скажут родителям о нем. Но детки-двоечники, естественно, "забыли" это сделать — кому ж охота нарываться на родительский нагоняй? И все возмущение Ольги их учебой и поведением повисло в воздухе.
Особенно донимал преподавателей один вертлявый парень. На вступительных экзаменах он показал крайне низкие знания, но его мать так плакала и просила директора зачислить сына в лицей, что тот сдался. Отец парня погиб от несчастного случая на производстве, и после этого мальчик совсем от рук отбился. Мать надеялась, что, может, хоть в лицее он возьмется за ум.
Но парень учиться никак не хотел. Да и не мог, так как имел пробелы в знаниях едва ли не с начальной школы. Тем не менее, он был из лидеров − и поскольку не мог привлекать к себе внимание класса успехами в учебе, стал привлекать его безобразным поведением на уроках.
Ему ничего не стоило высморкаться на перемене в оконную штору на глазах у ребят, а потом с пеной у рта доказывать, что это сделал не он. Едва учитель отворачивался к доске, как он выкрикивал дурным голосом какую-нибудь глупость и тут же заявлял: “Это не я!”
Ему удалось сколотить группу таких же лодырей, и они взяли верх над классом. Престижной стала не успешная учеба, а способность сорвать урок или поиздеваться над теми, кто послабее.
Ольга с самого начала была против его приема в лицей. Она доказывала, что у них не исправительное, а наукоемкое учебное заведение, где должны учиться только те, кто обладает для этого достаточными знаниями и желанием. Но обычно внимательный к ее мнению директор на этот раз не прислушался и зачислил таки мальчика. Оказалось, его попросил об этом старый знакомый, знавший отца парня. Так доброе дело по отношению к одному ученику обернулось злом для всех остальных.
Родители ребят постоянно возмущались поведением безобразника и частыми драками. Всем было ясно, что слабая успеваемость в классе — следствие низкой дисциплины на уроках. Нужно было принимать радикальные меры, а именно — отчислять парня из лицея. Тем более, что у него за четверть стояли двойки по всем предметам, кроме физкультуры и биологии. Добрая биологичка вообще не ставила двоек. К тому же, парень прогулял больше половины уроков. Поэтому все основания для его отчисления были.
Но директор медлил. Ведь отчисление лицеиста связано с крайне неприятными разговорами в гороно и необходимостью подыскивать школу, согласную принять двоечника. Но руководство этой школы обычно сразу начинало просить принять в лицей какого-нибудь ребенка "нужных" родителей. А тот впоследствии мог оказаться ничуть не лучше отчисленного.
Этого Ольга никак понять не могла. Парню шестнадцать лет — он может и должен отвечать за свои поступки. Если не хочет учиться, зачем заставлять? Пусть идет работать.
Самое обидное, что его компания стала систематически лупить ребят, учившихся хорошо, но не обладавших крепкими мускулами, − иногда за то, что не дали списать или вовремя не подсказали, а иногда просто для острастки, чтоб не выделялись. В итоге класс скатился на последнее место в лицее.
К концу четверти терпение родителей лопнуло, и на собрании они выразили директору свое крайнее недовольство. Почему из-за двух-трех хулиганов должен страдать весь класс? Пришлось тому клятвенно пообещать, что в ближайшее время он соберет педсовет и поставит вопрос об отчислении безобразника, а его компанию разведет по разным классам. Только после этого родители успокоились.
Потом был очень нервный разговор о перегруженности детей домашними заданиями и проблемах с математикой. Эти проблемы возникали ежегодно. Из-за крайне слабых школьных знаний приходилось повторять математику буквально с начальной школы, со сложения и вычитания простых дробей, не говоря уже о десятичных. И одновременно проходить материал десятого класса. Поэтому помимо интенсивной работы на уроках, очень много задавали на дом.
Еще хуже было с изучением физики. За два месяца первой четверти десятиклассники должны были повторить практически весь материал трех предыдущих классов. Ведь большинство из них никогда не решали задач на законы Архимеда, сообщающихся сосудов и прочие, которые изучались в седьмом и восьмом классах. А без этого успешно решать задачи молекулярной физики и термодинамики было невозможно. Вот и приходилось заниматься этим всю первую четверть, − а за оставшиеся полтора месяца короткой второй четверти вталкивать в головы ребят весь материал первого полугодия десятого класса.
Обвинять школьных учителей в слабых знаниях ребят было бессмысленно. Наоборот, при их теперешней позорной зарплате, на которую не смог бы прожить ни один нормальный человек, надо было кланяться им в ножки за то, что учат детей хоть чему-нибудь.
Ольга не раз предлагала ввести факультативные занятия, чтобы разгрузить плановые уроки. Но за сетку часов выходить категорически запрещалось. А о том, что дети часами сидят над уроками дома, лишенные помощи педагогов, составители этих правил не думали.
В общем, проблем с лицеистами было много. Но зато, где бы они потом ни учились, отовсюду приходили только отличные отзывы — марку лицея ребята держали высоко. Большинство из них поступало в "свой" Политех, задавая отличной учебой тон остальным студентам.
Хорошо хоть на кафедре было спокойно. Вошедший в силу Михаил Петрович Сенечкин внимательно отслеживал малейшие намеки на ссоры и конфликты, зачастую бытующие в педагогической среде, и гасил их в зародыше. К Ольге он относился трепетно, стараясь почти все ее советы и предложения воплощать в жизнь.
Весьма плодотворной оказалась система взаимопроверок, придуманная Ольгой. Она внедрила ее сначала в своих группах, а затем после доклада на заседании кафедры — и в остальных. По этой системе каждый студент составлял с десяток задач и сам решал их. Затем на занятиях все обменивались условиями. Теперь каждый должен был решить задачи, составленные товарищем, а тот — его.
Оценки друг другу выставляли сами студенты, а преподавателю оставалось лишь разбираться в спорных ситуациях. Дух соревнования, характерный для молодежной среды, и личные взаимоотношения вносили в этот взаимный контроль столько творчества, остроты и эмоций, что на занятиях скучать не приходилось. Но зато в математику очень быстро влюблялись поголовно все. А знание математики благотворно сказывалось и на изучении остальных предметов — особенно физики и информатики, которые без математических методов усвоить невозможно.
Размышляя над внедрением подобного взаимоконтроля и в лицее, Ольга подошла к подъезду и уже открыла дверь, когда ее окликнула какая-то женщина, видимо давно ее поджидавшая. Она зашла за Ольгой в подъезд и прислонилась к батарее, стараясь согреть озябшие руки. Слабый свет лампочки еще сильнее подчеркивал худобу ее лица. Присмотревшись, Ольга узнала мать Юры Шмелева — того самого
