Троцкий встречался с некоторыми делегатами, а с двумя из них — супругами Альфредом и Маргаритой Росмер, прибывшими из Франции, — у него возобновились дружеские отношения, установленные еще в Париже во время мировой войны, которые будут продолжаться в следующие два десятилетия, вплоть до гибели Троцкого, несмотря на то, что политически они встанут на разные позиции.
Именно с подачи Росмеров Лев Давидович послал 5 июня 1921 года возмущенное письмо Ленину о том, как отвратительно идет подготовка конгресса, в каком неблагоприятном положении оказываются делегаты, которые «лишены самых минимальных жизненных удобств». В письме говорилось: «Приезжающие делегаты получают сразу же ужасающее представление о наших порядках. Самое возмутительное — это грубое невнимание к приезжающим товарищам. На постелях нет матрацев, подушек, нет умывальников».[849]
Доклад и заключительное слово Троцкого[850] делегаты встретили бурей восторга, хотя в нем было сказано немало нелицеприятного по адресу некоторых компартий и их деятелей, в частности по адресу группировок в германской партии, как правой во главе с Паулем Леви, так и левой во главе с Августом Тальгеймером. Подчеркивалось, что в соотношении сил на мировой арене произошли изменения, темпы революции замедлились, а буржуазия начала наступление на рабочий класс.
Иначе говоря, Троцкий занимал осторожную позицию. Его главная задача состояла в том, чтобы не оттолкнуть от компартии ни правых, ни левых, а действия напоминали объединительную тактику, которой он придерживался после революции 1905–1907 годов. По мнению Троцкого, важно было сохранить единство, а уж затем добиваться курса, соответствующего его позициям. Сохраняя веру в европейскую революцию в недалеком будущем, Троцкий приближался к мысли, что главная задача компартий должна состоять в выполнении воли советских руководителей, в защите их интересов за рубежом, включая использование самых неприглядных методов. Но в отличие от некоторых лидеров РКП(б), в частности Сталина, Троцкий балансировал между внутренними и международными задачами, тогда как Сталин и близкие к нему деятели рассматривали Коминтерн исключительно как подсобный инструмент власти.
Не отказываясь от идеи перманентной революции, Троцкий отодвигал ее на задний план. Скорее всего, именно по этой причине он не был активен в программной комиссии Коминтерна, куда был включен вместе с Лениным, Зиновьевым, Бухариным и рядом зарубежных коммунистов.[851] Троцкий не выступал и, видимо, не участвовал в первом заседании этой комиссии 28 июня.[852]
На IV конгрессе Интернационала (ноябрь — декабрь 1922 года) Троцкий произнес доклад о новой экономической политике и перспективах мировой революции.[853] Каких-либо новых соображений в докладе не было; главное его содержание — плодотворность нэпа и смешанной экономики, а также умеренно оптимистическая оценка революционных перспектив в Европе.
На этом конгрессе дискуссии и разногласия между фракциями и группами в компартиях усилились. Дело доходило до прямых расколов и исключений. Особенно трудная ситуация сложилась во французской партии, раздираемой противоречиями по вопросам об отношении к социалистам, о профсоюзах, о курсе представителя партии в Исполкоме Коминтерна Бориса Суварина. Съезд партии, состоявшийся в октябре, оставил все противоречия в «подвешенном состоянии» и передал их на решение Интернационала.
Для выработки позиции по вопросу о положении во французской партии конгресс образовал комиссию, в которую вошел Троцкий. Не будучи формально ее главой (председателя не выбирали), он фактически ее возглавил.[854]22 ноября Троцкий поделился своими соображениями с Зиновьевым.[855] Письмо откровенно свидетельствовало, какими методами руководил Интернационал отдельными партиями, которые со времени II конгресса именовались его секциями. «Создавать ли на конгрессе официально новый центральный комитет французской коммунистической партии?» — ставил вопрос Лев Давидович, озабоченный не существом дела — вмешательством в дела одной из партий, в то время самой крупной в Коминтерне, а только тем, к каким последствиям это приведет. Троцкий опасался, как бы столь кардинальное решение не имело своим результатом разрыв французских коммунистов с Коминтерном. Он предлагал, чтобы конгресс принял рекомендательное решение, означавшее, что «нынешний центристский ЦК просуществует еще некоторое время в качестве руководящего органа партии». В результате по докладу Троцкого 1 декабря[856] конгресс решил, что в ЦК ФКП и в его Политбюро должны быть пропорционально представлены все фракции.[857]
Казалось, ничто не предвещало новой революционной бури. Но с самого начала 1923 года развернулись события, которые многие деятели Коминтерна оценили как начало европейской революции.
События происходили в центре Европы — в Германии, правительства которой, особенно правительство во главе с Вильгельмом Куно, образованное в ноябре 1922 года, саботировали выплату репараций, установленных на основе Версальского мира. Французские власти угрожали Германии оккупацией. В этих условиях правительство Куно попыталось прощупать, возможна ли поддержка России в случае, если вторжение произойдет. 22 декабря 1922 года посол Германии в Москве Ульрих Брокдорф-Рантцау встретился с Троцким и поставил вопрос, как правительство СССР относится к военному шантажу Франции. Посол так записал его ответ: «В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство… Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся безучастными, мы не можем этого потерпеть и вступимся!»[858] Троцкий, таким образом, провоцировал германских правителей, хотя это еще отнюдь не означало, что СССР непосредственно вмешается в случае военного конфликта.
События; однако, развертывались непредсказуемым образом.
Одиннадцатого января 1923 года Рурская область — промышленное сердце Германии — была оккупирована войсками Франции и Бельгии. Таким путем французское правительство (Бельгия играла вспомогательную роль) стремилось добиться исправной уплаты репараций. Правительство Куно решило противодействовать, объявив «пассивное сопротивление». Предприятия оккупированной области прекратили работу. Вслед за этим в стране начался тяжелейший кризис. Развернулись массовые забастовки, полиция стреляла по уличным шествиям. В августе Куно ушел в отставку. Новое правительство во главе с Густавом Штреземаном взяло курс на мирное разрешение конфликта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
