Послышался конский топот. Гульча бежала со всех ног, таща в поводу двух оседланных коней. Бабскую одежду, которую так ненавидела, сорвала еще в конюшне, оставшись в боевом наряде амазонки. Увидев, что схватка еще длится, запрыгнула в седло, взвизгнула. Увидев ее на коне и с окровавленной саблей в руке, кто-то заорал дурным голосом:
— Поляница! У них еще поляница!
Гульча налетела, держа второго коня в поводу, сшибла конями двоих, ударив в спины. Рудый воспользовался тут же: одного молниеносно ткнул острием в горло, другого полоснул острием по глазам. Гульче заорал, дурашливо кривя лицо:
— На кровавой тризне! Всех напоим кровавым вином!
— Дурак, — крикнула Гульча. — Прыгай в седло!
— А подраться?
— Не валяй... самого себя!
Рудый взлетел в седло с притворным унынием:
— Уже сейчас кричишь, а что будет, когда поженимся? От судьбы не уйдешь, Гульча... Нам просто на роду начертано. Асмунд, пробивайся к пещернику, он кончает молиться.
Рюрик рубил уже с коня. Он рискнул оставить Умилу, бросив на Олега яростно умоляющий взгляд, врубился в толпу, насевшую на Асмунда, яростно засверкал мечом, рассекая шлемы, бармы. Асмунд отклеился от стены, пробежал между Рюриком и Рудым, что, вертясь в седлах, как на горячих углях, рубили во все стороны. Олег подставил Асмунду коня, тот кое-как вскарабкался, сопя от натуги и хватая ртом воздух, будто гигантский сом на берегу, тут же заорал, выкатывая глаза:
— Теперя всех порешим!
— Быстро из городища, — велел Олег. — Рудый, вперед! Рюрик и княгиня — следом. Мы с Асмундом прикроем сзади.
— А я? — вскрикнула Гульча обиженно.
— Где хочешь, — отмахнулся Олег. — Тебе все поперек.
Кони вихрем пронеслись по улице. В темноте кто-то вскрикнул, исчез под копытами. Сзади внезапно озарилось багровым светом, осветило им дорогу впереди. Черные тени пронеслись впереди, пугая редких прохожих. Конские копыта грозно гремели в ночи.
Рудый оглянулся, довольно оскалил зубы:
— Пока вы дрались, аки дети малые, я поджег это гнездо. С детства люблю жечь, меня за это еще тятька порол.
— Мало порол! — крикнул Асмунд.
— У всех изъяны. Я поджег, кто-то коней спер, несмотря на святость, кто-то бедного поросенка задавил...
Асмунд обиженно хмыкнул, пришпорил коня. С грохотом пронеслись из городища, яркая луна озарила далекий лес, широкую извилистую дорогу.
Олег оторвался вперед, обнаружил рядом скачущего коня. На нем, пригнувшись, спасаясь от встречного ветра, распласталась Гульча. На Олега не смотрела.
Когда выросла стена высоких деревьев, Олег пустил коня шагом, отыскал звериную тропку. Олег быстро высек огонь, поджег лохмотья сухого мха. Гульча молча бросилась к березе, принялась обдирать бересту, усердно царапая ствол, как медвежонок. Сзади слышались голоса, всхрапывание коней. Асмунд проговорил где-то в темноте:
— Рудого нельзя к костру... Его мало секли, он и лес спалит!
Рудый не ответил, в кромешной тьме шуршали сухие листья, ветки. Асмунд опустился на четвереньки, звучно хлопал ладонями по земле, отыскивая во тьме сучки. Вдруг разразился проклятиями, тут же злорадно захихикал Рудый.
Костер разгорелся, Рудый подбросил новую охапку. Появился злой Асмунд — без хвороста, ладонь оскоблил о шершавую кору деревьев. Когда все уселись вокруг костра, Олег сказал с мольбой:
— Осталось немного. Потерпите пару дней, в Новгороде заживете по-княжески... Лучше, чем на Рюгене!
Они долго сидели, глядя в пляшущие языки огня, отдыхали от скачки. Вдруг Умила вскрикнула, прижала к груди Игоря. В темноте за деревьями светились желтые глаза. Они окружили поляну плотным кольцом. Можно было различить массивные неподвижные формы. Волки подошли к черте, отделяющей освещенную поляну от темного леса.
В полосу света вышел огромный волк-вожак. Шерсть на массивной груди поседела, но он явно был еще силен, свиреп, а взгляды, которые бросал на застывших людей, яснее ясного говорили об их участи.
— Мы пропали, — шепнул Рудый обреченно. — Асмунд хворосту не набрал в запас, он искал и нашел что-то другое. Есть, правда, почему-то не стал...
Вожак смотрел на Олега, в его глазах блестел золотой свет, словно внутри черепа горел светильник. Олег ответил таким же прямым взглядом. Волк чуть наклонил голову, из горла вырвался хрипловатый звук. Олег понял вопрос, хотя говорил с волками очень давно.
— Приветствую тебя с братьями в твоем лесу, — ответил он по-волчьи.
Краем глаза видел, как побелела Умила, закрывая телом сына, как Рюрик и Асмунд бросили руки на рукояти мечей, а Рудый опасливо отодвинулся.
— Почему вы здесь?
— Идем в дальний город, — ответил Олег, приглушая голос на верхней ноте. — Мы только идем через ваш лес.
— Долго?
— Нет, мы пройдем без остановок.
Вожак обернулся, рыкнул неразборчиво, верхняя губа угрожающе приподнялась, показывая острые клыки. Олег пристально рассматривал волка. Тот снова повернул к нему голову, шерсть на загривке опустилась, огоньки из красноватых стали золотыми:
— Пусть дорога ваша будет хорошей. Прощай, Старший Брат. Мне есть что рассказать по возвращении.
Он шагнул вперед, лизнул руку Олега. Олег погладил лобастую голову, пропустил между пальцев чистую плотную шерсть. Волк мгновение стоял, закрыв глаза, потом вздохнул, повернулся, в два огромных прыжка скрылся в темноте. Темные плотные силуэты колыхнулись, странные желтые глаза начали исчезать.
Рюрик со стуком бросил меч в ножны. Рудый шумно перевел дух, повернул к Олегу бледное лицо с выпученными глазами:
— Ну... Эти серые на офеней не больно похожи.
— Они ушли, — сказал Асмунд язвительно, — потому что услышали от тебя какой-то странный запах.
— От меня? — удивился Рудый. — Что-то не видел, чтобы ты мылся после штурма стен Твердыни... Святой пещерник, ты знаешь язык и этих офеней?
Олег сказал неохотно:
— Они охраняют собственные земли так же, как Твердислав или любой другой князь. Хотели узнать, не собираемся ли рыть здесь логовища...
— И ушли, когда ты заверил, что не будем ухлестывать за их девками? Да-а, а еще говорят о кровожадности волков! Овечки рядом с Твердиславом. Или с Асмундом. Верно, в отшельничестве что-то есть. Когда наберусь грехов достаточно, обязательно уйду в пещеры!
Асмунд удивился:
— Сколько тебе надо? Ящеру в дядьки годишься! Сложи свои грехи на его горный хребет, у того спина хряснет, как лучинка под колесом. Самого Чернобога посрамишь! Или киваешь, что святой отец пошел в пещеры лишь потому, что грехов было... гм...
Рудый посмотрел в сторону исчезнувших волков, отчаянно помотал головой. Человек, сумевший своей святостью защитить от серых, всегда был непорочным!
