– Тяжелая у тебя рана? – спросил Васак.
– В душе у меня рана, князь! – с горечью ответил сепух.
– Терпи! – сказал Васак, окидывая сепуха пристальным, испытующим взглядом. – Иди займись своим делом… Сепух ошепомленно смотрел на него.
– Вновь будешь командовав моим полком!.. Сепух не сводил с него изумленного взгляда.
– И поведешь полк против персов! – закончил Васак.
– Куда прикажешь – хоть в огонь, хоть в воду! – грубовато ответил сепух.
Васак через дворецкого передал Вардану просьбу освободить сепуха из заключения и восстановить его в звании командира сю нийского полка. Вардан не возражал.
Чтоб предупредить подобное же ходатайство со стороны Артака Рштуни, он приказал освободить и восстановить в должности и командира рштунийского полка.
Не возражал Вардан и против намерения Артака Рштуни побывать в Рштунике перед выездом в Айрарат.
Атом пустился в путь на Зарехаван. Вардан же вызвал к себе Артака Мокац и выразил пожелание, чтоб тот отправился к Бзнунийскому морю и на месте проследил за всем тем, что будет происходить в Рштунике и Хорхорунике Он приказал Артаку подготовить все для набора и военной подготовки народного ополчения и лично руководить этим делом. Одновременно он попросил Артака сопровождать с особым охранным отрядом Старшую госпожу и остальных женщин, возвращавшихся домой в замок Огакан.
Артак с понятной радостью принял эти поручения, хотя его глубоко интересовали и предстоящие события в Айрарате и повстанческое движение в центре страны.
Вестей от Атома Вардану пришлось ждать недолго. Уже на следующий день к полудню гонец доложил, что засевшие в Зарехаване персидские отряды разгромлены и рассеяны. Послав Атому приказ идти на соединение с ним, Вардан простился со Старшей госпожой и другими родными и, распорядившись доставить больных в Огакан, выступил из Ангха в направлении Aйрарата.
Дороги опустели, местность, только что служившая ареной бурных событий, обезлюдела.
Спустя несколько дней Старшая госпожа заявила, что может пуститься в дорогу. Но Анаит не поправлялась, и Старшая госпожа распорядилась отложить отъезд. По-видимому, выжидать пришлось бы долго, да и неизвестно было, чем завершится это ожидание. Монахиня не подавала никаких надежд на исцеление… Анаит, у которой бывали моменты просветления сознания, заявила, что она в состоянии ехать. Решено было сделать попытку, Артак распорядился привести запряженные буйволами арбы: установили на них шатры и, уложив больных, пустились в дорогу. Первые дни Анаит крепилась, но на полдороге положение ее настолько ухудшилось, что пришлось остановиться в какой-то деревушке и перенести ее в хижину, расположенную у речки, чуть повыше мельницы.
Узнав, кто их гости, хозяева приняли их очень тепло. Это были родители юноши, похороненного у церковной ограды. Артак едва припомнил их – так смятенны и рассеянны были его мысли. Хозяин хижины был сельским мельником. Кроме убитого сына, у него было еще двое: старший, высокий, длинноусый, хмурый на вид парень, работал на мельнице; младший, едва вышедший из отроческого возраста, смотрел за скотом. Дома суетилась слоенная старушка -мать мельника. На пороге мельницы дремал его престарелый отец.
Спокойным выглядело мирное село; казалось, оно никак не откликается на волнения, охватившие всю страну. Обратившись лицом к бледному, словно мраморному Бзнунийскому морю, оно выглядело погруженным в глубокую думу.
Под лучами солнца золотились поля и обнаженные горы. То спокойно, то задумчиво, то весело плеща, текла небольшая речушка.
В Огакан послали служителей за княжеской колесницей. Артак поместился в соседней хижине.
Состояние Анаит стало угрожающим. Монахиня, которая сопровождала ее, по всей видимости, не знала, как ее лечить. Надвигалась тягостная ночь. Астхик, не отходившая от сестры, истаяла так же, как и она. Жизнерадостная девушка, только что познавшая любовь, надломилась, сникла…
Госпожа Дестрик, остановившаяся вместе со Старшей госпожой в другой хижине, зашла взглянуть на Анаит и стала шептаться с княгиней Шушаник. Анаит все слабела. Возникало опасение, что она не переживет эту ночь.
Госпожа Дестрик решила как-нибудь подготовить Артака к неминуемой печальной развязке Артак впал в полное отчаяние. Жалким утешением могло быть то, что теперь его свободно допускали к Анаит.
Была глухая ночь. Поля и горы как бы задумались во мраке Мельница глухо грохотала. Артак подошел к хижине Анаит. Перед дверью стояла Астхик. Лртак услышал рыдания. Он испуганно схватил ее за руку.
– Астхик!.. – еле выговорил он. Астхик разрыдалась еще громче.
– Сказала что-нибудь монахиня?.. – настаивал Артак.
– Она потеряла надежду… – сквозь рыдания едва выговорила Астхик.
– Но что же делать?
– Не знаю!.. Не знаю… Уходит Анаит, князь!..
Сердце застыло в груди у Артака. Он вошел в хижину. Княгиня Шушаник держала руку Анаит. Она ждала чего-то… У Аиаит остекленели глаза и заострились черты. Трудно было сказать – жива ли она… Как видно, нет более никакой надежды, если монахиня лишь читает молитвы, если княгиня Шушаник ждет конца, а госпожа Дестрик пришла как бы только для того, чтоб засвидетельствовать смерть… Артак как бы состарился в одну минуту, с тоской подумал и о своей смерти: хорошо было бы, если б она скорее пришла и положила конец этому мучительному существованию!
Терпеть дольше не стало сил, в отчаянии он вышел из хижины В темноте показались две фигуры, медленно приближавшиеся со стороны мельницы. Одна прихрамывала. Когда они подошли ближе, Артак узнал мать мельника. Ее молодая спутница держала в руках какой-то сверток.
Старуха кряхтела, с трудем переводила дух. Дойдя до двери хижины, она остановилась и глубоко вздохнула.
– Что скажешь, мать? – мягко и рассеянно выговорил Артак.
Хотя одиночество и беспомощнсгть душили его, но он не искал никого, с кем мог бы обменяться хотя бы словом Т м не ме нее этот нечаянно вырвавшийся у него вопрос слегка облегчил его тяжелое душевное состояние.
– Задержалась я, сынок! Пока отыскала да пока сварила!.. Ведь руки-ноги почти не действуют у меня… Уфф…
– Что ж это ты варила?
– Да травы лечебные. Тяжело очень бедняжке ориорд, мучается она очень.
– Для раны?..
– А для чего же?.. Не дать же ей, упаси господи… Уфф! – отдуваясь, проговорила старуха и шагнула к двери. – Ну, идем Цогик!
Артак вошел вслед за ними. Старуха подошла к Анаит, стала на колени и, положив сверток на пол, взяла в свои руки руки Анаит. Она долго держала их, не то прислушиваясь, не то желая в чем-то разобраться. Затем, кряхтя, уверенно и деловито раскрыла рану, наложила принесенную мазь и присела у ложа на корточки.
– А теперь беги, Цогик, принеси! Уже вскипело, наверно… Ее спутница поспешно выбежала. Старуха, позевывая, задумчиво поглядывала на Анаит. Прибежала Цогик, держа в руках горшочек с жидкостью, от которой поднимался пар. Это было приготовленное старухой целебное питье.
Старуха принялась растирать руки Анаит, глазами приказал Цогик растирать ноги раненой. Артак вышел, чтоб не мешать им. Ночь продолжала наматывать свою пряжу. Небеса задумались над покоящейся в глубоком сне землей. Сколько жизни было во вселенной Артак спустился к мельнице. От тепловатой пыли, которая пахла пшеницей, у него на минуту перехватило дыхание. Грохотали жернова Мельник ходил от одного жернова к другому, присматривая за их работой Артак подошел к нему. Мельник выпрямился и застыл перед ним, скрестив руки на груди. Артак присел у едва тлевшего очага.
– Не ты ли потерял сына в бою под Ангхом? – спросил Артак – Да, государь, похоронили мы там нашего Тонакана, – спокойно подтвердил мельник.
– Помощник убыл у тебя…
– Господь пополнит убыль.. Что же поделаешь, смерть людям на роду написана. Вот и второй мой хочет вступить в полк к князю Атому…
– А ты позволишь?
– Пусть идет себе Родина зовет, что я могу сказать? Трудно, конечно, с работой справляться, народ кормить… Мы ведь – как мыши полевые: роем, скребем, снуем взад-вперед. Вдруг оглянешься, а жизнь уже катится под гору…
Медленно и тягуче описывал мельник крестьянское житье-бытье, отягченное повседневными заботами о насущном хлебе. Артак слушал, стараясь вникнуть в эту не знакомую ему жизнь. С беспечностью баловня жизни он всегда смотрел сверху вниз на тех, кого обременяли жизненные тяготы, и не чувствовал жалости к ним, хотя понимал всю безрадостность их судьбы. Даже и сейчас его слегка раздражали их земные заботы. Что они в сравнении с заботами более возвышенными и прекрасными!
Артак вспомнил свои заботы об Анаит. Он вздрогнул, все остальные мысли вылетели у него из головы. Острая боль кольнула его сердце. Что будет с Анаит?..
Жернова своим грохотом вытесняли, однако, все мысли. Вода пенилась, стремительно низвергаясь. Жернова кружились, приплясывая, размалывалось зерно, несущее сытую жизнь и довольство.
