Каждый день нес перемены к лучшему в состоянии Адриана. Старший брат никогда не упоминал о событиях той страшной ночи. Казалось, он все забыл. Однако Флорис в этом сомневался: нередко брат впадал в черную меланхолию, и ничто не могло развеять его. Флорис прекрасно понимал его состояние, ибо сам пережил нечто подобное, когда узнал, что его любовь к Елизавете проклята. Он окружил брата нежной заботой и расставался с ним только затем, чтобы пойти во дворец, дабы исполнить свои обязанности «мандарина с хрустальным шаром» в Таи Хо Тиан или отправиться с Киен-Лонгом на нескончаемую охоту на леопарда.
— Для варвара ты необычайно храбр… — удивился император, увидев, как Флорис с одним лишь кинжалом бросился на леопарда. Молодой человек про себя подумал, что когда-то он знал одну пантеру в женском обличье, и та была куда опасней… Юлия Менгден, неужели она тоже умерла? Внутренний голос шептал Флорису, что ему еще доведется встретить это коварное создание на своем пути, и тогда он сможет утолить свою жажду мести.
«Много ли мандаринов на службе у твоего короля? Каковы их развлечения? Что есть твой народ? Где содержатся женщины? У вас их прячут так же, как и здесь? Добродетельны ли они?» — Киен-Лонг задавал Флорису тысячи вопросов. Рассказы о Версальском дворе завораживали его. Он без конца расспрашивал Флориса о жизни в Париже и в Петербурге. Киен-Лонг жадно стремился все познать и обо всем узнать. Флорис был восхищен ученостью юного императора. Надо ли говорить, что Жорж-Альбер получил привилегию присутствовать на всех пирах, равно как и право хвастаться, что его ласкала рука самого Сына Неба. Но следует признаться, что Жорж-Альбер несколько избаловался и принимал все оказываемые ему земные почести как должное.
Наконец, после длительного выздоровления Адриан смог предстать перед императором. Юный властелин окинул своим острым взором бледное исхудавшее лицо молодого человека. Только сейчас Флорис внезапно почувствовал, насколько велико сходство Адриана с Голубым Драконом.
— Ты можешь гордиться, Ад-иан, твой отец был доблестным воином и великим полководцем. Я отдаю тебе его титул и его богатства.
— Ваше величество осыпает нас благодеяниями, я с радостью сохраню это почетное звание, как бесценный дар императора, но смиренно умоляю раздать бедным имущество Голубого Дракона, как он наверняка того желал, — произнес Адриан, гордо вскидывая голову.
Одной фразой Киен-Лонг излечил множество ран.
«Твой отец был доблестным воином… великим полководцем…»
Адриану де Вильнев-Карамей не придется больше стыдиться своего отца.
Спустя несколько дней император Китая сдержал обещание, данное Флорису. Грациозная флейта — парусное транспортное судно, пригодное, в случае необходимости, и для ведения боевых действий, с голландским флагом на мачте вошла в порт Тун-Ку. На корме были сложены многочисленные дары, которые Киен-Лонг посылал королю Людовику XV через посредство его двух варварских посланников. Последние, стоя в капитанской рубке, наблюдали за маневрами судна. Приказания капитана с лицом цвета пурпурного тюльпана были кратки, точны и безапелляционны, словно он находился на рейде родного Амстердама.
— Крепите концы, господин Ганс.
— Поднять бом-брамсель.
— Опустите бушприт.
— Ставьте паруса на фок-мачте.
Флорис и Адриан любили море. Они помнили, как еще совсем детьми плыли на португальской галере. Сколько дорог пройдено с тех пор!
Флорис покровительственно обнял брата за плечи. Адриан печально улыбнулся, взор его затуманился. Флорис понял, что он вглядывается в даль, чтобы еще раз увидеть тонкий беломраморный обелиск, установленный в Пекине в тенистом саду миссии.
— Да будет благословен святой Иосиф и все архангелы рая! Наконец-то мы возвращаемся домой! — воскликнул Грегуар, ступив на палубу и тотчас же споткнувшись о бухту канатов.
— Ах, черт побери, друзья мои, в эту зиму нам будет очень не хватать вас, мы успели привязаться к вам… Возвращайтесь навестить нас, если ехать через Суматру, Сингалу[48] и мыс Бурь[49], то дорога не займет у вас много времени. Поверьте мне, я хорошо изучил все пути, ведущие сюда. Сам я собираюсь пожить здесь еще лет двенадцать, а потом, даю слово иезуита, вернусь в свои родные края, в Берри, — прокричал отец дю Бокаж, спускаясь в джонку, которая должна была доставить его на берег. Преподобный отец даже не пытался скрыть слез.
— Прощай, наш верный товарищ по каторге, — прошептал Федор, крепко прижимая к себе ничтожную часть Маленькой Мышки.
Благодаря прекрасной кухне отцов-иезуитов монголка еще больше растолстела. Святые отцы заставили влюбленных пообещать прекратить сожительствовать в смертном грехе, за который на страшном суде их обрекут вечно гореть в адском пламени. Но Федор, как истинный православный, и Маленькая Мышка, как несгибаемая буддистка, отказались от католического благословения. Тогда иезуиты нашли компромисс: протестанский капитан пообещал обвенчать их в открытом море. Жорж-Альбер, взобравшись на марсель, с высоты наблюдал за маневрами судна. Резкий порыв ветра сшиб его с избранного насеста. Зевнув, зверек направился в трюм, где хранились бутылки с вином, дабы утолить страшную жажду, разыгравшуюся, несомненно, из-за свежего морского ветра. Ли Кан, поклявшийся «хвостом добродетельного единорога, что он больше никогда не покинет Китай», тем не менее решил, что Счастье Дня без него не обойдется, и третий раз за всю жизнь, пытаясь сохранить равновесие при помощи своей косички, ступил на шаткую палубу корабля; теперь ему тоже не терпелось уехать.
Флейта, надувая паруса, взяла курс по ветру. Судно лавировало, стремясь поскорее выйти в глубоководный залив.
Неожиданно у Флориса сжалось сердце: ему было жаль расставаться с Китаем.
— Адриан, неужели нам вечно суждено скитаться, не зная толком, где находится наш дом, неужели мы всегда будем стремиться вперед, падать и выбираться из-под обломков?
— Флорис, нам суждено быть навеки вместе.
Да, уверенность в этом была тем единственным сокровищем, которое дало старшему брату силы вновь полюбить жизнь.
Флорис отбросил назад свои смоляные кудри и вгляделся в зеленоватую полоску горизонта. Где-то там, далеко-далеко, в самом конце его ждала Франция и… юная девушка. Губы его невольно прошептали: «Батистина…»
Только сейчас Адриан вспомнил о страшной клятве, вырванной умирающим у его брата. Сердце его тревожно забилось: «Смогут ли договориться двое неистовых — Флорис и Батистина?»
Внимание!
