на кормовой надстройке Андре насчитал десять рыцарей в полном вооружении, с гербами на груди. Ни один из этих гербов не был знаком Сен-Клеру.
Теперь в нём проснулось любопытство: наблюдая, как неизвестные рыцари поднимаются на борт королевской галеры, он заметил, что их оружие и снаряжение явно не пылилось без дела. Геральдические символы на щитах (хотя немногие из этих рыцарей имели щиты) выцвели и поблёкли, кольчуги же, напротив, блестели, словно отполированные.
Лодка Андре стояла в отдалении, пока рыцари поднимались на борт галеры, а когда бот отвалил, его место тут же заняло маленькое судёнышко, чтобы принять единственного покидавшего галеру пассажира. Когда пассажир подошёл к борту, Андре выпрямился на скамье, узнав суровое, вечно угрюмое лицо одного из наиболее известных и наименее любимых из своих соотечественников — Этьена де Труайя, магистра Храма в Пуату, самого высокопоставленного храмовника среди участников нынешнего похода. Не глядя по сторонам, де Труайя спустился в лодку, уселся на корме и низко надвинул капюшон на лицо, а его гребец энергично налёг на вёсла.
Лишь спустя без малого час десять рыцарей вернулись на своё судёнышко, причём Ричард сам проводил их и стоял, глядя им вслед, пока они не отплыли. Андре понял, что король его заметил, но ждал до тех пор, пока Ричард не взглянул в его сторону и не поманил его жестом.
Шторм давным-давно стих, но море всё ещё было неспокойным, а волны — непредсказуемыми, поэтому Андре, прыгая с лодки на свисавшую с борта галеры сеть, рисковал промахнуться и плюхнуться в воду. Но всё обошлось: он вцепился в сеть и вскарабкался на палубу, лишь замочив ноги. Хлюпая сапогами и оставляя на палубе мокрые следы, Андре пошёл к корме, где Ричард что-то диктовал писцу-монаху. Позади короля и писца сгрудилась кучка придворных зевак: они глядели на Сен-Клера, не скрывая презрения к его неподобающему виду. Андре всеми силами постарался сохранить бесстрастное выражение лица, хотя рука его так и тянулась к рукояти меча.
Когда Сен-Клер приблизился, Ричард поднял голову, заметил протянувшуюся за молодым человеком цепочку мокрых следов и весело выгнул бровь, но ничего не сказал. Король лишь кивнул и поднял палец, давая понять, что ему нужно ещё немного времени, чтобы закончить дела с клириком. Тихим голосом (если бы Андре разобрало любопытство, молодому человеку пришлось бы напрячь слух, чтобы расслышать слова писца) монах прочитал королю записанное под диктовку. Ричард кивнул и отпустил писца.
— Ну что, Андре, удалось тебе раздобыть нужные сведения?
— Да, мой сеньор.
— Прекрасно.
Ричард заговорил громче — чтобы его услышала вся собравшаяся за спиной свита:
— Оставьте нас. Не сомневаюсь, у вас есть о чём поговорить, а кое-кому есть и чем заняться. Но будьте уверены: если я замечу вас до того, как закончу беседу с мессиром Андре, лучше вам быть замеченными на солидном расстоянии, чтобы мне и в голову не пришло, что вы подслушиваете. Ступайте. Нет, погодите!
Король поднял руку, задержав придворных, которые уже начали расходиться.
— Перси, ты получил мои указания. Не мешкая донеси их до сведения своих людей, чтобы, когда прибудет флот, всё было готово. Ясно? Пусть никто не смеет сходить на берег без моего разрешения. Когда же я дам такое разрешение, высадка должна пройти гладко. Невилл, распорядись, чтобы возвели мой шатёр и выставили возле него охрану. Немедленно высади с дромонов своих воинов — пусть они при поддержке лучников и арбалетчиков займут высоты, вон там, справа, откуда открывается вид и на берег, и на главные ворота города. Возможно, так называемый император этого злосчастного края всё ещё в Лимасоле, поэтому постарайся сделать так, чтобы он не доставил нам никаких хлопот. А вы, лорд Ричмонд, перегоните мою баржу через бухту. Займитесь этим через час, ни минутой раньше, ни минутой позже, и позаботьтесь о безопасности короля Ги. Без лишней спешки проводите его на баржу и переправьте на берег. К тому времени, когда вы ступите на землю Кипра, королевский стан будет уже подготовлен и надёжно защищён. Невилл, тебе на всё про всё отводится три часа, отсчёт идёт с этой минуты. А сейчас идите и оставьте меня наедине с мессиром Андре.
Когда придворные разошлись, тихонько переговариваясь (многие бросали на Андре взгляды, в которых читалось всё, от обычного любопытства до подозрительности и откровенной враждебности), король поманил Сен-Клера и пригласил занять кресло рядом со своим.
— Ну, давай садись. Нам есть о чём поговорить. Основная часть флота прибудет не раньше чем через день или два — буря в нашем курятнике потрепала и цыпочек, и старых, облезлых петухов. Но самые быстроходные суда с отборными отрядами на борту подойдут сюда уже к ночи.
Ричард окинул взглядом порт.
— Судя по тому, что дома на берегу ещё не горят, моя стража пока находится на борту дромонов, и обе мои дамы пребывают в безопасности и добром здравии.
— Так и есть, мой сеньор, и обе они с нетерпением ожидают встречи с вами.
— А это ничтожество Комнин? Он не пытался угрожать им или как-то их донимать?
— Нет, до угроз дело не дошло. Он пытался действовать хитростью, но королева Иоанна никогда не теряет головы и видит насквозь таких людей и их намерения. Она сразу раскусила Исаака, когда тот всячески пытался выманить дам на берег, и решила, что будет разумнее остаться на борту дромона, подальше от его «гостеприимства».
— Да, Иоанна умница. Но хочется верить, что, не будь её на борту, де Брюс принял бы точно такое же решение...
Король умолк, заметив выражение лица собеседника.
— Ты с этим не согласен? — спросил Ричард.
— Нет, мой сеньор, при всём моём уважении. Сегодня утром я обстоятельно побеседовал с коммодором, и тот ясно дал понять, что не одобряет образа действий королевы. Он сказал, что, будь на то его воля, он бы принял приглашение Комнина начать переговоры и многого добился бы мирным путём. Разумеется, он подчинился желанию вашей сестры, но нехотя, считая, что она не права
