– Да, мальчик похож на отца, – произнесла Типпи своим «пророческим» тоном.
Джессика почувствовала дрожь. Они сидели на веранде, купаясь в лучах осеннего солнца. В прошлом они часто сиживали здесь, болтали обо всем на свете, совсем не заботясь о гневе соседей, наблюдавших за тем, как одна из них, дама из их круга, пьет чай в обществе негритянки. Джессика всегда пренебрежительно относилась к их расовым предубеждениям. Те, кто сумел сохранить свои дома на Хьюстон-авеню, за исключением, само собой разумеется, Дюмонов и Уориков, были сейчас в финансовом и социальном плане куда уязвимее Типпи. Изабелла, как ее сейчас все называли, стала одним из самых востребованных модельеров женской одежды в Америке. Созданные по ее моделям платья и прочие предметы женского туалета сразу же производили фурор. Вскоре после ее переезда в Нью-Йорк на женщину посыпались и другие, еще более заманчивые предложения от людей из мира моды от кутюр. Типпи объяснила подруге, что от кутюр значит «изысканное шитье». Чтобы иметь право зваться от кутюр, дом моды должен принадлежать Торгово-промышленной палате от кутюр в Париже, которая находится в ведении министерства промышленности Франции. Типпи работала на единственный дом моды в Соединенных Штатах, который с полным правом заявлял о своей причастности к этой всеми уважаемой организации. К числу ее клиенток принадлежали члены семейств Асторов, Вандербильдов и Морганов[42]. Типпи подружилась с Сарой Джозефой Хейл, редактором знаменитого журнала «Книга леди», издававшегося Гоуди, влиятельным арбитром во всех областях тонкого вкуса.
– Не скажу, чтобы мне это было приятно, – сказала Джессика, передавая Типпи молочник со сливками.
– Неприятно, что Вернон похож на отца? Почему?
Джессика помешала чай в чашке. Как лучше сформулировать свою мысль? Ее нерешительность сейчас во многом была похожа на то, что женщина чувствовала, когда пришлось после долгого перерыва возвращаться к дневнику. Она тогда не знала, с чего начать. Впрочем, в отличие от пустых страниц, Типпи ее выслушает и выскажет свое мнение. Ее единственная подруга уезжает отсюда завтра утром. По железной дороге она направится в Новый Орлеан, а оттуда в обществе Джереми, у которого дела на Севере, прибудет в Нью-Йорк. У Джессики остается совсем немного времени для того, чтобы воспользоваться удобной возможностью и получить дельный совет.
– Томас идет по стопам отца. Он женился на женщине, которую не любит, ради будущего Сомерсета, – наконец промолвила Джессика.
Брови Типпи озадаченно приподнялись. Как и волосы на голове, брови ее поседели, частично выпали и казались совсем тоненькими.
– Томас вроде бы неплохо справляется со своим браком, не хуже, чем Сайлас в свое время, – произнесла негритянка.
– Он научился уважать чувства Присциллы.
Джессика заслышала стук где-то внутри дома, неподалеку от окон гостиной, напротив которых они сейчас сидели. Слуги двигали мебель. Они собирались чистить ковры.
– Ты уже допила? – спросила она у Типпи.
Подруга заглянула в свою чашку.
– А что?
– Ничего. Давай прогуляемся по саду. Розы Ланкастеров и Йорков сейчас в самом цвету.
Отойдя подальше от дома и ушей слуг, Джессика рассказала о появлении в городе красивого и харизматичного майора Дункана в то самое время, когда брак ее сына находился в полнейшем упадке.
– Все вокруг, за исключением Томаса, видели, как майор смотрит на Присциллу, – сказала она. – Я боюсь, что моя невестка, которой не хватало тогда внимания со стороны Томаса, просто не устояла перед искушением.
– Томас обо всем узнал?
– Нет. Слава Богу, нет. Война только что закончилась. У него умер отец, и дел было очень много…
Типпи остановилась. Джессике также пришлось замереть на месте.
– Так в чем же дело? Джессика! Их брак от этого не расстроился… как раз напротив. Из того, что я узнала от тебя о прежней холодности Присциллы, можно даже сделать вывод, что майор Дункан оказал Томасу услугу.
– Я не виню девочку в измене, если измена вообще имела место. Я не о сыне волнуюсь…
– А о ком?
– О Регине Елизавете.
Понимание мелькнуло в глубине темных глаз негритянки, подобно радужной форели, блеснувшей на поверхности ручья.
– Ты думаешь?
– Думаю.
– Ты уверена?
– Нет.
Они стояли у калитки, ведущей в сад. Джессика отперла замок, и они пошли дальше.
– Майор Дункан и Присцилла могли просто флиртовать друг с другом. Это взаимное заигрывание расслабило ее, подавило все ее страхи насчет интимной близости с мужем. Признаться, я очень в этом сомневаюсь, но их отношения могли и не зайти слишком далеко. Присцилла – очень впечатлительная девушка. Я, честно признаюсь, боюсь того, что по воле рока Томас обо всем узнает. Боже тогда нас храни! Лучше уж пусть развалится наш дом. Томас никогда не сможет относиться к девочке по-прежнему. Типпи! – Джессика с выражением мольбы на лице повернулась к негритянке. – Ты о многом знаешь. Ты прилетела к нам со звезды. Мы когда-нибудь с уверенностью сможем выяснить, из Толиверов ли Регина?
Типпи нахмурилась, задумалась над вопросом Джессики.
– Я уверена, что со временем все тайное становится явным, Джесси, так что однажды ты будешь знать наверняка. Надеюсь только, что это случится не слишком поздно, и ты успеешь ее полюбить.
Вздрогнув, Джессика спросила:
– С чего ты взяла? Я люблю девочку.
– Не настолько искренне, как если бы точно знала, что она – от Томаса.
Джессика отвернулась. Ей стало стыдно.
– Ты, как всегда, видишь то, чего другие не замечают. Боже мой, Типпи. Я себя ненавижу за это, но я… Когда я на нее смотрю, то вижу веснушки и рыжие волосы майора Дункана. Я успела возненавидеть его. Он воспользовался удобной ситуацией, а Присцилла ему поддалась. Даже если я понимаю, почему это случилось так, а не иначе, даже если никакого особого зла из их слабости не произросло, я не могу, глядя на ребенка, не видеть в девочке плода их греха.
– Ты мать, Джесси. Ты считаешь, что Присцилла, вольно или невольно, изменила твоему сыну. Это, конечно, не могло не окрасить тех чувств, которые ты испытываешь к ней и ее ребенку, но подумай о том, как ты привязалась к Эми, дочери Петунии. Она не то что не твоей крови, она даже не белой расы.
– Твоя правда, Типпи, но привязанность к ребенку подруги – это не то же самое, что любовь к внучке. Регина – чудный ребенок. Я не переношу и капли ответственности за неблагоразумный поступок матери на ее дочь, но я просто не в силах чувствовать к ней той же кровной привязанности, какую испытываю к Вернону.
