До моего тела женская ножка все же добралась, но сила удара была совершенно никакой, так что мне не составило труда перехватить голень и, используя ногу в качестве рычага, просто кинуть девичье тело, в очередной раз впечатав его в землю. И, пока Курама вновь не пришел… Или, сейчас уже, пришла? Не важно. Пока Кьюби не ринулся снова в бой, добил его ударом в солнечное сплетение.
— Курама! — раздраженно прохрипел я, пытаясь отдышаться. — Демоны б тебя драли! Мы развиваем твое тайдзюцу, понимаешь?! Тайдзюцу твоего человеческого тела! Если печать не сдерживает твою чакру, а ты сам на это не способен, то я тебе эти хвосты просто повыдергиваю в следующий раз, понятно?
Ответить мне ничего Кьюби не мог, отчаянно пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха и скрючившись на изрытой ударами земле. Ударил я его несильно, корежило его сейчас больше от заблокированных моей чакрой тенкецу.
— Это тело ущербное, — кое-как прохрипел в ответ Курама, через силу разогнувшись и распластавшись на земле.
Хвосты за его спиной медленно обратились в чакру и пропали. Похоже, чтобы прийти в себя, ему пришлось подавить чакру. Надо будет запомнить и при следующих уроках чаще запечатывать его тенкецу с помощью Джукена Хьюга.
— У тебя отличный организм, — наставительно произнес я, нависнув над Кьюби. — Уже полгода прошло с его рождения, а оно не разваливается после всех твоих попыток его уничтожить.
— Оно человеческое. Поэтому насколько хорошим бы не было — все равно ущербное.
— Тебя сколько раз надо мордой по земле проволочь, чтоб дошло, что это не тело ущербное, а просто ты им пользоваться не умеешь? И желания такого вообще мало проявляешь.
В ответ Курама презрительно фыркнул, раздраженно дернув руками, из тенкецу в которых пытался вывести мою чакру.
— Не будь я в этой мясной котлете, то твои приемы с тенкецу бы не прошли.
— Думаешь? А когда я по твоему хребту пробежался при первой встрече, думаешь, мне было сложно попасть в тенкецу?
Кьюби на мгновение нахмурился, пытаясь вспомнить события, произошедшие в канун Цукими. После чего скорчил недовольную гримасу, пробормотав себе под нос что-то невразумительное и не очень цензурное. Тогда я и в самом деле смог пару раз заблокировать меридианы в теле биджу. Хотя с его запасами чакры это, в принципе, сделать затруднительно, все равно что реку зубочисткой пробовать остановить. К счастью, моя чакра способна блокировать чакру биджу.
— Ладно, ты неплохо справляешься, — усевшись на землю возле Курамы, я все-таки признал его труды. — Гораздо лучше, чем в первые дни.
Проводили тренировочные поединки мы с Кьюби уже далеко не в первый раз. Мне приходилось уделять на это время в связи с тем, что в Отогакуре, кроме меня, Юко Учиха и некоторых из клана Ибури, никто просто не в состоянии пережить возможные накладки во время обучения биджу в человеческом теле тайдзюцу. Но так как сами Ибури за счет кеккей генкай просто могут избежать травм, но не в состоянии составить конкуренцию Кураме, а Юко выигрывает только за счет гендзюцу и шарингана, то приходилось заниматься с Кьюби все же мне лично.
Сама идея обучить Кураму тайдзюцу появилась из-за необходимости научить биджу пользоваться своим новым вместилищем и жить в нем с комфортом. Тело Кьюби живое, вместе с самим Хвостатым внутри оно вообще мало чем отличается от обычного шиноби. То есть организм имел физическую энергию. Не так много и не настолько… агрессивную, что ли, как если бы он был мужским, но все же достаточно, чтобы повлиять на жизнь Курамы в новом своем сосуде.
Биджу всегда запечатывали в людях, которые имели собственную чакру. Получалась вполне обыденная для этого мира система из двух кейракукей и чакр, работа которой во многом была понятной. Я сам попал в этот мир в виде души, которая потом присоединилась к телу, только тогда соединились духовная и физическая энергии и появилась возможность производить чакру. А Курама — полноценный биджу, состоящий из чакры со всеми ее компонентами, к которым с появлением нового исключительно биологического тела примешалась новая же физическая энергия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Случай уникальный и требующий изучения, из-за чего я и гоняю Кураму, чтобы с помощью тайдзюцу увеличить выработку физической энергии. Ну, и чтобы он быстрее адаптировался жить и двигаться в человеческом теле тоже. Пока, вроде, никаких негативных явлений не наблюдалось, физическая энергия тела словно существовала параллельно с чакрой Кьюби, никак с ней не взаимодействуя, но погонять в стрессовом режиме новый организм стоило. Может, начнет формироваться вторая система циркуляции чакры? Или тело начнет разрушаться, подавляемое чакрой Курамы? Нужно быть готовым к самым разным последствиям. Тем более, если получится подбить других биджу последовать пути Курамы.
— На сегодня все, — решил я. — Мне нужно подготовиться к празднику. Да и тебе тоже. В следующий раз сначала закрепим мягкий стиль контактного боя. Он больше подходит твоему телу и плохо совместим с твоей хвостатой сутью. А то с коноховского Гокена ты срываешься на привычные для себя движения. Не скажу, что это плохо, но сейчас у нас не та задача.
Я получил в ответ от Курамы только невразумительный взмах рукой. Биджу все еще не привык к тому, что тело может испытывать усталость. Для него поначалу это вообще было чем-то сродни шоку. Кьюби, конечно, понимал и знал, что люди устают, но на себе прочувствовать это ощущение он до недавних пор не мог. И, как мне кажется, был не очень-то рад этому новшеству.
Ему, вообще, было сложно жить по-человечески. А мне, в свою очередь, было сложно объяснить, как жить по-человечески. Потому что, чтобы объяснить биджу, что такое человеческое бытие, желательно было понять, что из себя представляет жизнь Хвостатого. А это было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Биджу может вести себя почти по-человечески, но нет-нет — да и промелькнет в нем что-то не то. Психика у него все-таки иная.
С одной стороны, это неплохо. Я, например, не представляю человека, да и вообще животное с хоть какими-то зачатками высшей нервной деятельности, которое могло бы прожить в одиночной камере десятки лет и не повредиться умом. Какие-нибудь декабристы и за меньший срок умудрялись доходить до копрофагии, а животные в клетках без должного обогащения окружающей среды и за год могут свихнуться. А Кьюби, да и прочие биджу, в печатях сидят уже больше сорока лет. Буйствуют иногда, конечно, но это для них нормально, они и на воле буйствовали.
С другой стороны, мне сложно понять причины иногда проявляющегося у биджу того же буйства. Или их отношение ко времени. Их способ запоминания. Их эмоции. Хотя не скажу, что с людьми намного проще.
— Кстати, Курама, пока мы в барьере, скажи-ка мне одну вещь.
С Кьюби я сражался в многослойном барьере, часть которого защищала полигон от возможных физических повреждений, а часть маскировала чакру от вероятных вражеских сенсоров. Она же помогала избавиться от возможного подслушивания. Пока очень немногие знали об истинной природе Курамы, и я постараюсь, чтобы впредь все так и оставалось.
— Ну?
— Когда вы, биджу, находитесь внутри джинчурики, вы можете воздействовать на его разум. Это же не техника какая-нибудь?
— Техника? — взгляд желтых глаз биджу упал на меня, а тон голоса явно намекал, что я сморозил нечто не очень умное. — Конечно, нет. Поглощая нашу чакру, люди не способны ее усвоить. Она разрушает и тела, и души. Воля ничтожеств сама по себе ничтожна.
Проигнорировав на этот раз уничижительный комментарий Кьюби о людях, я присел возле биджу и уточнил:
— То есть ваша воля проникает в людей вместе с чакрой, — этот эффект мне хорошо знаком: при любом поглощении чакры вместе с ней получаешь и духовную ее составляющую, которую нужно подавить для усвоения чужой энергии. — А изъятие биджу позволит исцелить джинчурики, воля которого уже сломлена?
— Не знаю. Никто не выживал после подобного, чтобы поделиться опытом, — Курама, пыхтя от боли в теле, тоже приняла сидячее положение. — Ты спрашиваешь об этом, потому что джинчурики Шукаку поддался его воле?
