– Чего вы не покрасите крыло? – спросил Скорик.
– Краску не могу достать. В одном месте предлагали, так запросили столько, что я взопрел. Я подфарник вон две недели назад только поставил, на барахолке купил…
Машина была старая, что-то в ней лязгало, хрипело, скрипело, пока она не завелась, но в конце концов поехали…
К концу дня Скорик успел многое: Агеев указал место на шоссе, где столкнулся с Назаркевичем, оно точно совпало с тем, которое указал Назаркевич в начале следствия, когда Джума и Скорик возили его туда; уломал знакомого следователя военной прокуратуры дозвониться в РЛС в Кубовичи и постараться проверить, был ли там Агеев 16-го июня и в котором часу уехал; коллега дозванивался два часа и час выяснял простой, казалось, вопрос, но ответа добился: майор Агеев приехал на РЛС на своей машине "Москвич-408" утром 15-го июня, ночевал, а в семь утра 16-го отбыл домой.
Все это Скорик сообщил Щербе и положил ему на стол протокол допроса Агеева. Прочитав, Щерба, как ни в чем не бывало, произнес:
– Очень хорошо. У Назаркевича алиби.
Скорик опешил: что тут хорошего, дело-то рухнуло! И не удержавшись, язвительно спросил:
– Вы ждали этого, Михаил Михайлович?
Щерба пропустил мимо ушей. Помолчав, Скорик запустил пробный шар:
– Будем изменять меру пресечения Назаркевичу? Подписка о невыезде?
– Выпускать его надо, Виктор Борисович. На все четыре стороны, ко всем чертям! – шумно выдохнул Щерба. – Понимаю, не хочется вам с ним расставаться. Признаюсь, мне тоже. Однако… У меня на заднице уже мозоли – столько я получил за всю жизнь пинков. У вас еще свеженькая кожа, поэтому вам придется подставить свою задницу. А если не желаете, то сделайте следующее: выносите постановление, пойдем к шефу, он плюнет, мы утремся. Сегодня пятница. Человеку выйти из тюрьмы приятно вообще, а в субботу тем более. Так мне почему-то кажется. И поезжайте завтра утром раненько в СИЗО, выводите оттуда Назаркевича за белы ручки на свободу. Если захотите – извинитесь. Не захотите – так и будет. Нашему правосудию не впервой…
Скорик, ни слова не сказав, отправился сочинять постановление.
38
Утром за мной заехали жена Назаркевича и ее брат на его машине и мы отправились к тюрьме. Когда мы вывернули из-за угла, я издали увидел Назаркевича и Скорика. Я сказал водителю:
– Остановите, пожалуйста, здесь, не надо близко подъезжать, подождем.
Скорик что-то говорил Назаркевичу, разводил руками. Назаркевич молчал. Потом Скорик ушел и мы подъехали. Назаркевич был странен молчалив, неулыбчив, никакой радости, словно вышел не из тюрьмы, а из ателье, где ему сшили неудачно костюм. Когда уселись в машину, он оглянулся на трехэтажный серо-зеленого цвета дом и спросил:
– Кого они теперь загонят сюда вместо меня?
– Это их дело, – коротко ответил я.
Всю дорогу жена его, сидевшая на переднем кресле, полуобернувшись, смотрела на мужа, улыбалась ему, а он иногда прикрывал глаза, кивал ей.
Когда подъехали к их дому и вышли, прощаясь, я сказал Назаркевичу:
– Сергей Матвеевич, я жду вас в понедельник в юрконсультации. Лучше во второй половине дня.
– Зачем?
– Закончим все формальности.
Он пожал плечами.
– Сергей Матвеевич, – решился я, – вы не могли бы все-таки вспомнить, кто из ваших знакомых знал, что одна дверца машины у вас не закрывается?
– Это еще зачем? – поморщился он. – Ну знало два-три человека.
– А кто именно?
– Не помню.
– А если очень понадобится, вы сможете вспомнить?
– Ни к чему это уже! – он нетерпеливо оглянулся на жену и шурина, ждавших на крыльце. – Извините, я устал. Спасибо вам. До свидания…
В четверть десятого утра Джума Агрба позвонил в ювелирную мастерскую, попросил позвать к телефону Корольца, но завмастерской сказал, что Королец на работу не вышел. Обеспокоившись, Джума поехал к нему домой. Дверь открыла старая женщина, как выяснилось мать "Пробы".
– Мне Евгения Дмитриевича, – сказал Агрба.
– А его нет, уехал. Да вы проходите.
– Когда? Куда?
– Сегодня, у него самолет ранишний. А вы откуда?
– Из милиции. Кое-что хотел выяснить. Что же он так срочно и куда?
– В отпуск, он еще неделю назад говорил, что хочет в отпуск. Улетел в Калмыкию к приятелю.
– Далековато… С женой?
– Нет, один. Зина в командировке, ее начальство не отпускало. А они так завсегда вместе в Сочах отдыхают. В этот раз не получилось.
– В котором часу его самолет? Номер рейса не знаете?
– Номеров не знаю, не говорил он. Ушел рано, половина восьмого была.
– Скажите, а дома он какие-нибудь работы делал? Он же специалист, говорят.
– А как же! У него и мастерская маленькая при дому.
– Мне необходимо ее осмотреть.
– Вы правда из милиции? А что случилось-то? Женя мой непьющий, спокойный, – заволновалась старуха.
– Ничего особенного не случилось, небольшая проверка, а то, что он непьющий, это хорошо. Вы вашего участкового знаете?
– Несколько раз видала, когда он соседа, Володьку Усова, урезонивал за водку.
– Вот я и пришел с вашим участковым. Он во дворе ждет. Так как нам пройти в мастерскую?
Она нашла ключ и повела Агрбу в полуподвал. Джума успел по дороге сказать участковому, чтоб тот обеспечил понятых.
Мастерская была крохотная, наверное метра два на два, небольшая кафельная печь, стол, покрытый оргстеклом, над ним лампа от кульмана, идеальный порядок, все убрано, в ящиках стола в коробках инструмент пинцеты, молоточки, надфели, паяльник, спиртовка, матрицы, разные приспособления. Нигде никакой металлической пыли. Джума понял, что хозяин очень постарался во время уборки. Щечки ручных и стационарных тисочков, наковаленки – тщательно протерты. Но Агрба знал, что эксперты, исследуя рубчатые щечки тисков, найдут микрочастицы металла в какой-нибудь выемке. Если, конечно, он там есть…
Делать тут было больше нечего. Изъяв в присутствии понятых тиски, опечатав мастерскую, Джума поехал в управление…
Почти сорок минут он названивал по разным телефонам в аэропорт. Выяснил: прямого рейса на Элисту нет. Туда можно добраться из Москвы, но оба борта на Москву уже ушли: один в четыре пятьдесят утра, второй в восемь тридцать. Сейчас одиннадцать сорок. Если "Проба" улетел вторым, то он уже во Внуково. Но откуда и когда летают из Москвы на Элисту: из Внуково или из Домодедово, узнать Джуме не удалось, машина не работала, связи с Москвой не было. Еще на Элисту удобно лететь из Ростова-на-Дону, из Волгограда и Ставрополя. Но ростовский и волгоградский борты уже ушли рано утром, ставропольский улетает в шестнадцать с минутами; вряд ли "Проба" отправился из дому с вещами в половине восьмого утра, если собирался улетать ставропольским почти в конце дня. Конечно, можно дать шифрограмму в линейный отдел аэропорта Элисты, но Джума не верил в эту затею, вроде шутя, он отмахнулся: "Вы, ребята, теперь самостоятельно-независимые, суверенные, так что решайте свои проблемы суверенно, у нас своего говна по горло"… Проценко, конечно, запустит "Пробу" во всесоюзный розыск… А куда деваться?..
Он подошел к окну, отодвинул шторку, внизу во дворе два милиционера разбортировали скат, "уазик" стоял на домкрате. Джума не успел закурить, только достал пачку сигарет из кармана, как зазвонил телефон.
– Слушаю. Майор Агрба.
Откуда-то издалека сквозь потрескивание и шуршание донесся голос:
– Товарищ майор, "Вольво" на подходе.
– Вы где? Откуда звоните?
– С заправочной на Богучаровском шоссе.
– А он?
– Тут же. Стал в очередь. Куда-то из будки звонил.
– Очередь большая?
– Минут сорок простоит.
– Ждите и следуйте за ним. Я перехвачу вас у въезда на Гоголевскую, у памятника танкистам.
– Все ясно.
– Смотрите, не упустите…
Джума прикинул: "От заправки до танка-памятника девять километров; пока поляк заправится, доедет, успею".
Он быстро вышел из кабинета.
Тадеуш Бронич ехал уже по городу, его серая "Вольво" осторожно обгоняла идущий впереди транспорт. Все складывалось хорошо, человек, которому он позвонил с заправочной, ждет, он заскочит к нему минут на десять-пятнадцать, надо рассчитаться, уплатить, потом – в Дольницкий лес забрать из тайника кадмиево-никелевые плиты, аккуратно уложить их в другой тайник – под машиной и – домой. Дом уже рукой подать, через два часа будет на границе! Это радостное нетерпение передалось в ногу и, чуть-чуть шевельнув ею на акселераторе, он почувствовал, как двигатель, словно поймав этот сигнал, прибавил обороты.
Для этого дела Проценко расщедрился, дал свою служебную "Волгу", и Джума, сидя рядом с водителем, приклеивался взглядом к серой "Вольво", шедшей через три машины впереди. На заднем сидении за спиной Джумы вольготно устроился коллега-оперативник.
