молчание со временем становилось все напряженнее и неприятнее. Да, Ферот определенно не нуждался в ответе, но все же очень хотел его услышать.
— Они нанесут ущерб Атланской империи, — осторожно подбирая слова, произнес Ирьян. — Пострадает репутация правительства, начнутся волнения среди народа…
— Вот именно! — воскликнул Ферот, перебив бригадира. Впрочем, тот был даже рад, что ему не придется договаривать. — А ты слышал этого престарелого наглеца? — епископ резким движением ткнул пальцем в сторону дома старосты: — Он посмел требовать с меня плату! С меня! С атлана! Ему представилась возможность сделать вклад в благое дело, а он думает лишь о возмещении убытков! И что же произойдет, если авторитет Атланской империи пошатнется? Сотни таких же обнаглевших управленцев тут же начнут предъявлять надуманные права и нелепые претензии! Сейчас они просто жалуются на налоги, но могут и вовсе перестать повиноваться, объясняя это неспособностью правительства защитить их интересы, имущество и жизни! Они отвернутся от нас, отвернутся от Света! Вот чем опасен Ахин, вот чем опасен его союз с демонами Пустошей!
Ферот медленно выдохнул. За последнее время он сомневался очень во многом, балансируя на грани ереси. Но одно епископ знал наверняка — нельзя допустить возникновения беспорядков в стране. А для этого нужно поймать одержимого. Все очень просто.
— Он посмел требовать с меня оплату, — устало повторил атлан. — Эти люди… Я уже начинаю думать, что мое стремление восстановить порядок в Атланской империи ничего для них не значит.
— Они избалованы хорошей жизнью, — прищуренные глаза Ирьяна пробежались по большим домам и аккуратным садам Бирна. — Здесь, рядом с Камиеном, одержимый не представляется им хоть какой-то угрозой. А вот сборщик налогов, пришедший раньше срока, вполне способен вызвать панику.
— Но требовать с меня деньги за то, что я пытаюсь их защитить?! — внутри Ферота снова вскипело возмущение.
— Защитить, используя их ресурсы, — заметил бригадир. — И они видят не защиту, а всего лишь лишние затраты.
— Не пытайся оправдать старосту, ты же знаешь, что он неправ. Я имею право снабдить экспедицию за счет тех, ради кого мы рискуем своими жизнями. Все справедливо! Да он сам должен был предложить это!
— Я никого не оправдываю. Орин — редкостный хапуга, согласен, — Ирьян покосился на дом старосты и задумчиво взялся двумя пальцами за седой ус: — Я говорю о разных взглядах на ситуацию. Они исправно платят налоги, но не хотят тратиться на то, что, по их мнению, им не грозит. И для них это тоже справедливо.
— Справедливость одна для всех, — поморщился Ферот. Ему не нравилось то направление, куда намеревался свернуть разговор, потому что оправданность собственного негодования уже вызывала сомнения. Новые сомнения, как будто ему старых мало… — Иначе какая это справедливость? Если каждый будет думать, что он прав, и начнет поступать по-своему, то наступит анархия.
«Просто согласись со мной, пожалуйста».
К сожалению, Ирьян не умел читать мысли.
— Значит, жители Бирна не правы в том, что хотят получить за свой труд оплату?
— Защита… — начал было епископ.
— Учтена в налогах. В немаленьких, кстати.
Прозвучало не очень уважительно, но пожилой бригадир тонко чувствовал моменты, когда его мнение имеет вес. И сейчас атлан готов прислушаться к нему.
— Налоги — это налоги, — буркнул Ферот. — А у нас чрезвычайная ситуация.
— Урожаю и стадам плевать на то, какая сейчас ситуация, — возразил Ирьян. — От того, что нам что-то надо, зерна и скотины больше не станет. А если часть запасов испортится, то, с учетом поборов, крестьяне будут вынуждены как-то изощряться, чтобы не голодать целый сезон.
— Придется потерпеть.
— Но только им, верно?
Ферот молча потупил помутневший взор.
«Как смеет этот человек так дерзко разговаривать со мной? — попытался разозлиться на него атлан, но почему-то начал испытывать лишь неприязнь к самому себе. — Да потому что он прав…»
Вообще, получалось, что правы тут многие. Ирьян прав, Ферот прав и даже староста Орин по-своему прав. Справедливость относительна, а истина многогранна. Следовательно, и одержимый может быть в чем-то правым.
«Вот уж нет. Точно нет! Только не он! — нервно усмехнулся Ферот, почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок. — Чтобы мерзкое отродье Тьмы могло мыслить правильно? Здесь, в озаренном Светом мире? Немыслимо… Уму непостижимо! Только путь Света абсолютно верен, истина заключена в добре! Зло ни на что не способно, у него не может быть правды. Ни своей, ни чужой!.. Хотя… почему нет?.. Я ведь не знаю. Я ничего не знаю. Зачем Ахин это делает? Чего он пытается добиться? И главное… вдруг именно он поступает правильно?..»
Дыхание атлана участилось, его кожа посерела, взгляд безумно метался из стороны в сторону, как будто пытался найти ответ во вращающемся с сумасшедшей скоростью мире. Звезды на ночном небе превратились в сияющие линии, пересекающие размазанное лунное пятно, дом старосты, обеспокоенное лицо Ирьяна, землю…
Ферот потерял сознание.
— Тебе нужны твои сомнения?
Атлан открыл глаза, но его окутала такая непроницаемая мгла, что даже сквозь сомкнутые веки он смог бы разглядеть больше, нежели всматриваясь в мрачную бездну. Но там определенно что-то есть. Или кто-то.
Голову епископа пронзила игла боли и разделилась на несколько частей, рассыпавшихся впоследствии мельчайшими осколками, чтобы проскользнуть по всему телу нестерпимыми мучениями.
Ферот застонал. Он инстинктивно попытался схватиться за голову, но тут же обнаружил, что рук у него нет. Ни рук, ни ног, ни тела, ни даже многострадальной головы. Только боль.
— Отдашь их мне?
Голос раздавался отовсюду. Звуки будто бы рождались внутри атлана, разлетались во все стороны, отражались от незримых границ и возвращались обратно, ввинчиваясь в пустоту, из которой сплетен сам Ферот.
— Какой-то бред… — пробормотал епископ, как только ирреальные спазмы отступили. — Что все это значит?
— Я говорю: отдай мне свои сомнения, если они тебе не нужны.
Атлан усмехнулся. Все понятно — он позорно валяется в обмороке перед людьми, а изнуренный воспаленный рассудок что-то нашептывает ему. Как интересно. Наверное, именно так сходят с ума.
— Забирай! — великодушно разрешил Ферот, широко улыбнувшись.
— Как щедро.
Боль, норовившая вспыхнуть с новой силой, внезапно исчезла. Мысли понемногу пришли к единому порядку, и впервые за очень долгое время епископ почувствовал, что может спокойно подумать о… обо всем.
— А надо-то было всего лишь довести себя до изнеможения и свихнуться.
— Совсем немножко. Ты вовремя остановился.
— Что ж, хорошо. Наверное. Сумасшедшим-то легко живется.
— Только сами они этого не могут понять. Наверное, из-за страхов, которые в здравом уме невозможно даже представить. Или из-за путаницы, когда вещи вокруг оказываются не тем, чем являются в действительности, отличающейся от реальности. Или из-за постоянного ощущения…
— Ладно,
