— Мы с тобой, Валерия, разберемся потом. Сейчас у меня неотложные дела.
— Это почему ж неотложные? — возразила крикливо, но сержант решительно оборвал ее:
— Сказано, иди домой. Если хоть раз увижу... — Он не договорил, но, видно, женщина поняла, что ей и в самом деле лучше уйти, подхватила сумку с луком и не оглядываясь направилась к выходу. Но пожалуй, не была бы женщиной, если бы не оставила за собой последнее слово. Остановилась в дверях и бросила на прощанье:
— Легче всего акты составлять, а ты попробуй в поле повкалывать... — Озорно блеснула глазами и исчезла, оставив в комнате крепкий запах лука.
Выслушав офицеров, Биленко немного подумал и предложил:
— Вам по селу шастать негоже. Да и не станут откровенничать с вами, яснее ясного. У меня актив есть, хлопцев отправлю, они и дознаются обо всем. И я пойду. А вам лучше на море податься. Час или полтора у вас есть, чего тут в сельсовете торчать?
Хаблак покрутил головой: выходило как-то неудобно, пока они будут купаться, другие делом займутся... Однако Биленко, без сомнения, был прав, и майор вопросительно взглянул на Волошина, мол, на твое усмотрение, ты тут начальство, тебе и решать.
Волошин отнесся к предложению сержанта положительно.
— Точно, — подтвердил, — мы тебе, Биленко, только помешаем. Задание ясно: вишневая «Волга»?
— Если была, люди обязательно видели, — резонно ответил Биленко. — А коль видели и запомнили, скажут.
Сержант пошел поднимать по тревоге своих дружинников, а милицейская машина направилась к морю, и Хаблак без особых угрызений совести залез в воду, заплыл далеко, так, что крутой берег, с которого сбросили Манжулу (теперь майор почти не сомневался, что именно сбросили), казался совсем не страшным, чуть ли не игрушечным.
Майор лег навзничь, смотрел в бездонную небесную синеву, и вдруг все будничные хлопоты — вишневая «Волга», квартира с хрустальными вазами, милицейский сержант на сельских улицах — показались мелкими и недостойными внимания.
Представил всадника-скифа, остановившегося на круче, и греческую галеру, идущую под высоким берегом в Ольвию, ведь и у тех людей были свои хлопоты, воевали, убивали, брали в плен, да забылось. Прошли степями скифы, сарматы, гунны, половцы, не осталось от них ничего, только курганы и каменные бабы в степи, а теперь на черноморском берегу стоят города и села, живут в них новые люди со своими хлопотами, счастьем и тревогами, под вечным небом, на берегу вечного моря, и неизвестно, может, лет через тысячу его, Хаблака, потомок подумает о нем так же, как он сейчас о скифе на крутом берегу...
И не являются ли его хлопоты со взрывом в аэропорту и вишневой «Волгой» совсем мизерными — пройдет время, и все забудется, а история складывается из более весомых и значительных событий, чем те, которыми он занимается, — песчинка на нескончаемом одесском пляже...
Хаблак погрузил лицо в воду, нырнул и поплыл в глубине с открытыми глазами. Совсем рядом — кажется, мог бы дотянуться рукой — играли рыбки, должно быть, ставрида. Хаблак попробовал поймать одну, конечно, безуспешно. Ему не хватило воздуха, вынырнул, набрал полные легкие и повернул к берегу, быстро и ритмично выбрасывая руки.
Берег приближался и вырастал — крутой, каменистый, суровый, — и Хаблак уже не думал о себе и своем деле уничижительно: время складывается из секунд, каждая из них исполнена смысла, и стоит ли хулить их?
В беседке у Биленко сидели трое мальчиков, двое приблизительно одного возраста, лет одиннадцати-двенадцати, а третий, вероятно, дошкольник, но, оказывается, уже закончил первый класс, о чем и сообщил не без гордости. И еще выяснилось, что эти трое вчера бежали к морю и сделали небольшой крюк, так как должны были нарезать в роще рогачей для рогаток, там наткнулись на вишневую «Волгу» и двух мужчин возле нее.
Сейчас мальчики сидели на старом, продавленном диванчике, доживающем свой век в беседке, и не без удивления смотрели на дядей, интересующихся почему-то такими мелочами, как «Волга» под акациями, — сколько «Волг», «Жигулей», «Москвичей» шныряет по приморскому шоссе и грунтовым дорогам, особенно теперь, в разгар курортного сезона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А Хаблак думал: эти трое мальчишек только вчера видели преступников, убийц, вчера утром, сейчас он расспросит их и, возможно, сразу выйдет на след.
Но потихоньку-полегоньку, чтоб не спугнуть удачу, чтоб не выпустить жар-птицу, которую уже держишь в руках...
Хаблак подвинул стул к диванчику, чтоб хорошо видеть лица мальчиков, и начал издалека:
— Для чего же вам так срочно понадобились рогатки?
Переглянулись, видно поражаясь недогадливости взрослого, внешне солидного и как будто разумного человека. Рыжий нестриженый мальчишка с задиристыми косоватыми глазами ответил:
— Да ворон стрелять или голубей. Их знаете сколько развелось!
— Тебя как зовут?
— Степаном.
— А за сколько шагов ты, Степа, попадаешь в голубя?
Глянул на друзей — если бы не было свидетелей, мог бы немного и приврать. А так постыдился и сказал правду:
— Ну шагов за пятнадцать.
— Хорошо, — похвалил Хаблак. — Глаз у тебя зоркий. От такого глаза ничто не спрячется. Так скажи мне, Стена, ты, конечно, запомнил номер той вишневой «Волги»?
— Я же не знал, что надо запоминать...
— А вы? — перевел взгляд Хаблак на других мальчишек.
Ровесник Степана тоже смутился под взглядом майора, а самый младший вдруг заявил уверенно:
— Не наша «Волга», не одесская.
— Почему? — не удержался от поспешного вопроса Хаблак. — Почему так считаешь? Видел номер?
Мальчик покачал головой и объяснил:
— Нет, задний номер полотенце закрывало. Багажник дядька поднял и полотенце повесил — на солнце, чтоб подсохло.
— А передний?
— Там не подлезешь. Ежевичные кусты, и машина впритык к ним стояла. Мотором...
— Откуда же знаешь, что не одесская?
— Техникой я интересуюсь...
— «Волги» и в Киеве и в Одессе совсем одинаковые.
— У нас другие талончики про техосмотр. Видели, на машинах частники лепят?..
— Видел, — подтвердил Хаблак, — на лобовом стекле.
— Точно. Только у нас в Одессе белый квадратик и цифры красные — тысяча девятьсот восемьдесят один, а на той «Волге» цифры были черные.
«Киевская!» Хаблак припомнил киевские частные машины. Да, в Киеве в этом году частники лепили белые квадратики с черными цифрами, в прошлом году — зеленые, а в этом — белые.
— Ты точно помнишь, что белый талончик? — переспросил. — С черными цифрами?
— Могу побожиться.
— Не надо, — Хаблак встретился глазами с Волошиным, тот давно все понял, майору показалось, даже подморгнул незаметно.
— Ну а дядьки возле «Волги»? — взял на себя инициативу Волошин. — Кто из вас запомнил их?
Рыжий Степан поднял руку, совсем как на уроке в школе.
— Я, — начал уверенно и немного оттер плечом меньшого, заметившего какой-то никому не нужный бумажный квадратик, и приезжие почему-то похвалили его за это. — Я точно видел, один стоял возле акации, такой высокий, в черном берете, с биноклем. И на дорогу смотрел.
— Хорошо, — подзадорил его Волошин, — кажется, ты как следует его запомнил. И этот дядька смотрел на дорогу в бинокль?
— Нет, бинокль в руке держал. Но для чего же бинокль, только чтоб смотреть.
— Это ты правильно заметил: бинокль, чтоб смотреть. Значит, дядька высокий? Худой или толстый?
— Здоровила! — наконец подал голос третий мальчуган, чернявый и курносый. — Высокий и здоровый, рубашка на нем с короткими рукавами, а мускулы!.. — Согнул руку, показывая какие. — Как у борца.
— Нет, он на боксера похож, — возразил Степан, — не на борца, а на боксера. На этого... — оглянулся на товарища, рассчитывая на поддержку. — Мы с тобой по телику видели, когда наши с американцами бились... Он судил как раз, говорили, бывший боксер, и фамилия его Энгибарян.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— На Энгибаряна? — сделал вид, что не поверил, Волошин. — Это почему же?
Степан подумал немного и ответил растерянно:
