кошельком, из которого ты можешь черпать столько, сколько нужно. Все для нашей Семьи и Легиона”. И они потихоньку восстанавливали и Южную Базу, пострадавшую от обстрела, и набирали новых рекрутов. Вновь пополняли свой авиапарк. И Легион был опять реальной силой, правда, чтобы довести его до ума потребуется еще много сил и средств. Но там ведь есть О’Брайен, их новая надежда, которого уже все называли Святым Патриком. Легионером, который перенял все славные традиции, от старого поколения бойцов, и передавал их новобранцам. К тому же, у Ангеллы были на него определенные планы, и она бы хотела, чтобы он со временем, принимал все большее участие в судьбе Легиона, но на более высокой позиции. Чтобы, освободившись от влияния и интриг ее родственников, он мог оперативно выполнять свои миссии и разить врагов где бы они не находились. И они уже провели пару операций, и нашли главарей, а также истоки и остатки той банды, которую почти в полном составе нанял Кадавр. О’Брайен при помощи умелого руководства Гуннара провели две молниеносных операции, с хирургической точностью уничтожив все тех, кто участвовал в нападении на Северную Базу. И, конечно, на Южную.
А фотография геройски павшего Такахаси уже украшала Зал Славы в центральном офисе Легиона, а также в помещениях Северной и Южной Баз. Они все были там, рядом – Власта, Марсель, Толстый Джон, Такахаси и Закария. И легионерам казалось, что, когда смолкают все звуки вокруг, и становится тихо, фотографии оживают и поворачиваются к друг другу лицами. И все еще живые ветераны делятся своими впечатлениями и обсуждают свой последний бой. А другие их подначивают и не зло смеются, и подмигивают друг другу, а также тем легионерам, которым удается заметить тайную жизнь этих фотографий.
Что же касается бесчисленных богатств Моргана, то их поисками занимался Асраил, ставший еще более похожим на красиво стареющего джентльмена. Или аристократичного корсара, офицера с черной повязкой на одном глазу, который иногда промышляет пиратством и берет на абордаж роскошные галеоны и шхуны, перевозящие золото в своих трюмах. Он доставил капсулу с Кадавром на остров Моргана и с помощью Хранителя этого старого пройдохи, унесшегося в глубины космоса, подключил того в качестве питающего элемента к системе снабжения энергией всего острова и всей его инфраструктуры. Там же был устроен один из новых полигонов Легиона, и отряд бойцов и несколько инженеров и связистов со всем необходимым следили и за порядком, и за эфиром. А также испытывая время от времени новое очень эффективное оружие, которое для них разрабатывал тот, кого Асраил как-то назвал вивисектором. И там же дежурил Хранитель Асраила, вернее полевой хирург Легиона, который первым оказал необходимую и квалифицированную помощь Закарии, и буквально вытащил его с того света. Удивляясь то ли его живучести, то ли вмешательству высших сил. Выжить с такими-то ранами и повреждениями… И он смотрел в глаза Ангеллы и понимал, что она и спасла его, да и вообще, чему он удивлялся. Эти Неприкасаемые, они и сами порой могут творить чудеса. Хотя и не очень охотно.
Асраил был крайне успешным в своих изысканиях – на счета Семьи уже поступали гигантские суммы, но они абсолютно не трогали и не волновали Ангеллу. Все это пойдет на определенные цели, как говорила она, и в уме прикидывал, сколько можно направить на их благотворительные проекты, а сколько на Легион и развитие новых проектов и технологий, а также на институциональноеразвитиеСемьи.
Ее младший брат также привез ей с острова Моргана ту самую записную книжку, которая принадлежала их Великому Хранителю – Тигелю. И она часами разбиралась в этих записях, погружаясь в них с головой и забывала обо всем. Ну, почти обо всем.
Позже, тем же днем, их навестили Асраил и Гуннар, и они вчетвером сидели на лужайке перед особняком Гранж, и ужинали. Гуннар вернулся из поездки, во время которой он навещал одну из Баз Легиона, и по совету Ангеллы, присматривался к О’Брайену. “Толковый парнишка, надо бы его обучить на наших офицерских курсах”, решил он, понаблюдав за Патриком продолжительное время. А Асраил вернулся из Шотландии, откуда он привез несколько бутылок скотча и настоящего волынщика. Тот стоял перед ними и наигрывал разные мелодии, а Асраил тепло смотрел на него. Как он понял, ему было скучно без постоянного спутника, человека рядом с собой. Волынщик наигрывал гимн Легиона, и все погрузились в себя, а Асраил говорил Гранж, что только шотландцы умеют правильно носить килт. Та заинтересовалась этим предметом гардероба, или самим статным волынщиком, и Асраилу пришлось быстренько увести его, под продолжительные аплодисменты его родственников, которые расчувствовались от красивой вариации их гимна. Гранж все же не удержалась, и велела своей ассистентке щедро вознаградить этого видного мужчину, томно и многозначительно поглядывая на него.
Было тепло, спокойно и по-домашнему уютно, и вкусно. А вышколенные слуги Гранж неслышно обслуживали их. Сама хозяйка, светилась от гордости – ее очень радовал тот факт, что именно ее поместье Глава их Семьи выбрала своей временной резиденцией. Она также с радостью наблюдала безупречное знание этикета ее гостями и их аристократизм,и манеры были для нее как бальзам на душу. Жаль, что никто не видит, как блистательны, и в то же время просты ее гости. Они с Ангеллой уже переоделись и теперь выглядели как настоящие дамы. Только на Ангелле не было никаких украшений, и лишь ее выразительные и блестящие глаза производили невероятное впечатление и сверкали сильнее и ярче самых крупных бриллиантов. Вернее, отражали и концентрировали в себе свет, который исходил теперь от всех Неприкасаемых. Гранж по привычке не пожалела золота, платины и камней, но все эти украшения выглядели почти безупречно, и не очень раздражали Ангеллу и Асраила. Только временами они удивленно смотрели на декольте Гранж, вполне симпатичное, и видели тяжелый кулон на ее груди в виде золотого Тельца.
Да, Гранж изменилась и внешне, и словно успокоившись, и изменившись внутри, стала более достопочтенной и презентабельной, даже более породистой и эффектной дамой. Она изменила и свой стиль поведения, и на нее положительно влияла простота, но в то же время настоящая утонченность Ангеллы. Слетела с нее внешняя манерность и вульгарность, ее крикливость и сварливость, и она даже у зеркала отрабатывала этот не очень громкий, но пронзительный взгляд, в то же время лишенный излишней жестокости и лукавства. Она стала более домовитой и хозяйственной. Более открытой и чувственной. Ей пока не хватало вкуса, как она понимала, но и тут она следовала
