И Дьявол продолжил:
— Очнувшись, Эжени увидела, что находится в незнакомых ей роскошных апартаментах. Мужчина, который проводил ее к Артуру, последовал за ней, нашел ее чуть ли не при смерти на лестнице, отнес на руках в свой экипаж и отправил к себе домой. Эжени пришла в себя, и первое, что она увидела, были руки пожилой женщины, дававшей ей нюхательную соль; по знаку незнакомца женщина тут же удалилась.
«Где я?» — спросила Эжени.
«В доме человека, — ответил мужчина, — который не бросает женщин на лестнице, как этот щенок Артур, человека, который убежден в вашей невинности, ибо знает, на какую подлую клевету способна соперница, человека, у которого вы в полной безопасности».
«Но кто вы? Боже милостивый!» — Столь неожиданно-обходительные речи растрогали Эжени до слез.
«Меня зовут Стив, мисс, лорд Стив», — ответил мужчина, внимательно наблюдая за действием, произведенным этими словами.
«Лорд Стив! — вскрикнула она, пытаясь подняться и с ужасом оглядываясь вокруг. — Лорд Стив! Лорд Стив!» — повторила она еще несколько раз, отпрянув от него подальше.
«Не бойтесь ничего, мисс; я вижу по вашей реакции, что вам плохо объяснили, кто я такой и в чем заключается моя единственная надежда. Я люблю вас, мисс, но совсем не так, как Артур, и не для того, чтобы бросить вас на произвол нищенской судьбы. Я вас люблю и хочу отблагодарить за это прекрасное чувство подобающим вам положением и блеском; хочу вырвать вас из недостойного существования, поставить на недосягаемую для ваших клеветниц высоту. Ибо я верю в вашу чистоту и невинность и не собираюсь судить беспощадно за ту ошибку, что отдала вас во власть Артура. Я забуду об этой ошибке, я уже о ней забыл… Моя любовь и знать о ней не хочет… А то, что я узнал, не может переменить того, что уже решено, и если вам угодно будет прислушаться к моим сокровенным чаяниям, то через несколько дней — да что там! — уже завтра вы с высоты вашего положения с презрением посмотрите на всех тех, кто посмел вас оскорбить, в том числе и на Артура, на это ничтожество, не стоящее пылинки под вашими ногами».
— По-моему, искушение подали как раз вовремя и в самой что ни на есть надлежащей форме, — сказал Сатана, — трудно было бы подобрать более подходящий момент и сочинить речь, более ласковую для ушей брошенной девушки.
— Конечно, — согласился Луицци, — но все эти неожиданные встречи кажутся мне по меньшей мере неправдоподобными.
— Это потому, что правда практически всегда недоступна вашему пониманию. Потому-то и изобрели ваши интеллектуалы правдоподобие, что с их стороны было своего рода трусостью и одновременно льстивой уступкой всеобщей глупости. К тому же какой же я тогда, к черту, Дьявол, если не могу расставить события в разыгрываемой драме лучше, чем ваши маститые щелкоперы?
— Таким образом, — догадался Луицци, — получается, что ты пошел на все свои самые неимоверные ухищрения, чтобы погубить бедную девушку.
— Да, это так. И я проиграл.
— Проиграл?
— Да, — продолжал Дьявол, — после всего, что она услышала, Эжени не нашла ничего другого, как ответить лорду: «Милорд, ваши слова о моей невинности подразумевают подобающее поведение. Вы проявили ко мне большое уважение, хотя сделанное вами предложение и показывает, насколько оно мало серьезно, но я очень хотела бы в него верить, так же, как хотела бы доказать вам, что я его заслуживаю».
«Мисс, — взмолился лорд Стив, — подумайте, подумайте хорошенько, прежде чем отказывать человеку, который может смело назвать себя одним из самых могущественных людей Англии».
«Нет, милорд, нет, — ответила Эжени ледяным тоном, хотя сердце ее сжалось от боли. — Я не могу принять ваше предложение… Не могу и не хочу… Я прощаю вас… Я не сержусь на вас… И прошу вас только позволить мне уйти».
«Но не так, мисс, не таким образом. Столько спокойствия после столь сильного отчаяния заставляет меня опасаться решения, рокового для вас».
«О нет, милорд, я не собираюсь умирать. Я жду ребенка, я буду жить».
Вот так она от меня и улизнула! — воскликнул Сатана. — Трижды я готовил для этой женщины почву к самоубийству, и все оказалось напрасно.
Оставался только страх перед нищетой. Я испробовал и его.
Лорд Стив, желая заглянуть в самые глубинные уголки души Эжени, чтобы потом, может быть, все-таки найти способ завладеть ею, продолжал:
«Попробуйте тогда воззвать к одному английскому закону: вам нужно только пойти в муниципалитет, назвать имя отца ребенка, и он будет вынужден признать его и обеспечить ваше существование».
«Ох, милорд! — вздохнула Эжени, отворачиваясь. — Мы, простые француженки, как-то не привыкли выставлять напоказ свой позор, тем более — за плату. Уж лучше умереть».
«И тем не менее, мисс Эжени, не бросайтесь так легко этой последней возможностью; поверьте, вас ожидает нищета, а это тоже прямая дорога к смерти. И если уж настолько противен вам такой поступок, то, уверяю вас, достаточно будет только пригрозить им Артуру, чтобы заставить его заплатить за все, и если я поговорю с ним…»
«Если вы когда-нибудь будете говорить с ним обо мне, — прервала лорда Эжени, поднимаясь, — то скажите ему, милорд, что его жертва будет жить, чтобы появился на свет божий ребенок ее палача, скажите ему, что бедная женщина будет работать, чтобы прокормить ребенка богатого человека, скажите также, что есть одно имя, которое не выйдет отныне никогда из опороченных им уст, и что в последний раз простая девушка произносит перед вами благороднейшее имя — имя графа Артура Ладни. Прощайте, милорд, прощайте. Нам не о чем больше говорить».
И она вышла из дома лорда Стива, ускользнув также и от расставленных мною сетей.
— Ага! — со злорадным весельем в голосе отозвался Луицци.
— Да, — зловеще продолжил Сатана. — Да, она опять улизнула от меня; но я твердо обещал себе, что если я и верну когда-нибудь свою жертву всемилостивейшему Господу, то в таком истерзанном и покалеченном виде, что, каким бы всемогущим он ни был, ему будет крайне затруднительно исцелить ее после всех перенесенных ужасов. Так что слушай дальше, хозяин, только не пугайся.
Эжени вышла из дома, и я настиг ее на первом же шаге. Ты знаешь, я не брезгую и мелкими пакостями, это мое изобретение — разбередить, расцарапать когтями обширную рану, чтобы удвоить жгучую боль. Она вышла из дома лорда Стива, но дороги не знала. Девушка долго бродила отрешенно, не чуя под собой ног, спрашивала дорогу, но уже в двух шагах от того места, где выслушивала указания, все забывала, так как терялась в лабиринте собственных переживаний; если хочешь лучше понять, что с ней происходило в те минуты, то представь, как она ходит туда-сюда, оборачивается, смотрит на окружающие дома, останавливает прохожих, получая иногда вместо ответа только непонятные ругательства, опять идет, возвращаясь иной раз на то же самое место; учти также, что внутри у нее все кипело, мысли ее крутились вокруг одного и того же, блуждая, сталкиваясь и разбиваясь друг о друга, но ни Всевышний, ни, тем более, твой покорный слуга не подумали о жалости к ней и не дали ей сойти с ума окончательно.
Нашелся один сердобольный старичок, который проводил до дома полумертвую от переживаний и усталости девушку. Ночью на нее навалилась лихорадка, и прошла неделя, прежде чем она смогла приступить к работе. Эта неделя не пропала для меня втуне. Лорд Стив не собирался отказываться от своих намерений и решил через отчаяние добиться того, чего не смог получить с помощью соблазнов. Он рассказал госпоже Фире о тайне Эжени, надавав ей кучу советов, как лучше принудить девушку к капитуляции. Я, лично, просто обожаю госпожу Фире — до чего же остроумная и ловкая женщина! Она инстинктивно чувствовала, в чем таится корень зла, и не нуждалась в пространных инструкциях. Вода в раз найденную дырочку всегда вытечет. Так вот, старая греховодница не последовала примитивным рекомендациям лорда, она не пыталась указывать Эжени на всю позорность ее положения, расписывая в то же время все счастье пребывания под крылышком столь высокого покровителя после столь постыдной ошибки, — нет, она поступила мудрее. С благородным гневом в глазах и тихой грустью в голосе она поведала госпоже Бенар, как подло ее, добропорядочную коммерсантку, провели, ибо ей, достойнейшей госпоже Фире, стало доподлинно известно, что лицемерка Эжени уехала из Франции лишь затем, чтобы скрыть постыдную беременность. И если бы одна только госпожа Бенар слышала это откровение — тогда бы цель, может быть, и не была достигнута. Нет, госпожа Фире говорила на тех вроде бы пониженных нотах, которые легко проникают через тонкие перегородки. Не прошло и двух минут, как весь магазин обсуждал сногсшибательную новость, а несколько дней спустя, когда Эжени смогла выйти из своей комнатушки, ей была уготована радушная встреча — оскорбительные ухмылочки, презрительные смешки за спиной, шуточки, от смысла которых она содрогнулась; наконец, не в силах больше выносить нескончаемое открытое издевательство, она воскликнула в яростном порыве, когда одна из девиц с брезгливым видом отодвинулась от нее:
