Знаешь, я ведь никогда не знала насколько важно успеть. Просто успеть жить. Вовремя сказанное слово, объятие, признание или чувство… Все это мне не знакомо. Нет. С заядлым рвением я втискивалась в жесткие рамки – «нельзя, не сейчас, не сегодня».
Я многое тебе не сказала, Ян. Не сказала самое главное. И если ты читаешь это письмо, то уже и не смогу сказать.
Прости меня.
Я так привыкла тебя обвинять во всех своих бедах, что не заметила самого главного – во всем виновата только я. Мне очень хочется, чтобы это письмо никогда не пришло к тебе, чтобы я сама лично смогла сказать все, что нужно, но…
Прости меня, Ян. Я подвела тебя. Не справилась. Во мне нет столько силы. Ты переоценил мои возможности. Ты всегда считал меня лучше, чем я была. Хотя ни разу об этом не сказал, но я догадывалась.
Я воровка утерянных жизней.
Жизнь настолько эфемерная и хрупкая штука, что никогда не замечаешь, как она утекает сквозь пальцы. Не замечаешь до того момента, пока последняя капля не зависнет на пучке безымянного, вспузырится блесткой, подмигнет и… исчезнет…
Прости, что так и не позволила нам быть вместе…»
Закончив набирать текст, я ввела необходимый адрес и нажала кнопку отправления. Как только диалоговое окно сообщило, что письмо отправлено адресату, вздохнула с облегчением. Утерев слезы, отдала телефон подоспевшему Владу. Он выглядел обеспокоенным и виноватым.
– Не надо, – предупредила я. – Не хочу больше об этом думать. Долго еще ждать?
– Как только луна достигнет пика небосклона, начнется ритуал. Уже скоро.
– Хорошо, – выдохнула я.
На сердце было легко, хоть и тоскливо.
По пещере разносился равномерный гул от голосов нескольких десятков жнецов, что застыли по периметру большого круга. Они пели на странном и грубом языке. Мне казалось, что сквозь тень, которую откидывали на лица их глубокие капюшоны, я видела хищный блеск превдкушения в глазах. На самом деле, лиц не было видно, а глаз тем более. В центре круга, находилось всего двое, не считая множества насекомых. Я и Демьян.
Мне было приказано стоять на коленях, умостившись на жертвеннике. А Демьян, словно коршун, носился вокруг камня и совершал необходимые для обряда манипуляции.
– Кто-нибудь снимите с нее эту побрякушку, – вспомнились недовольные слова, которые он произнес перед началом ритуала. – А, ты уже сама сняла? Молодец.
Я склонила голову и посмотрела на грудь, в ложбинку которой как раз утыкался кончик моего амулета. Он был на месте, но, казалось, Демьян его не видел. Убеждать в обратном я его не стала. Мало ли…
Сначала ничего не происходило. Демьян махал руками, чертил в воздухе какие-то знаки, жнецы монотонно пели. Я молча наблюдала за всем этим со своего «насеста». Когда же меня настигла мысль, что весь этот ритуал Пробуждения на самом деле липовый и ничего страшного мне не грозит – накрыла первая волна жгучей боли.
Воздух собрался вокруг меня в маленькое торнадо, он образовал плотный кокон вокруг кожи, обдавая ее холодом. Легкие жгло от невозможности вдохнуть, глаза слезились, а паника устойчиво и решительно подбиралась к горлу.
Торнадо просочилось в меня, точно нашло лазейку и я, наконец, смогла натужно, с хрипом вдохнуть.
Счастье длилось мгновенье.
Фонтанчики воды появились из ниоткуда и взметнулись вверх, оплетая мое тело, словно живые лианы. Вода пыталась проникнуть внутрь меня через нос, рот, уши. Я захлебывалась, глотая. Невыносимый звон стоял в голове, точно извещая о том, что она готова лопнуть от перенапряжения. Испытание водой прекратилось прежде, чем мое сердце перестало бы биться.
Отплевываясь от воды, я вытирала мокрое лицо ладонями, чтобы рассмотреть, что происходило вокруг. Монотонный гул превратился в настоящий громкий вой. Жнецы покачивались, вознеся руки вверх и запрокинув головы, словно в трансе. Огни свечей удлинились и напоминали теперь настоящие языки прожорливого пламени.
Лицо Демьяна застыло звериной маской.
Не успела я перевести дух, как третья волна боли скрутила желудок в узел. Руки и ноги налились такой свинцовой усталостью, что напоминали мне безвольные плети. Пошевелиться я не могла. Даже закричать возможности не было. Грудь сдавило какой-то невидимой тяжестью, точно на меня взвалили железобетонный блок, а в нос ударил стойкий запах земли. Не знаю, как долго это продолжалось.
Со свистом третья волна боли схлынула, чтобы тут же уступить место четвертой. Позвоночник обожгло пламенем. Оно было повсюду. Облизывало кожу лица, шеи, предплечий, спускалось к животу и обхватывало ноги. Я горела заживо, словно спичка. Запах паленой кожи и волос бил в нос, едкий дым спускался по горлу и вызывал приступы кашля. Язычки пламени, словно разноцветные искры плясали перед глазами. Мне хотелось разорвать на себе кожу, чтобы освободиться и умереть. Завыть в голос так громко и надрывно, чтобы волосы встали дыбом у всех, кто услышит. Но тело застыло послушным изваянием, а голос не подчинялся.
Когда мне показалось, что эта агония никогда не прекратится, пламя исчезло, принеся за собой неимоверное облегчение.
Я со страхом ощупало свое лицо, но никаких повреждений на нем не осталось. Даже ни одного ожога!
– Я знал, что ты придешь, – довольно сказал Демьян, поворачиваясь в сторону. За его спиной я не видела, к кому он обращался, да и сейчас это не было столь важно.
Мысли разбегались, внутри тела творились некие метаморфозы. Я чувствовала себя переполненной чем-то новым до краев. От всего творившегося ранее с моим телом не могла справиться с шоком. Хотелось ущипнуть себя до боли, чтобы удостовериться, что все это не дурной сон.
– Раз пришел, то заверши обряд, – приказал Демьян, отступая немного от жертвенника. – Смелее.
Мужчина вышел из общего круга и твердым шагом направился ко мне. Когда он остановился и опустил капюшон, открыв лицо, я еле сдержала крик. Прямо передо мной стоял… Ян. Его глаза сверкали синим пламенем и, как только он вытянул немного вперед руки – в ладонях прямо из воздуха появился длинный, искривленный полумесяцем, кинжал.
Глава 37
Держи меня крепче
Терпение не считалось благодетелью Кенгерлинского. После прошедшего часа, когда минутная стрелка издевательски медленно двигалась по циферблату, он это понял отчетливо, как никогда.
Время играло с ним злую шутку. Заняв выгодную позицию для наблюдения недалеко от поселения жнецов, Ян испытывал ни с чем несравнимую пытку. Ему было мучительно даже осознание того, что он находился слишком близко к Даше, но в тоже время настолько далеко, чтобы чем-либо помочь.
