— Хотела вывести тебя из себя. Ненавижу всех твоих женщин!
— Каких это? — обалдел муж.
— Твоя Валентина приходила сегодня.
Декьярро заулыбался. Деметра никогда прежде не видела у него такого глупого лица.
— Что ты улыбаешься? — обиделась жена.
— Очень глупо выглядишь. Просто как дурак.
— Ну и что? — он пожал плечами и поцеловал ее.
А потом лег на нее и стал покрывать поцелуями.
— А-а-а! Я поняла. Ты так счастлив, что я тебя ревную. Я тебя ревную. Ты это хотел услышать? Доволен? Могу даже повторить. Миллион раз достаточно?
— Не надо. Я счастлив, что ты меня любишь. Да, я дурак. За такого дурака ты вышла. Не жалеешь?
— Нисколько. Я вышла за тебя замуж не потому, что хотела отомстить Дарио, как ты думаешь в данный момент.
— Отлично научилась читать мысли. Или я такой же примитивный, как он?
— Наверное. Но мне все равно. Я тебя люблю. Ты мой, понимаешь? Не чей-либо еще, только мой.
Декьярро продолжал улыбаться, как идиот.
— А сейчас ты чего улыбаешься? — грубовато спросила Деми.
— Счастлив, что ошибался.
— И в чем же, позволь узнать?
— Сегодня днем, когда я вернулся, твой домработник Серджо…
— Он и твой, если уж на то пошло, — попыталась возразить Деми.
— Именно твой, красивый, предусмотрительный, отлично следящий за всем, что происходит в доме, а особенно за тобой, домработник сообщил мне, что к тебе приходила Валентина…
— Она к тебе приходила! — возмущенно заявила Деметра.
— Ко мне приходила Валентина, — послушно повторил Декьярро.
— И тебе лестно, да? Что она тебя преследует, — прищурилась Деми.
— Мне лестно, любимая моя дурочка, что моя жена способна попытаться вывести меня из себя в то время, как сходит от ревности с ума сама. И для этого использует все доступные ей средства. В арсенале женского обольщения самое сильное оружие — короткая юбка. Ну, и густо накрашенные ресницы.
Он увидел, что она в ярости. И вошел в нее. Мужчины не умеют иначе просить прощения.
— Я тебя обожаю, — он закрыл ей рот поцелуем.
И очень крепко схватил ее за руки, чтобы у нее не было возможности ударить его.
— Ты хочешь дать мне пощечину потому, что я тебе небезразличен.
— Чертов психолог! — выругалась Деми.
— Я тебе нравлюсь. И ты бессильна что-либо сделать. Может, тебе и нравится Джордж, — он скривился, чем вызвал ее улыбку.
— Я даже допускаю, что тебе льстит его щенячья влюбленность, тьфу!
Деметра перестала злиться и рассмеялась.
— Его молодость, Ваша многолетняя дружба говорит в его пользу… Но по-настоящему тебе нравлюсь я!
— А ты, оказывается, умеешь собой гордиться! Нехорошо это, не находишь?
— Я это заслужил.
— Даже так! — удивилась жена.
— О, да! Как никто другой! Я потратил на завоевание самой прелестной женщины на свете 15 лет!
— Вообще-то, 1,5 года, — возразила Деми.
— Пятнадцать лет, прежде чем я услышал, что ты любишь меня, а не того, кем я хотел бы для тебя стать. Меня, между прочим, обижает название твоей книги.
— По-моему, оно самое подходящее.
— Входит, я самый обыкновенный притворщик?
— Обыкновенный? Ну, я бы так не сказала. Ты стремился стать именно таким, каким бы я хотела видеть идеального мужчину. Идеала не бывает, любимый. Но есть ты. И если бы тебя не было — мне пришлось бы тебя выдумать, разве ты забыл?
— О-о-о! Я это прекрасно помню! — он застонал, кончая.
— Пока я не услышал от тебя, что приходила Валентина, я страшно переживал, что тебя это больше не трогает.
— Ты хочешь, чтобы я ревновала к ней? — удивилась Деми.
— Я хочу, чтобы ты меня любила. Да, я боялся, что раз ты меня не ревнуешь, то и не любишь. Что действие гипноза закончилось и ты снова свободна… от моих чар. Я некрасивый, Деми, ты это знаешь. И я совсем ничего не стою.
— Какой же ты глупый! Ты определенно стоишь гораздо большего, чем ожидаешь. Так я тебе нравлюсь в короткой юбке? — она насмешливо улыбалась.
— Намерена мучить меня? — он поцеловал ее.
— Для этого ты и существуешь, — рассмеялась она.
— Именно этого я и боялся, когда женился. И влюбляться я вовсе не хотел. Да, вот такой я. Как все мужчины. Я устал притворяться. Я хочу просто жить. И безумно хочу, чтобы ты меня любила.
— Я тебя люблю, — она поцеловала его.
Часть 3 Ящик Пандоры
Глава 1
Пандора Гертруда Римини стояла перед большим зеркалом в прихожей. Она критически рассматривала себя. Рост 172 см (на 1 см ниже матери), длинные светлые волосы, карие глаза с прищуром, еле заметная ямочка на подбородке. Копия своего отца. И что-то еле уловимое в лице от матери. Фотографии схватывали сходство с матерью намного сильнее. Некрасивой ее нельзя было назвать. И красивой тоже. Характер был у нее непростой. Она была педантична до мозга костей, до абсурда аккуратна, требовательна к себе и к другим и при этом безукоризненно вежлива, умна, независима и коммуникабельна. Она походила на отца, Одетту, вторую бабушку. На всех родственников, кроме матери. Ее это не беспокоило. Со стороны казалось, что она вообще не любила мать. Она любила себя и порядок. Все остальные его нарушали. Люди рождаются, чтобы приносить в мир хаос — это общеизвестная истина.
В школе Пандора занималась танцами. Но она не стала профессиональной танцовщицей. Она каталась на коньках, лыжах, играла на гитаре, рисовала, вышивала, лепила, шила, каталась на скейте… Ее мать, Деметру, беспокоило то, что она быстро вдохновляется каким-то занятием, вспыхивает и тут же остывает. Цельная натура, по ее мнению, не может быть такой переменчивой. Декьярро велел жене оставить их старшую дочь в покое. По его мнению, она сама должна была найти себе место в жизни.
Пандоре исполнялось сегодня 18 лет. В прошлом году она окончила школу и поступила на юридический факультет Экономического университета. Там было больше юношей, чем девушек. Пандора многим из парней нравилась, но ей никто не был интересен. Мужчины приносят только проблемы, без них жить значительно легче — так считала она. Из общительной, энергичной, живой, веселой и достаточно агрессивной девчонки Пандора превратилась в сдержанную, закрытую, самодостаточную и уверенную в себе девушку.
— Теперь она напоминает мне тебя, — улыбался Декьярро.
— Разве я такая вот? — с обидой спрашивала Деметра.
— Да, именно такая. Если ты чего-то хочешь — ты идешь к цели напролом. Когда твоей целью был Дарио — ты даже не задумывалась о том, что он тебе совершенно не подходит…
— Вечно этот тщеславный и пустой ловелас, — устало отмахнулась Деметра.
— Теперь ты так о нем думаешь? — изумленно посмотрел на нее муж.
— Я всегда так о нем думала. С первого дня я считаю его никчемным и пустым. Можешь спросить об этом у моей мамы — она подтвердит.
— Обязательно спрошу. Вдруг Вы не успели договориться? — он улыбнулся.
— А когда твоей целью внезапно стал я…
— Я полетела за тобой в Вашингтон. Ну и что? Это ни о чем не говорит. Все девушки наивны, когда влюблены. Именно наивность и дает им силы для сумасбродных поступков. Моя дочь…
— Наша дочь, дорогая, такая же независимая. Но она, как ей кажется, не зависит от мужчин, — он рассмеялся.
— Почему ты смеешься? Ты не веришь, что женщина может существовать без мужчины? Я и сейчас помню, как ты сказал мне, что женщинам и заняться-то нечем, кроме влюбленности.
— Как хорошо ты помнишь первый день нашего знакомства!
— Я вообще многое помню… о нас с тобой. Наши встречи, наши разговоры, твои советы. И мне дороги эти воспоминания. Но ты не ответил мне.
— Пандора непременно кого-нибудь встретит на своем пути. Если она будет бегать от него — он станет настойчивее и покорит ее. Она сексуальная.
— Это в тебя. Я в этом плане — полный ноль.
— Ты заблуждаешься. Но это и к лучшему!
— Вот спасибо!
— Я и так места себе не нахожу, весь на нервах, каждую секунду боюсь выпустить тебя из своего поля зрения… Зачем мне еще убеждать тебя в том, что прелестнее и сексуальнее тебя нет никого на свете?
— Милый ты, любимый мой. И тебе очень идет… рисоваться.
— Лучше, чем Дарио?
— Намного лучше. Честное слово.
— А его поцелуи? Я ведь научился… Ну, я могу теперь с ним сравниться?
Деметру так растрогал этот вопрос, что на глазах у нее появились слезы. Он любит ее, беспокоится до сих пор, что она может спустя столько лет вспоминать о сиюминутном удовольствии, которое много лет назад подарил ей совершенно посторонний мужчина.
— Я не помню, как он целовал меня. Совершенно ничего уже о нем не помню. Я не могу вспомнить даже чувств, которые он вызывал во мне когда-то. И поцелуи его выветрились из моей памяти.
Декьярро, конечно, не мог до конца поверить ей. Но он был благодарен ей за эти слова, эту ложь во спасение, эту попытку сделать ему приятное.
