Странное испытываешь ощущение в роли военного наблюдателя, очень неприятное ощущение. Тебя как будто оторвали от земли, и ты плывешь, кувыркаешься, потому что не можешь воспользоваться ногами, не имеешь возможности опереться на что-нибудь… Или как будто тебя, совершенно голого, выпихнули в сад, в котором находится множество незнакомых гостей, правда, очень вежливых, обходительных и воспитанных незнакомцев, но тем не менее хорошо видящих и сознающих твою ошеломляющую наготу. Сейчас, перед первым боем с японцами, за которым он должен наблюдать, Дэмон чувствовал себя неловко, казался самому себе чуждым в этой среде, слоняющимся без цели и дела. Он вовсе не создан для такой деятельности. Мессенджейл превосходно подошел бы для такой миссии, он превзошел бы самого себя в этом деле, это был его хлеб — сидеть и наблюдать за развитием событий, отмечать кризисы и контрмеры, делать язвительные замечания, проводить остроумные аналогии… Только самое-то главное, пожалуй, то, что Мессенджейл не взялся бы за такое дело…
Дэмон был крайне удивлен, когда старина Меткаф вызвал его и изложил суть дела. Дэмон смутился, но его сердце бешено забилось от возбуждения. Китай! Через его сознание, словно молния, пронеслись все давние мечты юности. Бесчисленные приключения в песчаных бурях, нефритовые дворцы, закутанные в саваны фигуры, бьющие в огромные медные гонги…
— Конечно, сэр, — ответил он. — Мне очень хотелось бы поехать туда. Только вот я не уверен, достаточно ли хорошо подготовлен к этому. Я совсем не знаю китайского языка и никогда не выполнял обязанности посланника или представителя. Никогда не занимался разведкой. У капитана Маклура в оперативном отделении есть некто…
— Нет, — отрывисто перебил его полковник Меткаф, — я хочу, чтобы поехали вы.
— Хорошо, сэр.
Меткаф поднял руки, сцепил их за головой и откинулся на спинку стула. Это был высокий человек с горбинкой на большом носу, с ощетинившимися рыжими волосами, с забавным хохолком над каждым ухом.
— Мне нужен боевой офицер. Говорят, что вы стойкий и выносливый солдат… — продолжал он сухим сардоническим голосов. — Что вы задаете тон на марше и способны идти даже тоща, когда все другие валятся от усталости. И что на следующий день вы всегда готовы к новому, еще более трудному переходу. Это правда?
— Э-э… — Дэмон растерялся на какую-то долю секунды. — По существу это соответствует действительности.
— Ну и отлично. Это как раз то, что мне нужно. Нужен такой человек, который может перенести все невзгоды и не скиснет, не выйдет из строя. А эти неженки, черт знает что воображающие из себя лингвисты, мне не нужны; пусть их забирают другие.
Монк Меткаф слыл оригиналом. Один из привилегированных выпускников Гарвардского университета, он завоевал блестящую репутацию во Франции, во время службы в штабе Булларда. После этого он немало удивил и даже вызвал к себе презрение всех высших чинов армии тем, что попросился в разведку, да еще в такие времена, когда эта служба представлялась многим не чем иным, как пристанищем для некомпетентных и не находящих себе применения бездельников. Но Монк показал себя на этой службе совсем в ином свете. Он исчерпывающе освещал воину Абд-эль-Керима против объединенных сил Франции и Испании в Марокко, внимательно следил за греко-турецким конфликтом и находился в Шанхае в 1927 году, когда Чаи Кайши разгромил Рабочую армию. Он свободно говорил на восьми языках и мог объясняться еще на двадцати, его аналитические очерки в «Инфантри джорнэл» были гордостью и огорчением разведывательной службы. Он играл на гобое и знал об Азии значительно больше, чем любые три человека, вместе взятые, и у него были вечные неприятности с Вашингтоном.
— Я хочу послать вас на север, — проговорил он сквозь зубы, держа во рту погасшую сигару. — Посмотреть, что там происходит.
— Вы имеете в виду Дунбэйскую армию, Маньчжурию…
— Нет. Еще дальше. Дэмон удивленно заморгал:
— Тогда — партизаны?
— Да. — Взгляд Монка сделался свирепым. — А что удивительного вы находите в этом?
Дэмон не удержался от улыбки.
— Э-э… Насколько я понимаю, ничего, сэр… Только я не…
— Они воюют с японцами, правда ведь? — перебил Дэмона Монк и, не дав ему ответить, продолжал: — Можете не сомневаться, воюют. И должен сказать вам, воюют куда больше и лучше, чем эти самоуверенные и надменные гоминдановцы. — Он поднялся со стула и, засунув свои длинные руки в задние карманы брюк, начал расхаживать позади стола. — С лица похож на молодца, а в душе овца… — отрифмовал он нараспев. — Кто сказал так, Дэмон?
— Не знаю, сэр.
— Вот и хорошо! Если вы сказали бы мне кто — я выгнал бы вас. Мне надоели эти всезнайки, до смерти замучили схолиасты, которые могут переложить поэмы Чосера на язык урду, но не способны добежать до отхожего места без того, чтобы у них не началось сильное сердцебиение. Назовите мне офицера, который мог бы делать все, что делает рядовой первого класса, да чтобы в два раза быстрей, чем рядовой. Боже, назовите мне хоть одного офицера, который думал бы как рядовой солдат!
Дэмон решил, что Монк не хочет слышать ответа на это восклицание, и был совершенно прав, потому что тот, не ожидая, пока капитан что-нибудь скажет, продолжал:
— Говорят, у вас непредубежденный ум. — Он бросил на капитана мрачный подозрительный взгляд. — Вас я об этом спрашивать не намерен — любой дурак скажет про себя, что у него непредубежденный ум. Калвин Кулидж сказал бы вам, что у него именно такой ум. То же самое сделал бы и Савонарола. — Он сердито дернул себя за хохолок жестких рыжих волос. — Но вам довелось перенести много хлопот и забот, достаточно, чтобы можно было предположить, что вы действительно обладаете непредубежденным мышлением. Прав я?
— Да, мне пришлось пережить многое, сэр.
Меткаф затрясся в откровенном ехидном хохоте и провел костяшками пальцев по верхней губе, вправо и влево.
— Я знаю. В министерстве вы почти у всех числитесь в черных списках. — Он снова начал энергично ходить взад и вперед. — За исключением, пожалуй, хороших пехотинцев, — пробормотал он после некоторой паузы и, покосившись на выщербленный и осыпающийся потолок, повторил: — За исключением тех неприметных людей, которые достойно сражаются в этих проклятых войнах…
Меткаф наклонился и присел на корточки за своим столом так быстро, что Дэмон опешил. Выдвинув один из ящиков стола, он достал разбухшую папку-скоросшиватель из манильской бумаги и две брошюры и шлепнул все это на стол.
— Вот, изучите это все. Я имею в виду заучите все наизусть.
— Слушаюсь, сэр.
— Времени у вас мало. Впрочем, подождите, вам, пожалуй, и вот это не помешает. Пять тысяч слов. — Он взял с полки позади себя маленький толстый словарь в синей обложке и швырнул его на стол, к папке и брошюрам. Садясь на стул и наблюдая, как капитан пристраивает под мышкой папку и книги, он сказал:
— Дэмон…
— Слушаю вас, полковник…
Лицо Монка неожиданно стало грустным, ласковым.
— Дэмон, они ведут там совсем новую, невиданную нами войну. И они выигрывают ее… — Он снова дернул себя за хохолок. — У них нет самых элементарных, на наш взгляд, вещей и тел не менее они побеждают! Не везде, конечно. Но то в одном, то в другом месте одерживают победу. Они связывают своими действиями пять японских дивизий. Если все, что я слышу о них, если хотя бы половина того, что о них говорят, правда, то это одна из важнейших перемен, происшедших в этом столетии в методах ведения войны. — Он широко улыбнулся, снова поднялся со стула и оперся руками о стол. — Как и почему, Дэмон! Мы должны знать, как и почему они одерживают победы!..
Дэмон достал две пары полевых ботинок, разносил их, смазал жиром; разыскал самый легкий спальный мешок и пальто из овчины; приобрел маленький и прочный медный чайник для кипячения воды; достал свои старые солдатские столовые принадлежности и складной брезентовый умывальный таз; сходил в амбулаторный пункт и взял там йодную настойку, хинин, висмут, болеутоляющее средство, аспирин и моток липкого пластыря. По ночам он читал и перечитывал данные ему книги, запоминал па-звания, имена, обычаи и правы или выводил один за другим замысловатые иероглифы до тех пор, пока они не врезались в память. Он собирался в Китай. Собирался в самый далекий уголок мира и хотел попасть туда подготовленным…
Но он очень ошибся в реакции Томми.
— Не может быть, Сэм! — Она пристально смотрела на него, ее губы дрожали; энергично покачав головой, она продолжала: — Ты шутишь, Сэм. Это невероятно, ты просто шутишь…
— Нет, — перебил он ее, — это правда.
— Китай! — воскликнула она. — Но ведь через шесть месяцев тебя должны перевести отсюда, мы смогли бы уехать из этой несчастной отвратительной парилки. Мы смогли бы поехать домой!..
