Но при этом герой сравнивает и противопоставляет себя своему противнику: «Он в боксе не год, у него апперкот, / А после обычно — нокаут. / Я тоже такой, я вошел в ближний бой» (АР-17-180) = «Врешь! — кричу. — Шалишь! — кричу, / Нои дух
— в амбицию» = «“Сам он — вроде заводного танка”. / Ничего, я тоже заводной!».
А в ранней редакции «Сентиментального боксера» и в песне «Про джинна» герой даже жалеет своего оппонента: «Жалко мне противника — очень я корректен» (АР-17-182) = «Жалко духа — может быть, он в Бутырке мается» (АР-9-106).
Совпадает также описание противника героя в «Сентиментальном боксере» и в «Марафоне» (1971): «Противник Смирнов — мастер ближних боев» (АР-17-180) = «Вот он и мастерится»; «<Да> что же он делает, этот Смирнов?» (АР-17-180) = «Гляди, что делает! Обошел меня на круг»; «Мне муторно было и жарко» (АР-17-182) = «Но к жаре привыкший он»; «А тренер шептал, прямо в ухо дыша, / Что жить хорошо и жизнь хороша» (АР-17-180) = «А еще вчера все вокруг / Мне говорили: “Сэм — друг, / Сэм — наш, гвинейский друг!”».
В предпоследней цитате обыгрывается цитата из поэмы Маяковского «Хорошо!» («Я земной шар / чуть не весь обошел, — / и жизнь хороша, / и жить хорошо»), а в последней — штампы из речей хоккейных комментаторов Спарре и Озерова. И в обоих случаях лирический герой полемизирует с официальной пропагандой: «<Не> думал, когда поднялся не спеша, / Что жить хорошо и жизнь хороша» (АР-17-180) = «Нужен мне такой друг! / Как его? Даже забыл… Сэм Брук».
Теперь обратимся к сходствам с «Марафоном» шахматной дилогии.
И гвинеец, и Фишер — профессионалы: «Вот он и мастерится» = «Говорят, он — белыми мастак», «Он даже спит с доскою — сила в ём».
Оба усиливают давление на героя: «Друг-гвинеец так и прет — / Всё больше отставанье» = «Черные наглеют, наседают» (АР-13-75). А сам герой предстает в одинаковом облике: «Я бегу, топчу, скользя / По гаревой дорожке. <…> Гвозь программ-мы — марафон» = «Бегал марафон и стометровки» (АР-13-67); «Мне есть нельзя, мне пить нельзя» = «.. Но время матча пить нельзя. / Я голодный, посудите сами…».
И в обоих случаях мы сталкиваемся с излюбленным приемом Высоцкого, когда его лирический герой демонстрирует «забывчивость», говоря о своих врагах: «Как его? Даже забыл… Сэм Брук» = «А чё мне его легкие фигуры?! / Тоже мне эти, как их?… кони да слоны!»[894] [895] [896] [897] [898]; намеренно искажает его фамилию: «Сэм — наш, гвинейский Брут» = «Шифер стал на хитрости пускаться…»; и использует известное междометие: «Он, бля, — видал! — обошел меня на круг» = «Ну еще б ему меня не опасаться, бля, / Когда я лежа жму сто пятьдесят!»^4.
В образе иностранца представлен противник лирического героя и в «Песне автозавистника» (1971), а сам герой надевает на себя маску пролетария: «Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм» = «Глядь, сделал ход с е-2 на е-4»685, «Черные наглеют, наседают» (АР-13-75), «Пешки могут лишь в социализме / Выйти при желании в ферзи» (АР-13-91); работает на заводе: «Ушел с работы — пусть ругают за прогул» = «Я привык к прорывам на работе» /3; 382/; упоминает своего друга: «Мне мой товарищ по борьбе достал домкрат» = «Эх, спасибо заводскому другу — / Научил, как ходят, как сдают»; одинаково характеризует своего противника: «Очкастый частный собственник» = «У него там под очками — / Беспокоится» (АР-13-71); «Сам он — вроде заводного танка» = «.. Что ездит капиталистический “Фиат”» /3; 362/ (интересно, что существует итальянский легкий танк «Фиат 3000»); «Ах, черт! “Москвич” меня забрызгал, негодяй» = «Ослепить, мерзавцы, норовят» /3; 386/; и говорит о противостоянии ему: «Проснулся в пять, на зорьке, бодрый, гвоздь достал» (АР-2-110) = «Я поднялся бодрый спозаранка» (АР-9-169); «Недосыпал, недоедал, пил только чай» = «Но во время матча пить нельзя»; «Нарочно не по переходу я иду» (АР-2-112) = «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169); «Но ничего, я к старой тактике пришел: / Ушел в подполье — пусть ругают за прогул» /3; 139/, «…Что ездит капиталистический “Фиат”, / Скрываясь ловко под названьем “Жигули”» /3; 362/ = «Ничего! Коль он и вправду ловок — / Применю секретный ход конем!» /3; 393/ («ничего… в подполье» = «ничего… секретный»; «ловко» = «ловок»); «Но я борюсь — я к старой тактике пришел» (АР-2-110) = «Полечу бороться за престиж» (АР-9-167); «Визг тормозов — мне как романс о трех рублях» /3; 139/ = «Я усвоил, как слова припева» (АР-13-71); и употребляет неформальную лексику: «А он мине не друг, бля, и не родственник»^ = «Ну еще б ему меня не опасаться, бля, / Когда я лежа жму сто пятьдесят!»^7.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Многие мотивы и образы из шахматной дилогии перейдут также в стихотворение «Я скачу позади на полслова…» (1973): «Ну а здесь — короны честь на карте: / Хоть на корпус ото всех уйду» (АР-13-67) = «Бывало, вырывался я на корпус / Уверенно, как сам великий князь» (АР-14-192).
В песне роль «великого князя», которого хочет обогнать лирический герой, исполняет «гениальный Фишер». Оба эти образа синонимичны. И неслучайно герой одинаково критикует себя за самонадеянность в борьбе с таким противником: «Да и сам дурак я дураком» /3; 383/ = «Ах, дурак я, что с князем великим / Поравняться в осанке хотел!». Кроме того, если в песне боксер советовал ему: «Не спеши и, главное, не горбись», — то в стихотворении герой следует этому совету: «Клонясь вперед, — не падая, не горбясь, / А именно намеренно клонясь». Да и враг «прессует» его одинаково: «Он мне фланги вытоптал слонами» (АР-13-75) = «И топтать меня можно, и сечь»; «Но в моей защите брешь пробита» /3; 383/ = «Кольчугу унесли — я беззащитен / Для зуботычин, дротиков и стрел» (АР-14-192). Однако герой предрекает ему поражение: «И он от пораженья не уйдет!» = «Но взойдет и над князем великим / Окровавленный кованый меч» (в песне это выглядит как угроза сделать «ход конем по голове»), — и сам действует активно: «Я авангардист по самой сути: / Наступать и только наступать!» /3; 383/ = «Кромсаю ребра — и вперед скачу!».
А через год после стихотворения «Я скачу позади на пол слова…» была написана «Четверка первачей» (1974), разбирая которую мы выдвинули гипотезу о персонификации власти в образе первого, второго и четвертого первачей и о противостоянии им третьего первача — alter ego автора.
В свете сказанного неудивительно, что третий первач имеет сходства с лирическим героем в шахматной дилогии, а с его противником обнаруживают связи три остальных первача.
В самом деле: «Он стратег, он даже тактик, словом — спец» — «Говорят, он белыми — мастак»; «У его сила, воля плюс характер — молодец!» = «Он даже спит с доскою — сила в ем»; «Он успевал переодеться — и в спортзал» = «У него ни дня без тренировок!» /3; 393/; «И уж ноги задирает выше всех» = «Выпало ходить ему, задире».
Кроме того, точный расчет первого первача: «А другие подбегут — / Он всё выверил» /4; 426/, - находит аналогию с Фишером, чей расчет сопоставим с компьютерным: «Фишер мог бы левою ногой / С шахматной машиной Капабланка» /3; 389/.
Что же касается сходств между третьим первачом и лирическим героем, то и их существует немало: «Он в азарте — как мальчишка, как шпана» = «Я всем этим только раззадорен» /3; 389/; «У тебя последний шанс — эх, старина!» = «Я давлю, на фланги налегаю, / У меня иного нет пути» /3; 391/. Да и последний шанс также упоминается лирическим героем: «Ничего! Коль он и вправду ловок, / Применю последний ход конем» (АР-9-167).
