Я честно признался, что исчезновение Полярной звезды вызывает у меня беспокойство. Но, не желая, чтобы Кукачин во мне разочаровалась, я попытался скрыть свое беспокойство и подозвал капитана корабля. Насколько мог спокойно, я спросил, что произошло с Полярной звездой и каким образом мы сможем сохранить курс или определить свое местоположение, если у нас нет точной привязки.
— Мы оказались ниже пояса земли, — ответил моряк. — Здесь Полярную звезду просто не видно. И потому приходится полагаться на другие ориентиры.
Он отправил юнгу на капитанский мостик, чтобы тот принес карту, а затем развернул ее передо мной и Кукачин. Карта не была изображением местного побережья и наземных ориентиров, это оказалось изображение ночного неба: не что иное, как нарисованные точки разной величины, символизировавшие звезды различной яркости. Капитан указал наверх, на четыре самые яркие звезды в небе — они были расположены так, словно образовывали христианский крест, — а затем показал на четыре точки на бумаге. Я понял, что карта была точным воспроизведением этих незнакомых небес, и капитан заверил нас, что ему вполне достаточно этого, чтобы управлять кораблем.
— Оказывается, карта так же полезна, как и твой kamàl, старший брат, — сказала мне Кукачин, а затем обратилась к капитану: — Не могли бы вы сделать копию для меня — для моего царственного супруга? Я имею в виду, на случай, если он когда-нибудь пожелает отправиться из Персии на юг.
Капитан подчинился и тут же усадил писца, чтобы сделать копию, а я перестал тревожиться по поводу отсутствия Полярной звезды. Однако я все же испытывал определенное неудобство в этих тропических морях, потому что даже солнце вело себя там странно.
Во время нашего путешествия мне не раз приходило в голову, что солнечный закат там надо было назвать «солнечным падением», потому что солнце не спокойно спускалось с неба каждый вечер и не мягко садилось за морем — оно проделывало неожиданный и крутой прыжок. Не было здесь и раскрашенного яркими закатными красками неба, которым можно полюбоваться, и даже постепенного наступления сумерек, которые облегчали переход дня в ночь. Кажется, только сейчас ты наблюдал яркий солнечный день, и вот в мгновение ока уже наступила темная ночь. И еще здесь не было никакого ощутимого изменения в длине дня и ночи. Повсюду от Венеции до Ханбалыка я привык к тому что летом ночи короткие, а дни длинные, зимой же все наоборот. Но все те месяцы, которые мы плыли по тропикам, я не мог заметить сезонного увеличения или уменьшения как дня, так и ночи. Капитан пояснил мне, что разница между самым длинным тропическим днем в году и самой короткой тропической ночью составляет всего три четверти часа по песочным часам.
Спустя три месяца после отбытия из Гуанчжоу мы прибыли на самый юг Молуккского архипелага. Там находились острова Пряностей, откуда мы должны были взять курс на запад. Но сначала, поскольку пора уже было снова пополнить запасы воды, мы пристали к одному из этих островов, который назывался Большой Явой. Мы впервые заметили его на горизонте рано утром и плыли к этому острову чуть ли не весь день. Издалека он представлялся нам, пассажирам, весьма привлекательным местом. Ветер был теплым и настолько насыщенным ароматом специй, что вызывал головную боль, мы начали даже испытывать головокружение. Остров же представлял собой настоящую шпалеру из роскошной зелени и цветов, море вокруг него было спокойным, прозрачным, цвета молочно-зеленоватого нефрита. Словом, в первый момент всем показалось, что мы нашли воистину райский остров, но, увы, это впечатление было недолгим.
Наша флотилия встала на якорь в устье реки Джакарта, на некотором расстоянии от порта под названием Танджунгприок, и мы с отцом в лодках отправились на берег, прихватив с собой бочонки для воды. Мы обнаружили, что так называемый морской порт был всего лишь деревенькой из бамбуковых домиков, построенных на высоких бревнах, потому что почва здесь представляла собой сплошную трясину. Самыми огромными сооружениями в деревне были длинные бамбуковые помосты с крышами из листьев пальмы, стены у них отсутствовали, и они были плотно забиты мешками со специями: мускатными орехами, корой, скорлупой и порошками — все это дожидалось ближайшего торгового судна, которое пройдет мимо. За деревней мы увидели одни сплошные джунгли, которые были еще гуще и росли все из той же трясины. Склады со специями издавали аромат, который перекрывал миазмы джунглей и вонь, характерную для тропических деревушек. Однако мы узнали, что остров Большая Ява только из вежливости называли одним из островов Пряностей, потому что там не росло ничего ценного, кроме перца. Лучшие специи — мускатный орех, гвоздика, сандал и другие — произрастали на более отдаленных островах архипелага, откуда их просто привозили на Яву, которая находилась ближе всего к морским путям.
Еще мы вскоре обнаружили, что климат на Яве совсем даже не райский, потому что стоило нам только сойти на берег, как началась гроза и мы промокли насквозь. Как нам объяснили, дождь шел на этом острове через каждые три дня и обязательно сопровождался грозой. Помню, в тот первый день это показалось мне настоящим светопреставлением. Я уверен, что после нашего отплытия жители Явы насладились необычайно продолжительным периодом прекрасной погоды, потому что все то время, пока мы там были, погода стояла просто ужасная. Эта первая гроза продолжалась ровно сутки, а потом несколько недель подряд дождь лил без конца, хотя и не всегда сопровождался раскатами грома и сверканием молний, и мы благополучно пережили ненастье, оставаясь на борту корабля, стоявшего на якоре в устье реки.
Наши капитаны намеревались далее отправиться на запад, через узкий проход под названием Зондский пролив, отделявший Большую Яву от следующего западного острова — Малой Явы, которая также называлась Суматрой. Они сказали, что через этот пролив проще всего добраться до Индии, но при этом добавили, что его можно преодолеть только при полном штиле и хорошей видимости. Таким образом, наша флотилия пока оставалась в устье реки Джакарты, где ливень был таким продолжительным и сильным, что с трудом можно было разглядеть Яву. Иногда казалось, что она просто растворилась в дожде и тумане. Но мы знали, что остров все еще находился на месте, потому что каждое утро на рассвете нас будили вопли и завывания гиббонов, раскачивающихся на верхушках деревьев. Хотя этот остров и был не слишком удобен для жизни, он не относился к числу необитаемых — наши лодочники привозили с побережья свежую свинину, птицу, фрукты и овощи, чем разнообразили наш провиант, а специй для приправы пищи у нас имелось в изобилии, однако ожидание становилось утомительным.
