столь могучего сложения ему ещё не приходилось встречать.
— Как тебя зовут, Черный Рыцарь? — спросил Йорн. Меня зовут Дафф,* Рыцарь Скорби и Печали, — прогудел голос из-под шлема, который закрывал все лицо, кроме глаз. — Под этими деревьями я сразился с пятьюдесятью рыцарями — и вот, как видишь, цел и невредим!
Йорн поставил на землю серебряную чашу и взял меч.
— На мне стальные доспехи. Тебе не кажется, что у меня есть некоторое преимущество? — громко спросил Черный Рыцарь.
При этих словах Йорн поднял свой меч.
— К тому же предупреждаю тебя, принц, я заколдован, — сказал Черный Рыцарь, не обнажая своего меча. — А что может быть сильнее колдовства?
— Чудо.
— А что такое чудо? — спросил Черный Рыцарь.
— Любовь — вот чудо для меня.
— Ты, принц, не прав. Сильней броня. — Черный Рыцарь выхватил свой меч и, держа его над головой двумя руками, будто топор, яростно опустил его на голову Йорна, но тот сумел вовремя увернуться и нанес колющий удар по прорези в доспехах Черного Рыцаря, как раз над правым плечом.
Но Дафф успел отразить удар Йорна и в свою очередь решительно бросился вперед. Йорн был начеку и, ловко ускользая от ударов Рыцаря, пытался достать мечом прорезь в его доспехах. В какой-то момент Йорн потерял равновесие, и Черный Рыцарь, взмахнув мечом, уже готов был опустить его на голову принца и расколоть её как орех, но сам вдруг споткнулся о чашу с рубинами и рассыпал их по траве. И вновь по саду разнесся звон мечей — поединок продолжался. Нападая, Йорн все время метил в прорезь в доспехах Черного Рыцаря. Черный Рыцарь дышал все тяжелее и тяжелее, двигался все медленнее и медленнее, и меч свой он заносил уже не так высоко над головой, как в первый час сражения.
Наконец Черный Рыцарь поднял меч двумя руками высоко над головой, намереваясь одним ударом решить исход поединка, но юный принц молнией бросился вперед и вонзил свой меч прямо в прорезь в доспехах. Чёрный Рыцарь уронил оружие на землю. Рука его повисла и закачалась, словно маятник.
Могучая фигура, закованная в чёрную сталь, пошатнулась и с грохотом повалилась на землю. Шлем слетел с головы рыцаря и со звоном ударился о серебряную чашу.
И тут, к своему изумлению и ужасу, принц Йорн увидел лицо человека, скрытое до того под шлемом. Его противнику было лет семьдесят. Йорн горестно склонился над ним и приподнял его голову.
— Я не стал бы с вами сражаться, если бы знал, кто вы на самом деле, — сказал Йорн.
— Ты сражался с тем, за кого ты меня принял, а это и есть доказательство мужества. Во тьме ночной порой не различишь, кто чудище, а кто простая мышь. — Голос Черного Рыцаря уже не гремел, а был тихим и спокойным.
Йорн помог старику подняться и перевязал ему рану.
— Чему же мне верить? — спросил Йорн.
— Верь своему сердцу, — сказал старик. — Верь в любовь. Из любви к прекрасной девушке пятьдесят лет назад я предпринял опасное путешествие. Смелый и уверенный в себе, я отправился на поиски страшного Мок-Мока, чтобы сразиться с ним, а оказалось, что это совершенно безобидное пугало, вылепленное из глины. «Так, значит, любовь — причуда, — сказал я тогда. — И человек глуп». Подвиг, принц, не в том, чтобы одолеть ужасное чудовище или совершить великое деяние, но в том, чтобы сберечь завоеванное тобой сердце. Печаль и Скорбь стали моими спутниками с тех пор, как я, одолеваемый сомнениями, не возвратился к любимой девушке и не попросил её руки. И до самой своей смерти я буду терпеть неудачи в сражениях с теми, кто любит, ибо когда-то я не поверил в любовь.
Йорн задумчиво помолчал. Наконец он спросил:
— А ваши братья вернулись, наверно, домой, принесли золотые клыки и серебряный меч и один из них женился на девушке?
Старик печально опустил голову.
— Она так и не вышла замуж. Дни и ночи напролет она сидела у окна, прислушиваясь к малейшему звуку, вглядываясь вдаль и горько плача. Любовь её принимала формы небесных светил и полевых цветов. Глаза её высохли от слез. Наконец она сварила волшебное зелье из мышей, лягушек и ракушек и произнесла над ним заклинание. С тех пор доспехи мои означают Силу, а прорезь в них — это Гордость. Но как бы они ни звенели и ни грохотали, я не чувствую себя в них уверенно. — Старый Рыцарь смахнул слезу. — Её часто видят весной. Она качается, как дымный фонарь, на дереве. Скачи же, принц, и пусть любовь будет твоей верной спутницей в пути.
Юный принц молча выслушал Рыцаря.
— Она назвала вас доблестным, — сказал он, — и прорезь в доспехах расположила подальше от сердца.
Дафф, рыцарь Скорби и Печали, тяжело вздохнул и, громыхая доспехами, побрел прочь. Вскоре он скрылся среди деревьев.
Принц Йорн быстро собрал в чашу разбросанные рубины и через минуту уже скакал к замку своего отца, и в руке его сияла серебряная чаша.
Секрет чар
В дверь постучали семь раз.
— Войдите, — сказала принцесса, и в комнату вошли король Клод, а за ним — Токко, Королевский Летописец и Королевский Лекарь.
— Мы пришли сообщить три огорчительные вещи — факт, историю и заключение, — начал Клод, и его грубое лицо залилось краской.
— Если позволите, сир, — сказала принцесса, — то сначала я поделюсь с вами своими огорчительными сомнениями.
— Ну хорошо, поделись своими огорчительными сомнениями, — согласился Клод, — если только они не затрагивают честь мою и моих сыновей.
— Ах, ах, ах, — заахал Токко, пристально глядя на принцессу.
— Не ахай, — приказал Клод, — сегодня мне не до аханья.
Он сделал нетерпеливый жест.
— Что-то я засомневалась, — продолжала принцесса. — У меня, наверно, совсем нет имени, раз я не могу его вспомнить. Может, я самая обыкновенная молочница или кухарка.
— Ах, ах, — сказал Токко. — Моя мать была простой крестьянкой, и она часто пела мне:
Когда исчезнут все принцессы,
Начнутся жуткие процессы.
— Я ничего не имею против женщины, которая сразу признается, кто она такая, — закончила свою мысль принцесса. — Но, к сожалению, нет такого закона или указа, согласно которому девушка низкого происхождения может выйти замуж за Йорна.
— Или за Тага, — сказал Клод.
— Или за Галло, — сказал Королевский Летописец.
— Мой отец часто пел песенку, в которой были такие слова:
Короли и принцы,
Болваны и балбесы»… —
пропел Toккo.
— Попридержи язык, а не то ты закончишь свою песенку в подземелье, — прервал его Клод.
