Делал всё, чтобы хотя бы попытаться забыть её. Тщетно, конечно.
Но я правда верил, что так будет лучше. Что после того, как она выбрала датур, а потом отправила мне прощальную записку, самое правильное, что я мог для неё сделать, — это отпустить.
Каким же идиотом я был. Трусливо сдался, боясь даже поговорить с ней все эти месяцы. Не ведая о том, что записка и вовсе не была прощальной.
Первым порывом было притянуть её обратно в объятия, но я вовремя вспомнил о предостережении Блейза и продолжил лежать на боку. Чуть приоткрыл глаза так, чтобы Гермиона не заметила. Я не хотел ей мешать сделать последний выбор.
Раз она не рассказала об этой «мелочи», то я не в праве останавливать её, даже если она соберётся сбежать прямо из моей квартиры. Ведь я знал, чувствовал, что, несмотря на проведённый вместе вечер и жаркую ночь, на самом деле Гермиона всё ещё не знала, что делать со своей жизнью.
Украдкой бросив взгляд к часам на прикроватной тумбе, я затаил дыхание — до девяти утра оставалось всего две минуты.
Вот-вот сработает браслет — портключ, что отправит Гермиону во Францию.
Гермиона сидела, понуро опустив голову. Натянула на голое тело одеяло, чтобы прикрыть грудь, и тонкими пальчиками перебирала цепочку браслета, крутя его в руках. Вертела головой от часов к портключу и думала, думала… Даже не догадывалась о том, что я наблюдал за ней. Что я всё знал, но не смел мешать.
Я слышал её размеренное дыхание, слышал, как аккуратные ноготки тихо постукивают о железную цепь. Но тиканье секундной стрелки на часах набатом звенело в голове.
Мне так хотелось выкинуть чёртову побрякушку из её рук. Накрыть её губы пылким поцелуем, чтобы навсегда выбить все сомнения из кудрявой головы. Оставить рядом с собой любой ценой и сделать её счастливой.
Но это было бы нечестным. Я ведь обещал ей… Ещё до всего этого, до этой сраной таблетки, что дам ей возможность решить, когда она выздоровеет.
Теперь давай, Грейнджер. Решай.
Гермиона сдула с лица несколько прядей и покачала головой. Стиснула в пальцах браслет, и моё сердце остановилось. Замерло и не собиралось биться ещё двадцать секунд, пока девять утра всё-таки не настанут. Ладонь неконтролируемо дёрнулась, но я тут же сжал её в кулак.
Нельзя.
— Нет, — послышался её тихий шёпот, я же еле сдерживался, чтобы не вышвырнуть этот браслет из её рук силой.
Гермиона покрепче прижала одеяло к груди и развернулась. Я, уже не прячась, сверлил её спину взглядом. Мысленно умолял не уходить.
Раздался звук металла, упавшего на столешницу.
И ровно в девять утра с моих уст слетел облегчённый выдох, заставивший Гермиону резко обернуться.
— Знаешь, у меня есть летний домик в Каннах, — медленно прошептал я. — Если хочешь, мы можем провести там несколько месяцев. Вместе.
— Да… очень хочу.
Я любовался тем, как её огромные карие глаза раскрылись от удивления. Как в уголках затаились еле заметные капельки слёз, а на губах расцвела улыбка. И это было так чертовски красиво, что я тут же протянул к Гермионе ладони, утаскивая её обратно в кровать и крепко-крепко сжимая в своих объятиях.
И я никогда не отпущу её.
Ведь даже если кому-то необходимы наркотики, то их так ничтожно мало, так недостаточно для того, чтобы сделать человека по-настоящему счастливым.
Счастье дарит только любовь.
И теперь у нас с Гермионой есть всё, чтобы быть счастливыми.
Конец.
