class="p1">Сабля исчезла. Хан раскинул руки, как принято приветствовать дорого родича:
— Тогда обними меня брат. Единственный, последний раз.
Едва его руки сомкнулись за спиной, Хан растаял — тёмным туманом, дымом костров, сгоревшим пеплом. Хотя нет, не так — просто душа окончательно стала целой. Навсегда.
Посреди бескрайней белизны возникла дверь — с табличкой из воронёной стали с золотым тиснением:
Начальник отдела № 4 восточно-европейского управления смерти, высший жнец Радомир.
Удивительно, но за ней правда оказался кабинет начальника отдела. Впрочем, разве в мире, лишенном материи стоит удивляться таким вещам?
— Я ждал тебя. Садись.
Дождавшись, пока жнец опустился в кресло для посетителей, Радомир по-свойски улыбнулся, но улыбка эта быстро перешла в добрую усмешку.
— Велеслав... Сколько бы мне ни приходилось это делать, а каждый раз странно называть вас по именам в первый раз.
Он покачал головой, потом продолжил уже серьёзно:
— Твоё наказание и твоё служение окончены. Как только мы оформим надлежащие документы, ты отправишься на Небеса. Подождёшь там свою Варвару, а там... боги обычно сентиментальны к таким историям, в следующей жизни вы встретитесь и наконец будете счастливы.
Признаться честно, какая-то его часть страстно желала этого. Чтобы жить, не думая о круговороте душ, не помнить об обжигающем и ледяном дыхание мгновенных переходов, находить радость в простых вещах — обязательно вместе.
Но в целом жнец чувствовал, что не сможет просто и безропотно согласиться на такой исход. Да, можно раскрутить Габриэля на амброзию «по старой дружбе» — и не приходя в себя, с удовольствием скоротать вечность на Небесах. Для него года пролетят, как единый миг — но для Варвары они станут целой жизнью. Она будет его ждать — он знал, обязательно будет, и никогда не дождётся.
«Постарайся не стать для правнучки кем-то таким, как мой комиссар. Чтобы ей никогда не пришлось вспоминать — и сожалеть, что выбрала тебя», — в памяти, как наяву звучал голос призрака прабабушки Елизаветы. Нет, слишком подло будет хотя бы не попытаться к ней вернуться. Просить коллег стереть Варваре память, избавить от тоски — ещё подлее.
К тому же, хотя, когда речь идёт о любви, немного совестно признаваться себе в таких вещах, но жнецу подумалось, что он вообще не хочет ни сейчас, ни потом вновь становится человеком. Начинать с нуля, рискуя опять всё испортить — или остаться бессмертной легендой?
— Шеф, я могу отказаться?
Ему не показалось, что Радомир как-то удивлён этим вопросом. Просто по инструкции обязан был уточнить:
— Отказаться от Небес? Интересно. Ты правда готов лишить себя нового опыта, новых чувств? Почему ты хочешь остаться на границе жизни и смерти?
Только что совершенно неоспоримые причины стали необъяснимо терять убедительность при попытке преобразовать их в связный монолог. Жнец взял паузу, подбирая правильные слова. Наконец он придумал:
— Помните, вы однажды спросили меня, презираю ли я людей? Тогда я растерялся, но сейчас готов ответить на этот вопрос. На самом деле, я восхищаюсь людьми. Они постоянно вынуждены сталкиваться с собственным бессилием, и в первую очередь — с бессилием перед нами, смертью. И всё равно находят в себе силы радоваться, любить, создавать что-то прекрасное. А вот я не смог. Я сошёл с ума, и моё бессилие разрушило десятки жизней. Можете считать меня трусом, можете считать эгоистом, но я больше не хочу рисковать и пытаться. Потому что не могу поручиться, что в следующий раз моё бессилие не спалит в своём горниле весь мир.
— А как же любовь? — Радомир, как и всегда, услышал то, что должно было быть сказано, но не прозвучало.
— Ни в одной инструкции не сказано, что нам это запрещено.
— Не хочешь ждать сейчас? Но ты должен понимать, что всё равно придётся — но потом.
— Это будет потом. Разве не бессмертные лучше всех должны понимать ценность прекрасных моментов?
Начальник некоторое время сверлил его взглядом, потом усмехнулся:
— Я так понимаю, в этот раз вытолкать тебя с работы у меня не получится.
— Ни за что, шеф. Даже если мне придётся вцепиться в это кресло, чтобы всему отделу пришлось меня от него отдирать, — жнец дерзко улыбнулся.
— По правилам ты не сможешь оставаться главным жнецом, — тем временем продолжил Радомир. — Обезличенность, бесстрастность, непредвзятость — основные качества, которые требуются сотрудникам, работающим в полях...
Наверное, это должно было прозвучать, как постулат решительной невозможности реализации его поползновений — но прозвучало всего лишь последним предложением одуматься.
Жнец не собирался ни одумываться, ни отступать. И поэтому молчал.
— Но у нас есть для тебя должность получше, — наконец произнёс высший жнец. Он включил коммуникатор, вызывая секретаря: — Пожалуйста, подготовь бумаги для перевода. Я нашёл нам начальника одиннадцатого отдела.
— Начальника... отдела? — наверное, если бы он в спокойной он сопоставил факты, такой вариант показался бы очевидным, но в тот момент известие стало ошеломляюще неожиданным.
— Меня часто спрашивали, как становятся высшими, и почему у нас есть имена, — Радомир вновь позволил себе улыбку, — теперь ты знаешь ответ: мы те, кто решил остаться.
Он появился в холле совсем тихо, но оставить незамеченным не сумел. Варвара повисла у него на шее, обнимая так крепко, будто стоит немного разжать руки — и он исчезнет.
— Я так боялась, что... они сказали, что мы встретимся только в следующей жизни! Я не хочу в следующей! Я хочу в этой! Сегодня, сейчас, каждый день! Пожалуйста, не говори, что пришёл попрощаться!
— Ну конечно в этой, — жнец нежно погладил её по вздрагивающей спине, — но можно и в следующей, если я не успею до этого тебе надоесть.
— Стало быть, — подал голос Кощей, выглядывая из кухни с миской свежего теста, — с заслуженной отставкой тебя поздравлять не надо?
— Не надо, — запустив свободную руку в карман новоявленный высший жнец Велеслав достал оттуда бутылку дорогого шампанского, — но можно начинать поздравлять с заслуженным повышением!
