анну, шестнадцать анн – рупию»), чехи вообще воспринимали как шутку. Для всех внутренних корпоративных нужд они перевели рупию в десятичную систему за долгие десятилетия до того, как правительство начало хотя бы рассматривать такую возможность.
Хареш, любивший порядок во всем, был только рад новой среде. Ему нравилось работать в хорошо организованном, хорошо освещенном и хорошо отлаженном цеху. Он твердо решил трудиться не покладая рук на благо компании.
Поскольку его сразу приняли на должность бригадира и поселили в квартале для руководства, среди рабочих, конечно, поползли слухи. После того как Хареш побывал в гостях у господина Кханделвала, народ принялся сплетничать с удвоенной силой. Первый слух заключался в том, что светлокожий, невысокий, хорошо одетый Хареш Кханна – на самом деле чех, по известным ему одному причинам строящий из себя индийца. Затем пошла молва, что он – будущий зять Кханделвала. Хареш даже не пытался опровергать эти слухи: в общении с рабочими они были ему только на руку.
В день, когда Хареша пригласили на чай в Калькутту, он ушел с работы на час раньше. У ворот огромного особняка на Театр-роуд – «Пражской резиденции», как ее называл народ, – Хареша церемонно поприветствовали охранники. Безупречный газон, пять машин под навесом (включая «остин-ширлайн», под колеса которого он решительно шагнул несколько дней назад), пальмы вдоль подъездной дорожки, сам особняк – все произвело на него впечатление (только покоробила одна пальма, посаженная чуть ближе остальных к дорожке).
Господин Кханделвал добродушно приветствовал его на хинди.
– Стало быть, вы теперь прагамен! Вот и славно. Очень рад.
– Все благодаря вашей доброте… – начал Хареш.
– Вы правы, – согласился господин Кханделвал, решив не умалять своих заслуг. – Моя доброта сыграла не последнюю роль. – Он засмеялся. – Эти сумасшедшие чехи отделались бы от вас, дай им волю. Проходите, проходите… Но ваши навыки и квалификация их добили. Мне рассказали про изготовленную вами пару. – Он опять засмеялся.
Хареша представили госпоже Кханделвал, потрясающе привлекательной женщине лет сорока в белом сари с золотой отделкой. Бриллиантовый гвоздик в носу, бриллиантовые серьги и очаровательная живая улыбка подчеркивали ее ослепительную красоту.
Несколько минут спустя она отправила Хареша чинить сломавшийся кран в уборной.
– Хорошо бы это сделать до прихода остальных гостей, – чарующе произнесла она. – Я слышала, вы – мастер на все руки.
Хареш был слегка озадачен, однако исполнил просьбу хозяйки дома. Она явно не пыталась проверить в деле его умения, как Павел Гавел, или силу собственной улыбки. Госпожа Кханделвал просто привыкла, что любые ее просьбы моментально исполняются. Когда ей нужно было что-то починить или наладить, она давала поручение первому попавшемуся под руку мужчине. Все прагамены индийского происхождения знали, что их в любой момент может призвать к себе Королева. Хареш не возражал; он любил, когда все работало исправно. Сняв пиджак, он пошел через огромный дом Кханделвалов за слугой, который привел его к капающему крану. По дороге он гадал, каких таких важных гостей ждут хозяева.
Тем временем гости уже ехали. Минакши была весьма воодушевлена: после невыносимой тоски, царившей в Брахмпуре, она радовалась калькуттской суете. Апарна стала немного сговорчивее, пожив насколько дней у бабушки, госпожи Чаттерджи (туда же ее отвезли и сегодня); даже на бестолкового Варуна Минакши глядела с нежностью после того, как нанюхалась детских запахов и насмотрелась на младенца, рудхийских родственников и дряхлых Майтр.
Вечер обещал быть прекрасным: сперва чай у Кханделвалов, затем две коктейльные вечеринки подряд (и встреча с Билли по крайней мере на одной из них – интересно, что он скажет, когда она со смехом сообщит ему новость?), потом ужин и танцы. Минакши было любопытно взглянуть на Кханделвалов, на их великолепный дом с пятью машинами и шестью собаками, а еще не терпелось увидеть выскочку-сапожника, положившего глаз на Латс.
Лужайки и цветочные клумбы Пражской резиденции произвели на нее приятное впечатление, хотя в это время года почти ничего не цвело. Госпожа Кханделвал была женщиной крайне своевольной: взбреди ей в голову перевезти из Лондона в Калькутту ботанические сады Кью, она не задумываясь отдала бы такой приказ.
Хареш успел надеть пиджак к тому моменту, когда его стали знакомить с высоким молодым джентльменом и его элегантной женой (оба почему-то поглядывали на него сверху вниз, и дело было явно не только в их высоком росте). Стоило ему услышать первые слова хозяина – «Арун Мера… из „Бентсена Прайса“», – как все встало на свои места. Да это же калькуттский брат Латы!
– Очень рад знакомству, – сказал Хареш, пожимая руку Аруна чуть крепче, чем привык.
То была его первая встреча с привилегированным индийцем – «коричневым сахибом». Прежде такие господа ему не попадались. Живя в Патиале, он порой задавался вопросом, с какой стати все суетятся вокруг какого-нибудь молодого человека из «Империал тобакко», «Шелл» или другой иностранной фирмы, временно поселившегося в городе или заехавшего на пару дней. Хареш не понимал, что в глазах обыкновенного торговца обувью подобный человек – представитель высшего общества, очень важная персона, компрадор, способный одним мановением руки вершить судьбы. По городу он непременно перемещался на автомобиле с личным водителем, а автомобиль с личным водителем в маленьком городе – само по себе чудо.
Арун в свою очередь думал про Хареша так: коротышка и наглец. Одевается вычурно. Много о себе мнит.
Вскоре все сели пить чай, и беседу завели женщины. Минакши отметила про себя, что розенталевский бело-золотой сервиз слишком уж хорошо сочетается с бело-золотым сари хозяйки дома. У богатеев вечно так: они во всем перегибают палку.
Минакши обвела взглядом комнату, чтобы сделать какой-нибудь комплимент хозяйке дома. Похвалить массивную мебель – слишком помпезную, на ее вкус, – она не могла, а вот японская гравюра на стене пришлась ей по душе: две изящные птички и какие-то иероглифы.
– Очень красивая картина, госпожа Кханделвал, – проворковала Минакши. – Откуда вы ее привезли?
– Из Японии. Господин Кханделвал ездил туда по работе…
– Из Индонезии, – поправил ее муж; японский коммерсант подарил ему эту картину на конференции в Джакарте, где господин Кханделвал выступал от индийского представительства «Праги».
Госпожа Кханделвал сверкнула на мужа глазами, и тот умолк.
– Я прекрасно знаю, откуда и что ты привозил, – проговорила госпожа Кханделвал.
– Да-да… – стушевался ее муж.
– Какая красивая мебель! – заметил Хареш, решив, что именно так ведутся светские беседы.
Минакши посмотрела на него, однако воздержалась от комментария.
Зато госпожа Кханделвал обратила на Хареша свой самый ласковый, самый обворожительный взгляд, ведь он подарил ей возможность рассказать то, чем она так хотела поделиться с гостями.
– В самом деле? – спросила она Хареша. –
