конях, не в силах пошевелиться, она опутала нас своими страшными чарами.
Розанора тут же превратилась в лань, и её чары могли быть разрушены только в том случае, если король и три его сына совсем загонят её, но даже и тогда она не сможет вспомнить и произнести своё имя; Но в тот день и час, когда некий юный принц, отбросив все сомнения, признается в своей любви к ней, её чары разобьются, как стекляшки, брошенные о камень, и она вновь станет принцессой Розанорой.
Король Клод молча пожевывал свой ус.
— А если бы юный принц Йорн не признался в любви к ней? — спросил он.
— Если бы моя сестра обманулась в любви трижды, — ответил Тэль, — она бы так навсегда и осталась безымянной.
— Со всеми этими чарами, — сказал Королевский Летописец, — обращаются крайне небрежно.
Их надлежит внести в соответствующую книгу, поставить печать, а подпись заверить. Из всех предположений нашего закона самое важное гласит: если документа нет, значит его нет. И если документа нет, чары считаются недействительными, юридически несостоятельными, неадекватными, ошибочными, имеющими значение только для легковерных дураков. Вышеуказанные чары, то есть чары А и Б, известным образом затрагивающие Розанору и Тэля и обозначенные нами в дальнейшем соответственно Один и Два, должны быть пересмотрены или попросту игнорированы как юридически не имевшие места, откуда следует, что если чего-то не должно было быть, а оно было, то его не было никогда. Это куда более растяжимо и полезно, чем житейская истина, утверждающая, что раз уж что-то было, так уж было.
— Скрибле, скрабле, бумес! — проговорил король.
— Мои чары, — продолжал Тэль, — были несколько иного рода. Я превратился в карлика, но с памятью ничего не случилось. Я помнил своё имя и имя Розаноры, но лишился способности произнести наши имена или рассказать кому-нибудь о нашей судьбе нормальным человеческим языком, будь то моя сестра или ещё кто-нибудь. Но в тот день и час, когда я слышу, как некий принц, отбросив все сомнения, признается в своей любви к Розаноре, я снова стану принцем Тэлем. Если бы принцесса обманулась в любви трижды, я бы так навсегда и остался карликом Квондо.
— Как вы здесь очутились? — спросил Клод. — Как оказалась ваша сестра в нашем ужасном лесу?
— В тот год, когда с нами приключилось это несчастье, она промчалась сквозь двадцать королевств, и Квондо неотступно следовал за ней в ста лигах. Менестрели, рыцари и путешественники указывали мне дорогу, по которой умчалась самая быстроногая лань на свете, и я шел за ней следом. Зимой я потерял её, но пришел сюда, потому что много слышал о вашем чудесном лесе. В чудесном лесу всегда происходят чудеса, и в душе у меня затеплилась надежда. Ведь вы король, сир, и у вас три сына, а это одно из колдовских условий. Я ухаживал за вашими гончими и конями, чтобы не есть даром хлеб, и каждую ночь выпрыгивал из окна моей комнаты и отправлялся в чудесный лес. И наконец она появилась, молнией промчалась по лесу, среди светлячков и падающих снежинок. До этого я познакомился с лесным волшебником, могучим волшебником по имени Ро. Я не мог назвать ему моё имя или имя Розаноры или рассказать ему о нашей злосчастной судьбе, но эти волшебники всегда сами все знают.
Однажды он явился к вам под видом менестреля и пел песни о лани, быстрой как молния…
— То-то лицо этого мошенника показалось мне тогда знакомым, — воскликнул Клод, — и я ещё говорил об этом!
Принц улыбнулся и продолжал свой рассказ:
— Каким-то хитрым образом волшебник устроил так, что Таг и Галло задержались в пути, а Йорн выполнил своё задание довольно быстро, и принцы вернулись домой не поодиночке, а все вместе.
— Это, должно быть, тот самый круглый человечек, что сидел на дереве, — сказал Таг.
— Это, должно быть, тот самый человечек в голубом, — сказал Галло.
— Это, должно быть, тот самый человечек, который рассказал мне, как насобирать тысячу вишен, — сказал Йорн.
Я знал, что здесь не обошлось без колдовства, и тогда же сказал об этом! — воскликнул Клод.
— Что-то мне не помнится, чтобы вы говорили об этом, — сказал Королевский Летописец.
— И я не помню, — сказал Токко.
— И я, — сказал Королевский Лекарь и ударил себя по коленке, проверяя, в порядке ли у него рефлексы.
— А я помню, — сказала Розанора. — «Здесь не обошлось без магии и колдовства!» — сказали вы тогда. Я хорошо это слышала.
— Она не только красавица, но и умница! — воскликнул Клод. — Я, если можно так выразиться, играю на свирели в пустыне, такие все вокруг простофили. — Он поднял кувшин с вином, который только что перед ним поставили.
— Вот и весь рассказ о том, как были заколдованы Розанора и я, — заключил Тэль. — Остальное вы знаете. — Он поклонился королю и сел.
— Да-да, играю на свирели в пустыне, — повторил Клод и уже было всхлипнул, но музыканты заиграли веселую мелодию.
Король Клод встал и поднял кубок с вином.
— Будьте счастливы! — сказал он, поклонившись Роза-норе и Тэлю, а затем Розаноре и Йорну. — И выпьем за Торга, могущественного короля наших дней. Нальем бокалы полней!
Музыканты весело заиграли, а Королевский Волшебник пустил белых голубей и устроил дождь из красных роз.
Королевский Лекарь, который совсем расчихался от голубей и роз, встал из-за стола и попятился к двери, кланяясь и чихая. Выйдя из банкетного зала, он очутился в темном коридоре. Сделав несколько шагов, он неожиданно споткнулся о спящую собаку с большими ушами и шлепнулся навзничь. Он поднялся и отправился в свою комнату, хромая, чихая и недовольно ворча.
В банкетном зале между тем играла музыка, а Волшебник пустил серебристый фонтан и осыпал всех золотистым дождем.
Старый Токко поднялся и прочитал надпись для солнечных часов, которая пришла ему в голову, когда он смотрел, как танцуют Йорн с Розанорой и Розанора с Тэлем:
Любви и времени срок вечный дан:
Голубки, роза и фонтан.
Королевский Летописец, который выпил больше вина, чем обыкновенно, декламировал законы и указы самому себе.
Голос Клода заглушал музыку и смех.
— Пойте веселее, пойте и танцуйте, да не засиживайтесь допоздна» Завтра в полдень мы едем в Нортландию. — При этом он подмигнул и зажмурился, а потом приоткрыл один глаз. — Я всё-таки берусь утверждать, что лучше смерть, чем нортландские вина. Слыхал — их делают из гуталина. Безвкусные — как слезы черепахи, и как их только пьют монахи? Честное слово, этой жидкостью только сапоги чистить. — Он поднял кувшин
