поверить ей во всём.
Но Кондрат был не из тех, кто верит людям. Кондрат был из тех, кто всех подозревал.
— Лита-ка-шна-кай, — по слогам повторила девушка. — Можете звать меня Лита. А я вас Кондрат. Или всё-таки правильнее Кондратий?
— Кондрат, — ответил он.
— Почему не Кондратий?
Потому что, когда в его мире он кого-нибудь ловил, все сразу говорили, что преступника схватил Кондратий. Да только это звучало в рации «хватил Кондратий», что вызывало много неловких моментов. Поэтому его знали как Кондрат и звали Кондратом, чтобы избежать глупых недопониманий.
— Просто Кондрат.
— А ударение на «о» или на «а»?
— Это так важно? — нахмурился он.
— Ну называть неправильно имя человека — это проявлять к нему неуважение. А я, как-никак, хорошего о вас мнения.
— На «о». Ко́ндрат.
— Как скажете, — улыбнулась Лита, хотя ударение она бы поставила, конечно в другое место. — И многих Кондратий схватил?
— Очень остроумно. У вас есть фамилия?
— Мы не пользуемся фамилиями, Кондрат. Наше имя одновременно и фамилия. Всё в одном. Очень удобно.
Но уж точно не выговаривать.
— Как вы стали ведьмой?
— Можно на «ты», а то я чувствую себя слишком старой, — попросила Лита.
— И сколько же вам лет?
— В этом году исполнилось всего шестьдесят три года.
Всего шестьдесят три. Видимо, понятия старости у ведьм несколько иное, потому что Кондрату уже пятьдесят один год ударил, и он уж точно не чувствовал себя молодым. Реакции не те, силы не те. Разве что мозг исправно работает, но тело уже успело потерять былую форму, не дотягивая до того уровня, что у него был лет в двадцать-тридцать лет.
— А отвечая на ваш вопрос, — продолжила ведьма, — нас забирают ещё детьми. Находят тех, кто обладает задатками к управлению силой. Или магией, если так удобнее. Забирают из семьи, чтобы мы бед не натворили и обучают пользоваться и жить с магией. Всё почти то же самое, что и с магами, однако процессы у нас проходят несколько иначе.
— Насколько?
— Мы более восприимчивы к ней.
— Почему?
— Потому что мы женщины, — улыбнулась она. — Как-никак, но мужчины и женщины — не одно и тоже. В твоём возрасте, я думаю, это хорошо известно.
— Значит, ты не помнишь своих родителей?
— Не-а, не помню. Но уверена, что их уже нет в живых. Да и родители не те, кто тебя родил, а те кто вырастил, верно?
— И никогда не было интересно, кем они были?
— Интересно. Они были обычными крестьянами в сельской местности на юге Ангарии. У них была своя небольшая ферма. Сейчас там живут их внуки. Да, знаю, ты хочешь спросить, не хотелось ли мне встретиться со своими родственниками и ответ — нет, не хотелось. У меня своя семья.
— А у ведьм есть семьи?
— Набиваешься мне в женихи? — хихикнула Лита, не обращая внимания на серьёзность Кондрата. — Некоторые ведьмы выходят замуж, да, но это случается не часто. Ты живёшь долго и успеваешь увидеть, как умирает твой муж, твои дети и иногда даже внуки. Зачем себя обременять подобным? Болью утраты и грустью по поводу собственной долгой жизни? И я вижу, что ты хочешь спросить. Нет, плотские утехи нам не чужды, пусть мы и не злоупотребляем этим.
— А дети ведьм рождаются со способностью к магии?
— Когда как, но чаще всего — да. Одни становятся магами, другие ведьмами.
— А некоторые колдунами, — заметил Кондрат.
Она кивнула.
— Не все идут по хорошей дорожке, увы. Но это случается и без нашего прямого участия. Некоторые дети просто становятся плохими людьми. Империя это знает и потому старается всячески это контролировать.
— Почему вас преследует инквизиция? — поинтересовался он.
— Потому что мы — угроза для империи, — она ответила так, будто это было само собой разумеющееся.
— А маги не угроза?
— Тут дело в ином. Представь, что в Ангарии наберут силу женщины. Что они будут иметь достаточно могущества, чтобы выдвигать свои требования. Что в одной стране станет две силы, которые будут перетягивать власть на себя. Что женщины смогут потребовать права равные мужчинам. У вас это называется равноправие, у нас это называется угроза имперской безопасности.
— Но тем не менее вы этим не занимаетесь.
— Ну потому что у нас и сил после чисток инквизиции гораздо меньше, и интересы иные.
— Какие же?
— Познать мир вокруг и попытаться сохранить его от людей, которые любят открывать двери куда не следует.
Кондрат не верил, что именно в этом заключались их цели. Тот, кто имеет в руках дубину, рано или поздно захочет ею воспользоваться в своих интересах. Да, бывают те, кто стремится больше к познанию, чем контролю мира, но таких немного, и рано или поздно кому-то придёт в голову, что можно воспользоваться полученными силами в совершенно иной плоскости. Он уже это проходил, уже это видел.
— А теперь твой черёд, — придвинулась Лита ближе. — Расскажи, что именно ты видел.
— Зачем тебе это?
— Для того, чтобы знать, с кем мы имеем дело, и чего стоит опасаться от их вмешательства. Мир — вещь столь же хрупкая, как и наполненный водой бокал. Стоит чуть сильнее стукнуть по нему, и тот сразу разрушится. И в этом плане мы солидарны с магами, которые охотятся на подобных людей. Нельзя дырявить лодку, в которой вы все вместе плывёте. Мы это понимаем так же, как и имперские маги. В этом плане цели у нас совпадают.
Кондрат молчал. Его взгляд бегал по бутылкам за барной стойкой на полках, однако все мысли крутились вокруг вопроса, стоит ли ведьме рассказывать то, что он видел. Если с магами понятно, то какие цели преследуют ведьмы в действительности? Не используют ли они это против своих врагов.
Но с тем его не покидали и другие мысли. Ведьмы тоже могут не греть желанием, чтобы кто-то пытался создавать проблемы, которые обрушатся на всех сразу. И иногда враги становятся невольными союзниками, которые, по итогу, борются за одно и то же.
Поэтому вопрос, рассказывать или нет…
Вряд ли они узнают то, что сможет действительно что-то изменить. К тому же он хотел надеяться, что его взор ещё не настолько затуманился, чтобы не отличить тех, кому можно
