару, с любопытством разглядывая нервно перебирающую пальцами Пакуру.
Сейчас куноичи осталась одна со своим Казекаге против троих шиноби, являющихся членами одной фракции. Это ее здорово нервировало.
— Пакура… — умоляюще посмотрев на куноичи, произнесла Сора. — Тебе это нужно не меньше чем мне.
— Сора, я…
— Я все еще здесь… Кха-кха! И я все еще Казекаге, — раздраженно взглянув на Сору и тяжело откашляв кровавую мокроту, произнес Тенрай. — До прихода ирьенинов я доживу.
С нескрываемой обидой и укором посмотрев на пару шиноби Песка, Сора, решительно поджав губы, снова склонилась перед Орочимару в поклоне и выпалила:
— Отец, я люблю Тенрая и однажды стану его женой! Пусть этот идиот считает что угодно, но когда-нибудь между Отогакуре и Сунагакуре будут самые близкие родственные связи! Поэтому прошу, вылечи его.
— Ого, наконец-то призналась, — нисколько не удивившись новости, весело ответил Орочимару, сложив руки на груди. — И что, зятек-то в курсе твоих планов и согласен на них?
— Нет!!! — был получен решительный ответ.
И прозвучал он из уст, как это ни странно, Пакуры. Что вызвало очередную улыбку у Орочимару.
— Замечательно, — произнес он, разглядывая то Сору, то Пакуру. — А ты счастливчик, Тенрай. Лед и пламя, слабоумие и отвага — две девушки на тебя одного. Мои поздравления.
— Заткнись… — устало прошептал в ответ Казекаге, вновь в приступе кашля забрызгав свою белую накидку кровавыми пятнами.
— Знаешь, Тенрай, я не злопамятный, но наше сражение во время Второй мировой все-таки приносило мне дискомфорт из-за того, что я необдуманно попал в вашу ловушку, — весело сверкая глазами, сказал Орочимару. — И я все думал, как же мне достойно ответить на ту досадную оплошность. Так вот… Сора, я благословляю ваши отношения и всячески тебя поддерживаю, знай это. Пакура, твое будущее будет печальным, если ты упустишь Тенрая, борись за него и ты обретешь шанс на свое и его счастье.
— Какая же ты скотина, Орочимару… — закрыв глаза и поморщившись от боли, прошипел Казекаге в ответ, пока две девушки ошарашенно смотрели на Змеиного отшельника.
— Похоже, мы с тобой все-таки задержимся, Сора, — невозмутимо заметил Орочимару тем временем, быстро вызвав мелкую змею, которой передал короткое сообщение и отпустил обратно в Рьючидо. — Однохвостого уже запечатали, значит, скоро должны вспомнить и о своем Казекаге. До этого времени я присмотрю за ним.
— Отец…
— С ядом он пока сам справляется. Пока чакра есть, — перебив дочь, успокоил ее Орочимару. — Скорпионий яд вызвал отек легких… Цвет жидкости в легких нездоровый, но это не большая проблема. Хуже отравление липофильными соединениями ртути. Нарушение речи и онемение конечностей говорит о поражении мозга, и оно уже необратимо. Распространение очагов поражения Тенрай сдерживает, но дальнейшая жизнь его усложнится.
— Отец!
— Ухудшение реакции и слуха, сужение поля зрения, постоянная усталость. Если Сунагакуре пожелает избежать внезапного исчезновения их самого сильного Казекаге через несколько лет, чтобы потом обнаружить его марионетку в руках пригретого им же скорпиона, то Песку придется поискать ирьенина, владеющего знаниями темной медицины, — лениво пробормотал Орочимару. — Чие владеет определенными навыками, но если она не справится, то я готов помочь. По-семейному.
— Какая же ты скотина, — вновь повторил Казекаге.
Глава 27. Интерлюдия
7 января 46 года от начала Эпохи Какурезато
Прижавшись затылком к каменному креслу, Казекаге пытался унять головную боль. Как и предсказывал Орочимару, отравление вызвало необратимые повреждения, с которыми иногда было трудно справиться. Сейчас ситуация осложнилось невозможностью толком сконцентрировать чакру в голове, чтобы купировать боль.
Сложив ладони в замок и положив их на отполированную каменную поверхность стола, Тенрай медитировал, не сводя взгляда от солнечных бликов на желтом мраморе столешницы. Поток света проникал в просторный круглый зал через систему световых колодцев и водопадом лился из опейона на сводчатом потолке. Круглое отверстие, освещающее весь зал Совета старейшин располагалось ровно над круглым же мраморным столом, образуя мощный столб света, разрезающий мрак просторного помещения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В детстве облик этого зала завораживал будущего Казекаге. Ночью на отполированную поверхность мрамора сверху изливался водопад лунного света, в котором мелькали мельчайшие песчинки, поднятые в воздух очередным буйством Однохвостого. Тогда Тенрай был восхищен красотой, изяществом и универсальностью смертоносного искусства песчаного биджу. Тот восторг позволил побороть страх перед мощью Ичиби и, вместе с талантами второго джинчурики, дал начало коронной технике Сандайме Казекаге, которой он обучил также своего единокровного брата.
К досаде Тенрая сейчас в воздухе Зала совета витали не подсвеченные светом пылинки, а слова старейшин. Справиться с этой напастью для него было сложнее, чем с биджу.
— … исцеление невозможно, — завершая доклад, тяжелым тоном сообщил один из старейшин.
— Даже с привлечение ирьенинов со стороны? — медленно перебирая пальцами, поинтересовался Тенрай.
— Яшиме сейчас могут помочь только боги, — печально качнув головой, ответил старейшина.
— Может, я не ясно выразился, но именно таких ирьенинов я и имел ввиду, — с нажимом произнес Казекаге.
— Орочимару? — догадался собеседник Тенрая. — Даже если допустить его наем, то вряд ли он имеет возможность спасти джинчурики. Белый Змей известен своим навыками врачевания тела наравне с Принцессой Слизней, но ни о ком из них не говорили, что они способны лечить души.
— Казекаге-сама, — вступил в разговор еще один старейшина, — ваш брат пострадал не только от яда Сасори, как вы, но и от Шукаку. Этот злой дух похищает сердце, наполняет его темными эмоциями и злобой. Яшима уже не может быть самим собой — он Шукаку в теле вашего брата.
— Необходимо начать извлечение этого призрака из тела Яшимы, — настойчиво сказал лидер Совета, Хиёкемуши.
Вперив тяжелый взгляд на высушенного пустынным солнцем старика, Казекаге боролся с собой, чтобы не высказать ему все, что накопилось на душе. Когда-то Хиёкемуши был один из самых великих шиноби пустыни, по скорости с ним могли бы сравнится разве что Райкаге или этот новичок из Конохи, Минато. Сейчас от былого величия ниндзя осталось лишь тень, но характер его все еще не терпел промедления ни в чем.
— Спешки извлечение не требует, — справившись с эмоциями, ответил Тенрай. — У нас нет подходящих кандидатов для джинчурики, поэтому Шукаку все равно будет запечатан в сосуде. А вместе с Яшимой или без — уже без разницы. Нам же необходимо узнать о возможности его исцеления. Суна понесла большие потери за эту неделю. Если есть шанс спасти джинчурики, мы должны им воспользоваться.
Последняя неделя была в Скрытом Песке слишком жаркой во всех отношениях. Нетипичное для зимних месяцев тепло накрыло деревню, и в это же время в ней решил взбунтоваться один из самых одаренных шиноби молодого поколения. Только сейчас жители Суны начали постепенно возвращаться к обыденной жизни, и сейчас же вернулась привычная зимняя погода. За стенами было всего около двадцати градусов тепла. Слабое утешение, но в такую погоду восстанавливать разрушенные здания легче.
— Про кандидатов в джинчурики вы совершенно верно заметили, Казекаге-сама, — раздался в зале надтреснутый старческий голос. — Их нет, как и нет ваших наследников, среди которых будущих джинчурики нам и следует искать.
Эбизо сегодня во время всего собрания был тих и выглядел словно на несколько лет старше своего возраста. Для всего рода Нобумори предательство внука Чие стало тяжелым ударом. Род уже не первый год переживает упадок, еще со времен отделения Роурана, а сейчас он потерял едва ли не единственную свою надежду на возвращение былого статуса. Более того, есть все шансы, что на Чие и Эбизо род и вовсе прекратит существование. И, видимо, чтобы другие семьи не постигла вероятная угроза пресечения рода, Эбизо первый вновь поднял тему о наследниках.
